Мартын глянул на деда Талаша и невольно ощутил страх. Дед Талаш слов на ветер не бросал. Глаза его горели неспокойным, мрачным огнем, они покоряли Мартына, лишали его воли.
— Дядя Рыгор! За пять человек я ручаюсь, найду их. Скажи только, где разыскать тебя и когда.
Дед Талаш сдвинул со лба шапку, будто она мешала ему думать, нахмурил брови, глаза его снова всматривались в безграничные просторы, как бы разглядывая грядущие события. После короткого раздумья он сказал:
— Отсчитай от сегодняшнего утра три дня. На третий день, когда совсем стемнеет, приходи к Долгому Броду и жди, пока не завоет волк: это буду выть я. (Дед Талаш умел искусно подражать волчьему вою.) Я буду выть три раза с перерывами. Вот как ты найдешь меня. Запомни это твердо.
— От сегодняшнего утра отсчитать три дня. На третий день, когда хорошо стемнеет, быть у Долгого Брода и ждать, пока завоет волк. Волк будет выть три раза с перерывами, и тогда я подойду к тебе.
— Эге, так! — подтвердил дед Талаш и долгим, испытующим взглядом глянул прямо в глаза Мартыну Рылю.
Мартын тоже всмотрелся в темные дедовы глаза, чувствуя их власть над собой, а потом невольно опустил голову.
— Чего ты, дядя, так смотришь на меня?
— Хочу увериться в тебе. Глаза твои мне говорят, что не обманешь.
— А если я не услышу, как воет волк возле Долгого Брода? — спросил Мартын.
— Тогда ожидай меня дома. Я найду тебя, если не управлюсь за это время.
— Ладно.
— Ну, голубе, бывай здоровый и счастливый. Смотри будь осторожен: тебя уже, наверное, разыскивают. Я буду надеяться на тебя. Иди же, разузнай, что у тебя там дома. Да помни, о чем мы говорили. Так на третий день в сумерках… Долгий Брод… Воет волк.
Мартыну сделалось не по себе, когда он снова услышал эти слова, произнесенные твердым голосом старого Талаша. Дед крепко, словно клещами, сжал руку своего спутника и товарища по борьбе. Он дал ему почувствовать, что есть еще сила в твердой и жесткой стариковской руке.
Подождав немного, пока приземистая фигура деда Талаша не затерялась меж корявых стволов, Мартын встревоженно подумал: «Куда он пошел? Отчего я не спросил его?»
11
Дед Талаш снова один и снова в походе. Идет он лесными дебрями, темными пущами, идет с определенной целью. Деду нужно найти ту красноармейскую часть, командир которой стоял у него на квартире.
План деда прост: перейти в расположение Красной Армии. А там он разузнает, где находится командир батальона, стоявшего у них в деревне, — дед назовет эту деревню. К счастью, он знает и фамилию комбата — Шалехин. Дед расскажет ему о своей беде, о своем отцовском горе. Расскажет и про белопольское войско — деду Талашу известны некоторые пункты, где разместились оккупанты, и он много знает о поведении польских легионеров и их офицеров. Разве эти сведения не будут интересны для красного командира? И даже на большее пойдет дед Талаш: он предложит сделать его разведчиком Красной Армии — собирать необходимые сведения о размещении легионов. Кто лучше него сможет показать дороги в лесах и проходы в болотах? А самое важное, что скажет дед Талаш, это то, что он принял решение (и уже делает первые шаги в этом направлении) — поднять восстание трудового крестьянства против лютого врага. А чего же потребует за это дед Талаш? Он будет просить командира дать ему хоть десяток смелых добровольцев-красноармейцев, чтобы вместе с ними совершить внезапный налет на уездного комиссаржа, на тюрьму, где изнывает в заключении его Панас. И еще об одном попросит дед Талаш — достать ему настоящую солдатскую винтовку. Если удастся забрать такую у легионеров, то он вернет назад одолженное оружие. Он расскажет командиру и про свой план нападения — это план смелый и простой, и потерь в людях не будет… Неужели он не склонит на свою сторону командира?
Вот с такими думками шел дед Талаш сквозь лесные дебри и пущи.
