— Ты больше никогда не получишь воды. Ни капли.
— Она тоже не получит, и я не дам ей ни глотка из своей бутылки. Мне очень жаль, но, похоже, одна лапа у пуделя сломана. — Это была ложь. Собачка упала на Кэтрин вместе с ведром и поцарапала когтями щеку девушке. Она не могла отпустить собачку — Гамб увидит, что его крошка не хромает. — Ей очень больно. Она согнула лапку и пытается ее лизать. Даже мне тяжело смотреть на это. — Кэтрин лгала. — Ее надо немедленно показать ветеринару.
Громкий, полный лютой ненависти вопль снова заставил пуделя подать голос.
— Ты думаешь, что ей больно? — кричал мистер Гамб. — Нет, ты не знаешь, что такое боль. Ты причинила страдания, моей маленькой крошке и за это будешь вариться в кипятке. Услышав, как он побежал вверх по лестнице, Кэтрин Мартин села. Нервная дрожь сотрясала все ей тело. Она уже не могла держать собаку, она не могла держать бутылку с водой — она не могла ничего держать в руках.
Когда маленькая собачка сама забралась к ней на колени, девушка в благодарность нежно обняла ее.
Глава тридцать восьмая
Кабинет Джека Крофорда в здании ФБР Вашингтона был окрашен в интенсивный серый цвет, но зато имел большие окна. Крофорд, стоя у окна, старался прочитать текст, напечатанный точечным принтером передающего устройства, от которого давным-давно приказал избавиться.
Он пришел на работу прямо из морга и был очень занят все утро — торопил норвежцев быстрее разобраться с детальными отпечатками пропавшего моряка по имени Клаус, полицию Сан-Диего просил ускорить работу со знакомыми Распейла по консерватории, где он давал уроки, разговаривал с таможенниками, которые должны были фиксировать нарушения, связанные с пересылкой насекомых.
Через три минуты после появления Крофорда в дверь его кабинета заглянул помощник директора ФБР, глава нового международного отдела Джон Голби:
— Джек, мы все думаем о тебе и очень ценим твое рвение в работе. Беллу еще не похоронили?
— Поминки завтра вечером. Церемония прощания назначена на одиннадцать в субботу.
Голби понимающе кивнул.
— Могу я чем-нибудь помочь, Джек? — спросил он.
— Нет, я работаю, — покачал головой Крофорд. — Я намерен только работать.
— Понятно, — ответил Голби. Он выдержал паузу приличия и продолжал:
— Фредерик Чилтон попросил выделить ему личную охрану.
— Великолепно. Джон, кто-нибудь в Балтиморе встречался с Эвереттом Йоу, адвокатом Распейла? Я говорил тебе о нем. Возможно, он что-то знает о друзьях флейтиста.
— Да, как раз сегодня утром мы занялись им. Директор объявил Лектера в Самый экстренный розыск. Джек, если тебе что-то потребуется… — Голби поднял брови, руку и исчез.
…ЕСЛИ ТЕБЕ ЧТО-ТО ПОТРЕБУЕТСЯ…
Они встретились в Ливорно, Италия. Он служил в войсках НАТО, а ее тогда еще звали Филлис. Как-то они гуляли по набережной, в кто-то, обознавшись, крикнул ей из лодки, скользящей по сверкающей поверхности реки: «Белла». После этого она всегда оставалась для него Беллой, а Филлис становилась только во время резких ссор. Теперь Беллы нет. И все вокруг должно измениться. Зазвонил телефон.
— Мистер Крофорд, говорит доктор Даниелсон из…
— Да, да, Джек Крофорд у телефона, доктор.
— Ваш телефон не прослушивается?
— Нет, на этом конце нет. Говорите, что у вас, доктор Даниелсон.
— Вы должны знать, что этот человек не имеет никакого отношения к пациентам доктора Джона Хопкинса.
— Понял.
— Если это вам хоть чем-то поможет, вы должны объявить всем, что он не был транссексуалом и никакой связи с институтом не имел.
— Хорошо, я так и сделаю. Непременно. — Давай, давай, говори дальше, сукин сын, — подумал Крофорд. Он устроил скандал доктору Пурвису.
— Кто, доктор Даниелсон?
— Три года назад он обратился в клинику Джона Гранта из Харрисберга, Пенсильвания.
— Опишите его внешность.
— Принадлежит к белой расе. Тогда ему был тридцать один год. Рост более ста восьмидесяти сантиметров, вес около восьмидесяти шести килограммов. Он прибыл для тестирования и успешно прошел половину тестов, а психологический анализ и собеседование принесли совершенно противоположные результаты. Вы дали мне понять, что инициатором поиска был Алан Блум, но на самом деле здесь замешан доктор Ганнибал Лектер, не так ли?
