– Если ты хоть раз еще увидишься с ним, я потребую свое кольцо обратно. Если хоть раз увидишься, нашей помолвке – конец, – сказал Трип. Он буквально дрожал от гнева, и она почувствовала на лице его горячее дыхание. – Ты меня слышишь? Ты понимаешь меня?
Диди молча кивала головой, отступая, шаг за шагом, все дальше. Угроза Трипа была нешуточной, серьезнее ни он, ни она ничего и представить себе не могли. Он действительно так сделает, и Диди это знала.
– Так ты поняла? – требовал он ответа. Подняв сложенную газету, он завертел ею в воздухе, как дубинкой, совсем близко от лица Диди, едва не задевая ее, а она, все отступая назад, наткнулась на стул и чуть не упала.
– Ты меня слышишь? Ты поняла меня?
– Да, Трип, поняла, – сказала Диди прерывающимся голосом, стараясь одновременно и на ногах удержаться и защитить лицо от возможного удара.
– Да, тебе лучше это понять, – прорычал Трип. Затем, сделав над собой видимое усилие, он злобно швырнул газету на ковер. Затем Трип в бешенстве схватил кочергу, стоявшую у камина, и как сумасшедший начал колотить ею по газете. Скоро от бумаги остались одни клочья. В ужасе от этого взрыва Диди пугливо вжалась в дальний угол комнаты, боясь кричать, боясь пошевельнуться, чтобы не напомнить о себе – истинной причине его ярости.
А пока он вымещал свое неистовство на газете, Диди вдруг вспомнила, как несколько лет назад Трип, разозлившись на лошадь, отказавшуюся в третий раз взять барьер, вдруг спешился, выхватил из барьера тесину и стал бить животное. Диди, очень рассердившейся на такую жестокость, едва удалось вырвать палку у него из рук. И тогда, и теперь между ними настал молчаливый момент полного понимания, редкий в их тщательно отрепетированных отношениях: когда Трипу что-нибудь угрожает, когда он в ярости – он может быть опасен, и оба это знали.
Уже почти обессиленный яростной атакой на газету, Трип высоко поднял кочергу над головой и злобно, в последнем порыве ярости, ударил по стеклянной горке с хрусталем. Осколки брызнули на ковер, а Трип, пошатываясь, пошел к выходу. У двери он обернулся и взглянул на бледную, дрожащую Диди.
– Я сделаю так, как говорю, Диди, – сказал он тихо, и в его голосе звучала смертельная угроза, а глаза стали глазами убийцы. – Если ты хоть раз еще увидишься с ним, нашей помолвке – конец. Я потребую обручальное кольцо обратно и оглашу причину разрыва.
В тот вечер Диди помирилась с Трипом, но поняла, что в его характере есть сторона, проявления которой она видела очень редко. Но эта мрачная сторона ее пугала. Все же она решила больше не встречаться со Слэшем, как и обещала. Ей очень претило украдкой бегать на свидания, она ненавидела возникающее при этом чувство вины, ей не хотелось причинять Трипу боль. А главное – она знала, что Трип действительно потребует кольцо назад и расторгнет помолвку, если она хоть раз увидится со Слэшем. Наказанная и напуганная яростной вспышкой жениха, она твердила себе, что не станет жертвовать своими мечтами и надеждами иметь счастливую семью ради такого ничтожества, как Слэш Стайнер.
– Я получила урок, – сказала она матери, – и на этот раз я его усвоила. И больше никогда в жизни не встречусь со Слэшем Стайнером.
Ей было нетрудно сдержать обещание, потому что никто не подвергал его испытанию. Слэш просто больше не звонил. Словно он исчез с лица земли, и Диди, виноватая, ничего не понимающая, растерянная, старалась не задумываться над тем, что происходит. Тем временем она медленно подвигалась к приближающейся дате свадьбы, словно преступник – к виселице.
V. РАЙ
Ранние шестидесятые были первым периодом в истории общества, когда человек, приглашенный обедать и оставшийся на танцевальный вечер, мог быть просто-напросто парикмахером. Большую часть жизни он проводил как добропорядочный гражданин и чуть ли не ежевечерне доказывал это. Взаимное влияние общественных сил и законодателей стиля оказалось одним из самых долговременных наследий шестидесятых годов, повлиявшим и на восьмидесятые, и узы дружбы, взаимной выгоды и благоприятельства, соединяющие звезду парикмахерского дела и владельца салона, приносящего миллионный доход, с видным общественным деятелем и светской знаменитостью, по имени Пол Гвилим, вновь позволили встретиться Диди и Слэшу.
Диди была знакома с Полом и его сестрой Аннет с тех самых пор, когда все они посещали танцкласс мисс Браунинг на Парк-авеню. Пол и Аннет обладали не только независимыми средствами, но и независимым мышлением. Из всех девочек, с которыми росла Диди, только Аннет теперь работала. Она получила лицензию на брокерское дело и, опираясь на свои социальные связи, личное обаяние и очень неплохие могзи, занялась продажей кооперативных квартир.
Из всех мальчиков, с которыми росла Диди, Пол единственный не стал ни юристом, ни служащим на Уоллстрите. Используя свои общественные связи, личное обаяние и очень неплохие мозги, Пол стал набирающим популярность сотрудником организации по изучению общественного мнения и рекламодателем. И работал для Нелли Сондерсон, чья фирма занималась исследованием тенденций в области моды и красоты, хотя сама Нелли определенно не следила за модой и совершенно не была красива.
Ростом Нелли была всего четыре фута, и у нее был гадючий характер. Голос ее скрипел, как ногти о грифельную доску, а линии приземистой фигуры напоминали пивной бочонок. Она всегда носила с собой большие деньги в дешевом черном бумажнике, купленном в универмаге С. Клейна, и, начав работать в пыльной, дешевой конторе на втором этаже деликатесной и кошерной лавки, переехала в центр самого престижного района Западной Сорок седьмой улицы. О ней говорили, что она бьет непослушных шоферов зонтиком по голове и наставляет недостаточно прилежных служащих с помощью скоросшивателей и других предметов легкодвижимого конторского имущества.
Нелли была вдовой, и муж ее, несомненно, умер от долгого с ней общения. Ее лучшая подруга была особа пенсионного возраста, которая поставляла шарфы и другие аксессуары для фирмы «Сакс» на Пятой авеню и отличалась таким гнусным и злобным характером, что только это и позволяло ей сохранять спокойствие, когда Нелли, что бывало нередко, впадала в истерику. В обязанности Пола входило сопровождать Нелли на все, могущие быть полезными, вечеринки и приемы и следить за тем, чтобы так или иначе, но имена клиентов Нелли и сведения об их вечеринках попадали в газеты.
Одним из самых значительных клиентов Нелли была фирма «Маркс и Маркс», огромная и в высшей степени доходная компания, которой принадлежали парикмахерские в больших универмагах по всей стране. Хотя компания называлась «Маркс и Маркс», во главе ее стоял Маркс единственный, и многие говорили, что и одного более чем достаточно. Леон Маркс, ростом в пять футов с небольшим, подходил Нелли более чем: он бросался на неугодивших ему людей с горячими щипцами для завивки.