Дед Талаш прошел уже большую часть дороги. Оставалось еще километров шесть, чтоб выйти на Гударов лог. За этим логом стоит деревня Высокая Рудня, занятая красными. В эту деревню и направляется дед Талаш.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Длинный и трудный путь по лесному бездорожью утомил деда. Остановился Талаш под широким деревом, смел рукавицей сухой снег с гладкого пня и присел отдохнуть и подкрепиться: голод мучил его. Снял ружье, охотничью сумку, куда бабка Наста заботливой рукой положила полбуханки хлеба и кусок сала. Зажал ружье меж ног, отрезал краюху хлеба, ломтик сала и принялся закусывать. Кончил дед завтрак и достал трубку и кисет с табаком — после еды нет ничего слаще, как закурить. Но глухой шорох в лесу заставил его прислушаться и насторожиться.
И видит дед Талаш: огромный дикий кабан медленно выходит из лесной чащи, проваливаясь по брюхо в снег, не замечая деда. Кабан подходит к красивому, как бы выточенному рукой способного мастера, муравейнику, аккуратно и ровно присыпанному снегом, и останавливается. А потом начинает разрывать муравейник своим страшным клыкастым рылом. Каждое движение могучего рыла подбрасывает вверх комья снега, смешанные с мусором, нанесенным сюда муравьями за годы упорного труда. Вот уже только две темные борозды вырисовываются на чистом, нетронутом снегу. Кабан роет медленно и настойчиво, все более и более углубляясь в землю. Дед Талаш, окаменев, не спускает глаз с кабана. А кабан от него шагах в сорока — пятидесяти и так захвачен своим делом, что ничего не видит и не слышит, как не видит и не слышит дед Талаш, что из чащи выходит волк и тоже начинает наблюдать за кабаном. И только тогда заметил дед волка, когда тот подкрался к кабану шагов на пятнадцать. У кабана была видна только лишь спина. Любопытство еще сильнее разобрало деда Талаша. Чем все это кончится? По мере того как кабан глубже зарывался в землю, волк все ближе подкрадывался к нему и вдруг, подобравшись совсем близко, молнией бросился на кабана, впился зубами в кабанье брюхо и с той же быстротой отскочил от него. Кабан дико хрюкнул, выскочил из рва и повалился на снег с разорванным животом и с выпавшими внутренностями, корчась в страшной предсмертной агонии. А волк стоял поодаль и жадными глазами смотрел на свою богатую поживу.
Такой внезапной и неожиданной развязки никак не ожидал дед Талаш, и его человеческое чувство глубоко возмутилось этим разбойничьим нападением. Прицелился дед Талаш, гулкий выстрел потряс лесную глухомань, торжествующий волк дернулся кверху и грохнулся, как мешок, уткнувшись мордой в окровавленный снег.
Огромное моральное удовлетворение почувствовал дед Талаш после этого удачного выстрела, и первое, что пришло ему на ум, была мысль о справедливой расплате. И вдруг дед стремительно огляделся, точно его что-то укололо: эта только что разыгравшаяся в глухом лесу драма, в которой он и сам принял участие, как карающая рука справедливого приговора, породила вдруг опасение, не следят ли и за ним, Талашом, чьи-нибудь разбойничьи глаза. Но в лесу было тихо и спокойно. Дед Талаш зарядил ружье, всыпав щедрую порцию пороха и заложив круглую оловянную пулю, и только после этого подошел к разрытому муравейнику, возле которого лежал растерзанный волком огромный кабан со страшными изогнутыми клыками, а рядом — убитый дедом большой тощий волк. Все происшедшее приобрело в глазах деда значение какого-то жизненного философского символа, и только теперь вспомнил он про сотни тысяч маленьких муравьев, о которых сначала и не подумал. Их тут и не видать. Они глубоко заползли в свои подземные норы. Может, муравьи и не слышали, что произошло с их домом. И только весною, когда сойдет снег, а от волка и кабана останутся одни обглоданные кости, выползут они и увидят варварское разрушение своего гнезда. Не предаваясь горю, дружной семьей возьмутся муравьи за восстановление разрушенного очага, над которым упорно трудились они несколько лет. Задумался дед и покачал головой — интересные бывают на свете явления.
Но его философское настроение вскоре сменилось практическими соображениями. И кабан и волк — ценная добыча. С волка можно содрать шкуру, а кабана освежевать и доставить домой — сколько будет припасов! Мысли деда приняли другое направление… Эх, некогда этим заниматься. Но тут же в голове возник новый план: содрать с волка шкуру, пока он не окоченел, — это будет дедов трофей, а кабана подарить красным бойцам. Это мысль неплохая. И он живо взялся за работу. Содрал с волка шкуру, вымыл снегом руки, вытер их о полы кожушка, свернул шкуру, перекинул ее через плечо и важно, как удачливый охотник, зашагал дальше, держа направление на Высокую Рудню.
