полюбила.
С тех пор в этом роду уже много поколений серебряный бокал передаётся от матери к дочери. Но услышать его чудесную песню может только та, чьё сердце полюбило чистой и верной любовью.
Почему сова кричит только ночью
Пошёл как-то пёстрый лесной голубь прогуляться. Шагает он по тропинке и вдруг видит — навстречу ему бредёт рогатая сова с большим узлом на спине.
— Куда это ты собралась, сестрица? — спрашивает голубь.
— Да вот, решилась переселиться, — отвечает сова. — Хорошее, просторное дупло у меня было на западе, а мышей да лягушек и не переесть! Не знаю, что ждёт меня на восточном краю леса. Боюсь, плохо там будет.
— Так зачем же ты переселяешься?
— От обиды, — сказала сова. — Людям, видишь ли, голос мой не понравился. Только запою — они браниться начинают: ну, говорят, опять заухала да заскрипела, до чего же противный голос, просто хоть уши затыкай! А мальчишки камнями швыряют, один раз чуть лапу мне не перебили. Вот и приходится на старости лет покидать насиженное место. Не лишать же себя удовольствия спеть песню, другую.
— А голос у тебя, сестрица, и вправду противный? — спросил голубь.
— Что ты! Голос у меня хороший, громкий, — ответила сова. — Да вот посуди сам.
Сова пошире разинула клюв и оглушительно закричала:
— У-гу-у, ух-у-ух!
Голубь даже подскочил.
— Да, — подтвердил он, — голос у тебя действительно громкий. Но вот, что я тебе скажу, сестрица: напрасно ты переселяешься. На востоке твоё пение понравится не больше, чем на западе. Постарайся лучше научиться петь по-другому.
Подумала сова, подумала и говорит:
— Твоя правда! Попробую изменить голос.
И она повернула назад, к старому дуплу.
Но изменить голос оказалось совсем нелегко. Сова пробовала и так и этак. Пела она громко и тихо, протяжно и коротко, тоном повыше, тоном пониже… Однако, как ни старалась сова, всё получалось на один лад. Ей самой её песни нравились, а другим — нет.
Вот сова и решила петь только по ночам, когда все крепко спят. Ничего другого ей не оставалось.
Так-то!
Яо-Мягкое ухо
В деревне Яоцзячжуан жил крестьянин Яо Эр-бао, по прозванью Мягкое ухо. И так это прозвище к нему пристало, что даже собственная жена и та, кажется, позабыла его настоящее имя. А всё потому, что Яо Эр-бао верил каждому услышанному слову. Кто бы что ни сказал, как бы над ним ни подшутил, Яо-Мягкое ухо всё принимал за чистую монету. А охотников пошутить в деревне находилось немало.
Как-то Яо-Мягкое ухо рубил перед своей фанзой хворост. В это время мимо проходил сосед Чжан. Остановился он и стал смотреть. А Яо положил хворостину поудобнее, размахнулся пошире и ударил топором изо всех сил рядом с хворостиной по камню. Топор сломался.
Взял Яо в руки сломанный топор, посмотрел на него и спросил:
— Что же теперь с ним делать?
Чжан сейчас же ответил:
— Я б на твоём месте его съел.
— Да разве топоры едят? — удивился Яо-Мягкое ухо.
— Если поджарить на кунжутном масле, — ничего вкусней нет на свете! Был бы я богатый, каждый день ел бы жареное железо.
И что б вы думали? Поверил Яо-Мягкое ухо и принялся поджаривать топор. Целый час жарил на сковородке. Потом попробовал… и сломал зуб.
В другой раз послала его жена в лавку за маслом для лампы. Взял Яо-Мягкое ухо кувшин и пошёл. Не прошёл и десяти шагов, как повстречался ему сосед, по имени Ли.
— Куда идёшь, Яо-Мягкое ухо? — спрашивает Ли.
— Масло всё вышло, нечем лампы заправлять. Вот жена и дала денег, чтобы я купил масла.
У соседа Ли глаза заблестели.
— Давай лучше на эти деньги вина выпьем, — сказал он.
Яо очень хотелось выпить стакан вина, однако он с сомнением покачал головой.
— А на что я масло куплю?
— Да зачем его покупать? — сказал Ли. — Заправь лампы кипятком, ещё ярче будут гореть. Я всегда так делаю.
Услышав это, Яо-Мягкое ухо перестал сомневаться. До сумерек просидел он с соседом Ли в винной лавке и очень приятно провёл время. Перед тем как уйти домой, Яо заботливо наполнил кувшин кипятком, который выпросил у хозяина винной лавки.
Ох и досталось же Яо от жены, когда им обоим пришлось ужинать в темноте!
Так вот и смеялись над Яо шутники, до тех пор смеялись, пока сами не попались на ту же удочку.
А произошло это так.
Однажды отправился Яо — Мягкое ухо в город на базар. Часа через два прибегает назад. Лицо жёлтое, как воск, руки и ноги трясутся.
— Что с тобой? — спрашивает жена.
— Н-н-небо валится! — заикаясь, проговорил Яо-Мягкое ухо.
— Как так валится? Не может этого быть.
— Тысячу раз правда, десять тысяч раз верно! Все в городе только о том и говорят. Да разве ты сама не слышишь? Вон грохочет: «хунлун, хунлун…» Это оно и есть.
Выглянула жена из фанзы. Небо ясное и чистое. А на юго-востоке и вправду грохочет: «хунлун, хунлун».
Заплакала жена. А муж её утешает:
— Если начало валиться, ничем его не подопрёшь. Небо — не камышевая крыша. Сегодня не задавит, так завтра уж не сдо-бровать! Слезами тут не поможешь. Небо упадёт — всё погибнет. Так давай съедим и выпьем всё, что у нас есть. Ты начинай стряпать, а я побегу к брату Яо Сань-бао.
Яо Сань-бао сначала только посмеялся над Яо — Мягкое ухо. Потом прислушался: «хунлун, хунлун» — так и грохочет на юго-востоке! Схватился Яо Сань-бао за голову и помчался к своему тестю. Тесть рассказал племяннику, племянник — двоюродному брату. Родственники передавали новость родственникам, соседи — соседям. Не прошло и получаса, как страшная весть облетела уже всю деревню. Плач женщин и крики детей неслись из каждой фанзы.
Но вскоре все занялись делом. Та же счастливая мысль, что пришла на ум Яо — Мягкое ухо, осенила и других жителей деревни. Раз уж всё равно небо валится, к чему беречь добро? Надо хоть последний день поесть досыта да повеселиться вволю.
Неподалёку от деревни Яоцзячжуан, на большом холме стояла маленькая школа. В эту школу дети ходили учиться писать и читать иероглифы.
На следующее утро, как и в каждое другое утро, учитель проснулся на рассвете и стал поджидать своих учеников. Ждёт, ждёт — не идут ученики. Вот и полдень, а
