В начале войны по всем лагерям было объявлено, что те, кто пожелает искупить свою вину на фронте, будут освобождены и направлены в Красную Армию. В первые же дни свое согласие дали 420 тысяч человек, более четверти всех заключенных, а к середине войны таких было уже около миллиона.
После начала войны в лагерях стали циркулировать слухи о том, что все неоднократно судимые будут вывезены на Север и ликвидированы, как в 1937 1938 годах. В лагерях стали подготавливаться вооруженные восстания. Одна из повстанческих организаций сформировалась на лагерном пункте "Лесорейд" Воркутинского ИТЛ НКВД. 24 января 1942 года руководители повстанцев разоружили охрану, освободили всех заключенных. Через несколько часов был захвачен районный центр, здание районного НКВД и КПЗ. Попытка разоружить военизированную охрану Печерского речного пароходства и завладеть аэродромом не удалась. В течение недели с большими человеческими потерями с обеих сторон выступление заключенных было подавлено. Шесть руководителей повстанцев, не желая сдаваться, покончили с собой во время последней атаки бойцов военизированной охраны.
Выступление заключенных имело последствия. Уже в феврале 1942 года была введена инструкция, по которой предписывалось применять оружие даже при отказе осужденных приступить к работе после двукратного предупреждения. Завязалась тяжелая борьба воров с органами за свои принципы.
Менее стойкие воры, не сумевшие уклониться от работы, исключались из воровского сообщества и пополняли ряды отошедших.
Таково было состояние дел в уголовном и тюремнолагерном мире - разделяем эти понятия, ибо знаем, что во все советские времена в лагерях сидели не только уголовники... Что касается политических, то их было немного - трудно назвать "политическими" эти многотысячные массы, списанные под широко известную 58-ю статью с бесчисленными пунктами. Основной контингент невинно осужденные. Впрочем, из этого числа можно исключить тех, кто еще недавно сам подписывал приговоры, а сегодня катил тачку по мерзлой колымской земле...
Иногда в НКВД поступала разнарядка человек на 200 - оформить по 58-й, и, не имея искомого числа, органы быстро квалифицировали уголовных и "бытовиков" как контрреволюционеров, фашистов, изменников и австрийских шпионов. Трудно представить, что милиция не имела к этому никакого отношения.
Перед войной продолжилась борьба с организованной преступностью, представленной в советском обществе ворами в законе. Специфика воровского ремесла и законы воровского мира были таинственны, но просты. Элитой этого общества были карманники (щипачи, макалы и т, д.), взломщики сейфов (медвежатники). Вообще, преступный мир тяготел к совершенству профессий. Не котировались, а зачастую презирались грабители; впрочем, и гоп-стоп (грабеж) был несколько иным.
Как рассказывал один пожилой авторитетный человек, стопари грабили залихватски, нагло, средь бела дня. "А ну-ка, детка, выскочи из туфелек!" Особа подхватывалась под локотки и действительно выскакивала из модельных "скороходов", которые оставались в собственности страшных парней в кепках-восьмиклинках и с белыми шарфами на шеях (вспомним Промокашку из телефильма "Место встречи изменить нельзя"). Редко били по голове - это делалось лишь в случае опасности: законы преступного мира осуждали убийство ради, денег. "А сейчас они шубу снимают с бездыханного тела, волки позорные!.." - сетовал старик. Грабителей, по его мнению, не любили за неразборчивость. "Я, значит, год сберкассу обхаживаю, инструмент готовлю; наконец, ночью лезу, сверлю, открываю. Бабки в мешок - и на хазу... А по дороге меня мордовороты тормозят, мол, четыре сбоку - ваших нет, и шпалером в харю тычут... И все, денег нет, нервы расшатаны. Потому их частенько, стопарей, глушили в лагерях, как и бакланов (хулиганов)".
Карманники оправдывали свою деятельность тем, что, по их мнению, человек лишь один раз в жизни мог лишиться кошелька в результате карманной кражи. "После этого он всю жизнь за задницу держится (то есть за жопник, задний карман в брюках)" Отчасти это верно, и во второй-третий раз лишаются кошелька, видимо, лишь те, у кого деньги не имеют счета.
Борьба милиции с карманниками велась с помощью тихарей, работавших в общественном транспорте и в многолюдных базарных местах. Тихарей в какой-то период было чуть ли не больше, чем карманников, но и карманников хватало. Среди них могли, к удивлению органов, оказаться совершенно неожиданные личности, такие, как, например, преподаватель марксизма-ленинизма с рабфака вуза или мастер спорта по шахматам. Крупные специалисты "карманной тяги", впрочем, сидели редко и отнюдь не за дело.
