— Это все случайно, немедленно вернем… — отчаянно обещал голова, а стражники, понукаемые начальством, шустро ссыпали в мешочки серебряные монеты, радуясь, что не успели их потратить. А то пришлось бы свои отдавать.
— Отлично, — мрачно улыбался сынок кор-графа и нависнув над столом еще мрачнее спросил: — Откуда у вас эта дрянь?
И постучал медной тарелкой по столу. После того, как начальство и стражники некоторое время дружно потаращились на нее, как бараны на свежеокрашенные ворота, тяжко вздохнул и объяснил что это такое, попутно пообещав сообщить об этой занятной находке отцу, столичным хранителям магии, дознавателям, причем всем, кто захочет слушать, купцам и сопровождающим их магам. А там, может, еще и один из учителей найдет свободную минутку и напишет веселую песенку об этой тарелке, этом городе, этом голове и всех прочих. И песню подхватит народ. После чего городок Жабий Ров будет признан рассадником зла, и рано или поздно утоплен кем-то желающим славы тьмаборца и истинного героя.
Голову, да и главу стражи проняло и они уставились друг на друга пытаясь что-то вспомнить.
Один из стражников пробормотал, что, наверное, будет проще утопить в болоте самого кор-графского сынка, за что был тут же уволен и бит в лицо коллегами, которые в отличие от него отлично понимали, что после этого придется бежать куда-то далеко-далеко и быстро-быстро.
Впрочем, удар в лицо оказался чудодейственным. Стражник вспомнил мага, который несколько лет назад на спор делал камеру волшебной. По крайней мере об этом рассказывал один приятель, тот, который в том же году пропал в болоте по пьяни. Приятелю стражник тогда не очень поверил. Точнее, в то, что он мог поспорить с магом об этой ерунде вполне верил, а в то, что маг на самом деле что-то сделал — не очень. Чего только не сбрешешь, чтобы отпустили раньше срока. И камеру усмиряющую магов с тем спором не связал. Усмирять она стала только спустя год, приятель пропал в болоте раньше. И…
— Ты этого мага видел? — спросил кор-графский сын.
— Видел. Да пользы от моего видения. Этот маг уже два года в городе, как не появлялся. Может, даже больше, может, я просто до того не замечал, что больше не приходит.
— А до того часто приходил? — заинтересовался Дамир, почему-то нахмурившись.
— Каждый месяц почти, — сказал стражник.
Дамир и Льен дружно выругались. Все остальные удивленно на них посмотрели.
Стражнику за наблюдательность была возращена работа.
А кор-графский сын немного подумав, пробормотал:
— Наверняка копил и собирал. И вряд ли на что-то хорошее. На хорошее мы одному человеку вполне добровольно отдавали…
Городской голова открыл рот, чтобы начать беспокоиться о городе, и требовать спасти и защитить, вспомнив, что нападение — лучшая защита. Но, увы, не успел.
Дверь распахнули резко и без стука, едва не пришибив стражника с хорошей памятью, и в помещение ворвались две фурии, тащившие за собой отчаянно ревущего красномордого медведя.
Храбрые стражники дружно и без размышлений отскочили к стене и выставили перед собой все, что под руку попало. Один даже умудрился использовать в качестве щита городского голову. И именно в нос этого щита грозно уперся изящный женский пальчик.
— Ах ты мерзкий гусь! — заорала она так, что где-то за окном залаяла собака. — Тьмапоклонников вредящих нашей дочке привечаешь! Решил ее платье продать и долги раздать!
— Чем ей гуси не нравятся? — заинтересовался Ленц.
— А вот и мое кольцо вернулось, — удовлетворенно сказал Льен.
Грозная мамаша резво развернулась и попыталась ткнуть пальцем в его нос.
— Интересно, а закон, по которому за оскорбление действием отрубают руки, еще действует? — задал следующий вопрос любопытный Ленц.
— Действует, просто редко применяется, — ответил Дамир.
