тебе. Но… я не понимаю, почему ты винишь меня во всем, что пошло не так в твоей жизни.
— Ты должна была исчезнуть, — говорит она, и по ее щекам текут свежие слезы. Выражение ее лица так искажено гневом, что я даже не могу ее пожалеть. Я не узнаю в этой Маре беззаботную женщину, которую мы с Эвардом любили.
— Мне жаль, — и это правда. Никогда в жизни я не чувствовала большего раскаяния. — Но я не могу изменить то, что произошло.
— «Прости» ничего не исправишь, — шепчет она. — Каллен собирается убить моих детей; Я просто знаю это.
— Мара, ты не знаешь, — говорю я, открыв рот от этой мысли.
— Они — королевские наследники, Ева. У них больше прав на трон, чем у Каллена.
Я качаю головой, потому что не верю, что мальчики Мары в опасности.
— Именно тот факт, что они королевские наследники, сохранит им жизнь, Мара, — отвечаю я ей. — Корсика об этом позаботится.
— Ты ошибаешься. Каллен — это Корсика.
— Не верю, — отвечаю я, стиснув зубы.
Какое — то время она ничего не говорит, и я вижу, что она снова плачет. Понимая, что эта ссора ничем не поможет ни одной из нас, я спрашиваю:
— Чем я могу помочь?
— Возвращайся на Корсику, — немедленно говорит она и поворачивается ко мне, вся враждебность в ее выражении исчезает, и она кажется той Марой, которую я знала так давно.
— Мара…
Она сцепляет руки, будто буквально умоляет меня.
— Нам даже не нужно оставаться надолго, Ева. Всего несколько месяцев, чтобы мы могли составить план, и на этот раз я смогу взять с собой своих детей. И… и когда мы сбежим, на этот раз мы отправимся вглубь суши. Достаточно далеко, чтобы Каллен не мог нас найти.
Мое горло сжимается.
— Мара, ты знаешь не хуже меня, что если мы вернемся на Корсику, нам уже никогда не сбежать. Если Каллен не убьет нас за нашу неверность, он навсегда оставит нас в тюрьме.
— Каллен никогда не убьет тебя.
— Я в это не верю, — я вздыхаю. — Я выставила его дураком, и он этого не потерпит.
— Тогда ты даже не подумаешь о возвращении.
Я смотрю на нее.
— Мара, ты же знаешь, что я не могу.
Неприкрытый гнев на лице Мары подобен удару кулаком в грудь.
— Может, было бы справедливо, если бы он убил нас, — язвительно говорит она. — Поскольку ты оправдываешь убийство детей.
— Это совсем не то, что я делаю, и это несправедливо.
— Но это правда!
— Это неправда, — настаиваю я. — И более того, я не знаю, почему ты думаешь, что Каллен причинит боль твоим мальчикам. Они еще не в том возрасте, чтобы занять трон, и еще очень долго не будут. Мало того, сообщество русалов восстало бы против Каллена, если бы он даже попытался тронуть их. И он это знает. Он может жаждать власти, но он не глуп. И он ни за что не стал бы рисковать яростью Корсики, ранив детей Эварда.
Мара просто смотрит на меня, но ничего не говорит несколько секунд. Затем, когда она, наконец, снова говорит, ее глаза сужаются и становятся жесткими.
— Сойер должен знать, насколько бессердечна его девушка.
— Это совершенно несправедливо и неуместно, — говорю я, начиная вставать, нуждаясь в том, чтобы уйти от нее.
— У него тоже есть дети, и я уверена, что он чувствовал бы то же самое, что и я, если бы они были в опасности.
Я не могу сдержать гнев, который омрачает мой голос, когда я снова говорю:
— Сойер не имеет к этому никакого отношения, и я не ценю, что вы втягиваете его в это.
Мара продолжает смотреть на меня.
— Ты бы вернулась на Корсику ради них, ради детей Сойера?
Я отряхиваю ноги от песка, а затем качаю головой, гадая, сможем ли мы когда — нибудь снова сойтись во взглядах.
— Этот разговор окончен, — говорю я, но все это время пытаюсь найти способ — по крайней мере, в уме, — освободить мальчиков Мары и взять их с собой на сушу.
Прежде всего, мне нужно уйти от Мары. Я поворачиваюсь и иду вверх по тропинке, ведущей между деревьями.
— Ты хуже Каллена, ты в курсе? — кричит Мара вдогонку. — По крайней мере, он не притворяется хорошим.
Я делаю глубокий вдох, а затем заставляю себя двигаться дальше, хотя ее слова все время звучат у меня в ушах, как клаксоны.
Глава пятнадцатая
Измученная кошмарами о Каллене, скрывающемся в каждой тени, я плохо сплю этой ночью.
Я ворочаюсь следующие пару часов, прежде чем, в конце концов, решаю, что моя битва со сном проиграна, и вытаскиваю себя из постели.
Мысли, которые Мара вбила мне в голову прошлым вечером, продолжают крутиться в сознании, словно кружащие акулы, только и ждущие, чтобы укусить. Все, что я могу сделать, это затолкать их в темные уголки моего мозга и оставить там для дальнейшего исследования.
Но я хочу попытаться найти способ освободить детей Мары. Я не верю, что Каллен представляет для них угрозу, но и хочу, чтобы она воссоединилась с ними, потому что я вижу, насколько она несчастна. Проблема в том, что я не знаю, как выпустить их из Корсики, не подвергая себя опасности.
Кухня внизу пустая.
В раковине нет мисок или тарелок, которые намекали бы на завтрак, а кофеварка пуста, что говорит о том, что я проснулась первой. Странно, потому что Майер обычно встает первым, поскольку к тому времени, когда я успеваю встать с постели, он уже выпил свою первую чашку кофе. Я думала, что вставала рано, но оказалось, что я ошибалась.
Учитывая ранний час (солнце едва встало), я полагаю, что оба моих соседа по дому все еще спят. По мере того, как мысли о Маре возвращаются в мой разум, я стараюсь не обращать внимания на сопровождающие их приступы вины и гнева. Я просто ненавижу то, как мы оставили все на пляже — я надеялась, что время позволит нам все наладить, а не испортить еще больше. Вскоре моя вина превращается в гнев, когда я вспоминаю слова, которые она мне сказала.
Я не такая, как Каллен. Нет.
Не желая сосредотачиваться на уродливых мыслях, я переключаюсь на тему завтрака и, приближаясь к холодильнику, открываю его и слышу звонок телефона. Я решаю не обращать на это внимания и начинаю рыться в коробках с доставкой с прошлой недели, приправах и пакетах с овощами в поисках яиц,