С. К., например, провел в довоенных и послевоенных лагерях не менее пятнадцати лет за три ходки, но судим был за поджог ("запалил одного гада"), за хулиганство ("железнодорожнику в кабаке заехал в рыло") и, как это ни странно, за политику - написал стихотворение про милицию, в котором развернул идею о переселении душ: мол, есть предположение, что душа охотника после смерти переселяется в его собаку; в стихотворении С. К, душа издохшей собаки переселялась в милиционера. Стих этот он по просьбе сотрудников отделения, прочитал вслух всему личному составу конторы, за что был жестоко бит (вопреки честному слову начальника) и оформлен по 58-й на верную десяточку.
С. К, был универсалом: с хорошим инструментом мог разбомбить любого "медведя". Кстати, рассказывал он такое: в конце тридцатых годов он взял с собой постоять у сберкассы на атасе малолетнего Игорька, шустрого четырнадцатилетнего подростка. Тот исполнил атас четко; деньги С. К, выгреб, долю Игорьку отдал - и немалую, по совести. "А году в пятьдесят, девятом зашел в Саратове в прокуратуру, надо было спросить за одного чалившегося. Открываю дверь в прокурорский кабинет, а там - Игорек, прокурором заделался. Усек меня... Но я не дурак, свалил из Саратова тут же вечером... А то бы меня, верняк, менты замочили бы по личной просьбе прокурора... а может быть, и нет, кто знает..."
В послевоенные годы милиции пришлось заняться ловлей расплодившихся бандитов: появилось много оружия, и руки нашлись для нажатия курков - эти руки еще совсем недавно вгрызались с помощью саперных лопаток в мерзлую землю и нажимали иные курки, смотрели в прицелы на иные мишени...
Длительное время после войны в Москве состоял в числе самых злачных и опасных мест Тишинский рынок. На Тишинке можно было купить все, как на одесском Привозе, от швейной иглы до подержанного "Опель-Адмирала". Тут кучковались карманники, выглядывая в толпах тугие кошельки; обговаривались сделки между появившимися теневиками; из-под полы могли предложить ППШ с полным диском, офицерский "вальтер" с серебряной рукоятью, а то и новенький, чуть ли не в маслице, "шмайсер"... Тут скупалось и продавалось краденое; крутились юркие марафетчики (продавцы наркотиков); заливались соловьями наперсточники, и завывал "Фронтовую" одноногий мужик с медалями на засаленной и вшивой гимнастерке. Так, в один прекрасный день одноногого медалиста опознал старик белорус - страдалец оказался замаскировавшимся полицаем, погубившим в начале войны целую деревню в Полесье. Его тащили два милиционера, а он орал - сначала: "Фашисты! Что делают, а? Бойца мучуют! ", а после - "Суки краснопузые, мало я вас повесил, голоштанников! X... на вашего Ильича, на всю партию, суки." И исчез, и никогда больше не появился нигде, наверное...
Однажды появились автоматчики - молодые и сильные; рынок окружили "Студебекеры" с фургонами; началась последняя облава на Тишинке. Повязали всех, кто подвернулся под руку; всех, на кого могли указать местные районные менты; кто хоть самую малость казался подозрительным. Фургоны были набиты людьми, исчезнувшими впоследствии в пучинах ГУЛАГа. Рынок опустел и затих на некоторое время. Потом ожил, но это была агония на долгие годы, которая завершилась смертью уже в наше время - совсем недавно на месте Тишинки вознесся стандартный стеклянный "дворец" с однообразной публикой и столь же однообразным тропическим товаром.
Но это уже история нового времени.
Впрочем, истории старого и нового времени причудливо переплетаются в современной жизни: это касается как криминального мира с его воровскими законами и понятиями, так и традициями российской (московской) милиции. Разница лишь в том, что традиции первых берут свое начало из глубины веков, из каторжных централов и Хитрова рынка, а новые традиции последних развиваются согласно установкам "пламенного" и "железного" Феликса.
КАДРЫ
Знаменитая фраза "кадры решают все" не потеряла своего значения и не потеряет его, видимо, никогда, особенно когда дело касается столь важных структур человеческого общества, как армия, полиция, милиция и прочие, им подобные.
Какие кадры стремятся нынче в ряды органов можно судить, имея в памяти такой пример.
В доперестроечные годы в числе моих приятелей был некий Петр, водитель-дальнобойщик, отсидевший в свое время пару лет за хулиганство. Мы коротали время за одной-второй бутылкой в выходные дни, ездили на рыбалку и на футбол, ходили в баню и прочее... Вскоре мир переменился - началась всеобщая борьба за существование. Пути наши с Петром разошлись. Он вдруг очутился в ином мире: стал разъезжать на иномарке с молодыми стрижеными ребятами, на кого-то, как он выражался, "наезжать" и "ставить на бабки". Вскоре он уже руководил крытым рынком в нашем районе: сидел с утра до вечера в баре на втором этаже и наблюдал за копошащимися внизу торговцами и снующими между рядов своими подчиненными. Короче, стал средней руки криминальным элементом, клиентом РУОПа, ОМОНа и СОБРа. Мы встречались иногда то на улице (он притормаживал на своем "БМВ" для приветствия), то на том же рынке, перебрасывались дежурными пожеланиями...
