Рыжий солнечный диск медленно скатывался к верхушкам вододендронов. В зарослях хрипло орали иаранги и кувыльницы. Бабушка подумал, что еще час — и пора будет вести Верзилу на ринг. Он довольно прищурился и пошевелил занемевшими в тяжелых ботинках пальцами ног. Надо будет купить легкие плетенки из коры свистопляски, как у всех тут. Подумать только, если бы не ошибка пилота, эта дивная планета так и осталась бы неоткрытой. И он, Кунни Бабушка, потел бы сейчас в душном полицейском участке, а не наслаждался бы благородным напитком в обществе джентльмена.
— За случайности!
Он поднял стакан и сделал мощный глоток.
— Э-э, да вы уже хороши, — усмехнулся Док. — А ведь нам еще волочить в деревню проклятого страуса. Поумерьте прыть, сержант.
Бабушка благодушно осклабился и пренебрежительно махнул рукой.
— Отволочем, никуда он не денется. Нам страусы… ик… не впервой. Что нам страусы? Я знаете каких бронтозавров в участок таскал, ой-ой-ой…
Справа пронзительно запищало: это Пульхерия разгрыз-таки свою игрушку. От неожиданности сержант подпрыгнул, и остаток виски выплеснулся ему на штаны.
(Спустя три часа.)
— Эх, если бы он ударил левой снизу вверх! Как думаете, Док? Снизу вверх, раз — брюхо распорото, а потом добить Счастливчика клювом.
— Вы так ловко об этом рассуждаете, Кунни, что вам самому бы следовало очутиться на ринге. Уж там бы вы себя показали.
Док говорил несколько раздраженно, во-первых, потому, что проиграл двадцать шершней, и, во-вторых, потому, что волочить дохлого торга вверх по склону довольно утомительно. Бабушка, вцепившийся во вторую страусиную ногу, пропыхтел:
— Я же говорил вам — выставляйте Суслика. Суслик бы мог…
— Ничего бы он не мог. Суслика еще натаскивать и натаскивать. Уф, все, умираю. Давайте передохнем.
Док бросил страуса и уселся на вывернутый ствол араукории. Вытащил пачку сигарет и жадно затянулся. Сержант устроился рядом, прикурил и неожиданно спросил:
— А зачем мы это делаем?
— Что «это»?
— Ну, в смысле, зачем мы тащим страуса к вам домой? Ведь он все равно уже дохлый.
Эта мысль настолько поразила Дока, что он подавился дымом и закашлялся. Пока он перхал, а услужливый Бабушка колотил его по спине, из темноты вынырнул Душка Роджер. В руках у него была бутылка с текилой, а глаза горели негасимым азартом.
— Что, надрал вас староста? — весело проорал он, размахивая бутылкой. — А вот будете в следующий раз прислушиваться к советам опытных людей…
— Это ты-то опытный? — презрительно ухмыльнулся Бабушка. — Что же ты на Верзилу поставил и все продул?
— Я хотел вас поддержать, — невозмутимо ответил Душка, — подпереть дружеским плечом в трудную минуту, чтобы вы совсем уж не скисли. Так, а это у нас что?
Он мутно уставился на окровавленную страусиную тушу. К ней уже сползались шустрые землемерки.
— Э, нет, так дело не пойдет. Бедная птичка сражалась за вас, отдала, можно сказать, жизнь, а вы ее всю в пыли изваляли.
Он подошел к торгу, уселся перед ним на корточки и поднял бессильно свесившуюся страусиную голову.
— Спи спокойно, друг! Мы тебя не оставим…
Тут его, похоже, осенило. Он радостно икнул и предложил:
— А давайте устроим Верзиле погребение! Роскошные похороны, цветы, я даже речь толкну…
— Шли бы вы на радар, Роджер, — посоветовал Док. — Там вас, наверное, заждались.
— Гоните, — горько простенал Душка, — друга своего гоните, соотечественника. Одна ты, птица…
Он обнял страуса за шею и зашептал что-то невнятное. Бабушке стало его жаль. Совсем человек пропадает от алкоголя.
— Нет, ну в самом деле, Док, надо что-то делать с трупом. Не понесете же вы его Ольге?
Док печально покачал головой.
— Не понесу. Она меня не простит. Глупый страус был ее любимцем…
— Так что же будем делать? Может, бросим его в кусты?
— Его можно зажарить, — меланхолически заметил Док. — Нижние конечности торгов, или Struthio afornis cumoescence, весьма калорийны и на Арфе считаются деликатесом. Они содержат так называемый синаптотагмин[3]…
— А-а, пропадай моя телега! — неожиданно возопил Душка и вырвал откуда-то из-за пояса здоровенный мачете.
Прежде чем Бабушка успел обездвижить спятившего приятеля, тот точным движением обрушил мачете на тушу и отсек страусу левую ногу. Трофей Душка с усилием воздел над головой и торжествующе закричал, как первобытный человек, заваливший мамонта.
— Что ж, ничего не остается, — все так же меланхолично сказал Док. — Придется жарить. Если вам не трудно, Бабушка, сбегайте в деревню за вином. Будем готовить асадо. А какое же асадо без вина?
Когда Бабушка, пыхтя, вскарабкался по тропинке, костер уже почти прогорел — только по краям плясали веселые язычки. Аппетитно пахло жареным мясом. Док сидел на бревне и вяло пошевеливал угли прутиком, а Душка суетился над асадо: то поплескивал на мясо из своей заветной бутылки, то раздувал огонь, кашляя, чихая и протирая засыпанные пеплом глаза. Увидев сержанта, он вскочил и требовательно спросил:
— Ну?
Бабушка помахал калебасом.
— Вина не было — деревенские на радостях все выдули. Вот, принес пива.
Душка подбежал к сержанту, выхватил у него из рук калебас, вытащил затычку из пальмового волокна и жадно принюхался.
— Шрик?
— Шрик, — кивнул Бабушка.
— Отлично. То, что нужно. Зальем горечь поражения шриком.
Душка сделал мощный глоток, довольно замычал и вытер с губ темные капли.
— Док, будете?
Ричардсон молча взял у него калебас и глотнул.
— Двух сотен как не бывало, — констатировал Душка. — Как думаете, Док, на сколько потянет эта бутыль?
Ричардсон задумчиво покачал калебас в руках.
— Тысяч сорок-пятьдесят. Зависит от очистки.
Душка всхлипнул.
— За сорок тысяч я бы домик в Кентукки купил. А-а, гори оно огнем!
Он отобрал у Дока калебас, запрокинул голову, и темное пиво хлынуло в его разинутую пасть.
… Мяса было много. Душка рвал его зубами, рыча и заглатывая огромные куски, но мяса не убывало. Хватало и пива. Бабушка отвалился от костра, рыгнул и принялся ковырять в зубах подобранным прутиком. Док деликатно вытирал жирные пальцы листиком грязелюбки. Над погасшим костерком вились яркие искры. Сквозь листья светили огромные звезды, и из леса несло теплым и пряным.
— Рай, Док. И вправду ведь рай.
— Это на вас шрик действует, Кунни.
— А на вас?
— И на меня действует. Но я уже привык. А новички всегда так расплываются. Кстати, Мол из-за этого погиб. Пошел себе в лес, мурлыча под нос песенку, — и не вернулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