— Продолжайте о Гранте, доктор.
— В конце концов совет отказал ему в операции, потому что к тому времени они выяснили кое-что любопытное.
— Что?
— Мы запросили полицию. Оказалось, что в Харрисберге его разыскивают за два преступления, связанных с гомосексуалистами. Причем последний его компаньон чуть не умер. Он-то и дал нам адрес дома, оказавшегося гостиницей, в которой время от времени останавливался этот Грант. Полиция сняла отпечатки пальцев, нашла кредитную карточку, узнала номер водительских прав. Его настоящее имя оказалось не Джон Грант. Нам только что сообщили об этом.
— Как его имя, доктор Даниелсон?
— Я лучше продиктую по буквам: Д-Ж-Е-Й-М Г-А-М-Б.
Глава тридцать девятая
Покрытый рубероидом мрачный трехэтажный дом Фредерики Биммел стоял около широкой сточной канавы. Растущие возле воды дикие клены хорошо сохраняли зелень до самой зимы. Окна с северной стороны были закрыты кусками пластика.
В маленькой очень теплой от включенного обогревателя прихожей сидела средних лет женщина с младенцем на руках.
— Моя жена, — представил ее мистер Биммел. — Мы поженились на это Рождество.
— Здравствуйте, — сказала Старлинг.
В ответ женщина только слабо улыбнулась.
В большой комнате оказалось довольно холодно.
Вокруг были ящики со всяким барахлом, коробки с абажурами, связки номеров «Ридерс дайджест» и «Нэшнл джеографик», старые теннисные ракетки, постельное белье, мишень для метания стрел и другое имущество.
— Мы скоро переезжаем, — объяснил мистер Биммел.
Держась за перила, Старлинг вслед за отцом Фредерики поднялась наверх. От его одежды пахло прелью. Сверху через дырки в крыше на них падали лучи солнца.
Маленькая комната девушки находилась на третьем этаже, под самой крышей.
— Я вам еще нужен?
— Позднее, возможно, мне потребуется задать вам несколько вопросов, мистер Биммел. А что с мамой Фредерики? В деле написано «скончалась», но не сказано когда.
— Она умерла, когда девочке было двенадцать.
— Понимаю.
— Вы думали, что женщина внизу ее мать? Именно это вы подумали? Надеюсь, закон един для всех классов, мисс. Моя жена никогда даже не видала Фредерику.
— Мистер Биммел, здесь все осталось как прежде? Лицо мужчины посуровело, но он нашел в себе силы ответить как можно спокойней:
— Да. Мы не заходим сюда с того самого дня. Никто не трогал ее вещи. Включите обогреватель, если хотите. Но, уходя, не забудьте выключить.
Несколько секунд Старлинг стояла у двери, сжимая холодную фарфоровую ручку.
Ей надо было немного прийти в себя, а уж потом размышлять о судьбе Фредерики.
О'кей, допустим, что Буйвол Билл разделался с ней первой и хорошо спрятал в реке подальше от дома. Спрятал лучше, чем остальных, потому что хотел, чтобы остальных обнаружили раньше. Он хотел показать, что выбирает жертвы случайно и не ограничивает себя определенным пространством.
Ему было очень важно отвлечь внимание от Бельведера, так как он живет именно здесь или где-то поблизости.
Он начал с Фредерики потому, что страстно стремился завладеть ее кожей. Мы никогда не испытываем страсти к воображаемым предметам. Страсть — это самый заурядный человеческий грех.
Ее порождает лишь нечто осязаемое, то, что мы видим ежедневно. Он сталкивался с Фредерикой постоянно. Он встречал девушку каждый день, он каким-то образом вошел в ее жизнь.
А каким он был? Старлинг открыла дверь.
Вот она, эта пахнущая холодной плесенью комната. Прошлогодний календарь на стене показывает вечный апрель. Фредерики нет уже десять месяцев.
Твердая, почерневшая от времени еда для кошки лежит на блюдце в углу комнаты. Фредерика была хорошей хозяйкой. На окнах шторы из ситца в цветочек. Судя по загнувшимся концам, она сделала их из накидок на постель. Приводила ли она сюда друзей? Был ли у нее близкий человек, которого она осмеливалась вести по этим ступенькам? Зонтик около двери…
Фотография Фредерики в переднем ряду общего снимка духового оркестра. Здесь она большая и полная, но форма ей идет больше, чем многим другим. И по фотографии видно, какая у нее прекрасная кожа. Она симпатичная девушка, несмотря на неправильные черты лица, но красавицей ее назвать нельзя. И Кимберли Эмберг нельзя назвать красавицей, двух других тоже. Кэтрин Мартин иная — крупная, красивая молодая женщина, которой к тридцати годам наверняка придется сесть на диету.