Медведь заревел еще отчаяннее и попытался вывалиться в дверь, чтобы сбежать. Но был бдительно пойман второй женщиной, схвачен за волосы и подтащен к Льену поближе.
— Смотри что ты сделал с этой овцой! — трубно заревела дама, а глава стражи зажмурился и попытался спрятаться под столом. — А ну возвращай все, как было, иначе лично в болоте утоплю!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Кого? — полюбопытствовал Льен.
— Медведя, чтобы не мучился, — ответил Шелест, не отрываясь от писанины.
— Так это же овца, — напомнил Дамир.
— Ну так, превратилась овца в медведя, пастись теперь неудобно, мучается. А уж как бараны разбегаются, — невозмутимо объяснил Шелест.
Один из стражников придушено засмеялся, но на него, к счастью, никто не обратил внимания. Защитница овец выругалась так, что после этого никто бы не смог заподозрить ее в благородном происхождении, схватилась за тяжелый дубовый стул и грохнула им об стол. У стола подломились ножки и он с треском рухнул, маги едва успели схватить свои записи.
— Сейчас же расколдовывай, а не то…
И тут окно разлетелось мелкой пылью, а следом за ним стала осыпаться песком и стена. Бедная заколдованная овца от такого зрелища заскулила и забилась в угол. Стражники, вместе со своими щитами ловко поменяли позицию. А дамы застыли с приоткрытыми ртами, наверное, задумались о том, а стоит ли красота юной девы того, чтобы связываться с магами, которые так запросто каменные стены обрушивают.
Маги на стену смотрели с не меньшим интересом, на забыв, правда, растянуть щиты.
А перед тюрьмой верхом на старой лошади сидела еще одна юная дева и просто смотрела перед собой, лишь изредка шевеля пальцами. Капюшон она не снимала, из-под него только несколько белокурых прядей выпало и их шевелил ветер. И на лошади дева смотрелась очень представительно, даже сидевший на лавочке у караулки стражник не посмел подойти и спросить с какой целью сей всадник решил остановиться именно здесь.
А с дерева, по ту сторону от разросшейся свалки, на юную деву смотрел повелитель ежей. Узнать ее капюшон ему не помешал. И Ваня отлично понимал, что неспроста она там остановилась. Может брата желает освободить, а может и жениха. Но помочь ей следовало в любом случае. Потому что проще отбить девушку у жениха, чем потом вызволять из тюрьмы, причем, срочно, пока никто не обидел. Ване так казалось.
Поэтому он нахмурился и задумчиво посмотрел на воронью стаю, как раз поднявшуюся над невидимым с этого дерева то ли трупом, то ли просто порченым мясом.
глава 13
Глава 13
Конец света и заколдованная красавица.
Стена осыпалась долго-долго, даже заколдованной дочке городского головы надоело скулить и жаловаться на жизнь. Остальные потеряли к ней интерес гораздо раньше, дружно выясняли отношения и то, кто именно во всем виноват.
Грозные жены были уверены, что маги и мужья.
Мужья с ними не соглашались и пеняли на короткий женский ум, прекрасно сочетающийся с длинными волосами и не менее длинным носом.
Маги, рассмотрев всадницу на старой кляче и сообразив, что ее появление связано с превращением камня в песок, сначала поговорили об этом открытии, а потом утроили военный совет и стали думать, что теперь делать с тарелкой. Если маг, который ее оставил в камере, несколько лет не появлялся, то вряд ли уже появится. Либо его поймали, либо в болоте утоп, либо конкурент прибил. Но вот то, что в этих болотах можно преспокойно заниматься чем угодно и не особо привлечь внимание, настраивало на нехорошие мысли. И по всему получалось, что надо идти к портальной почте и писать еще одно письмо, пускай дознаватели это болото прочешут.
Правда, сначала надо разобраться с овце-медведицей. Она, конечно, сама виновата. И магии тьмы в защитной магии точно не было. Да и проклинать Джульетта, по мнению Льена, не умела. Но результат все равно впечатлял. Бедной любительнице оригинальных колечек теперь можно было смело идти на болото и изображать там неведомое чудище.
