— Переведите, пожалуйста, — попросил Дудников.
— Извольте!.. «Юная русская художница рисует портрет космического пришельца на диких скалах Саммили. Читайте репортаж нашего корреспондента на третьей странице».
А третья страница сообщала:
«В интервью, данном нашему нью-йоркскому корреспонденту молодым ученым-археологом мистером Уильямом Смитом, исследователь, несколько дней назад покинувший Аравию по семейным обстоятельствам, сообщил, что вблизи оазиса Саммили экспедиция, с которой мистер Смит имел честь сотрудничать, обнаружила весьма интересные наскальные изображения людей и животных.
Эти изображения сделаны обитателями пустыни в древнейшие времена.
Мистер Смит сожалеет, что не может познакомить наших читателей с этими находками без разрешения профессора Фернана Гизе, оставшегося для завершения исследований в Саммили.
Чтобы окончательно не разочаровывать нас, мистер Смит любезно согласился передать редакции фотографию „Гостя из космоса“ — картины, нарисованной на стене пещеры участницей экспедиции мисс Майей Кремневой из Москвы».
Дудников внимательно выслушал перевод и, вопреки ожиданию молодого сотрудника иностранного отдела, не упал в обморок. Напротив, лицо его приняло спокойное, удовлетворённое выражение.
— Этого следовало ожидать, — важно проговорил он. — Наука не терпит легкомыслия, потому что легкомыслие не удовлетворяется наукой.
Толстый палец Дудникова постучал по изображённому на обложке журнала скафандру:
— Вот на что идут народные денежки. Да ещё в иностранной валюте! Между прочим, я был единственным человеком, который возражал против поездки Кремневой в Саммили. Меня не послушали — и вот результат. На-ли-цо!
— Что же теперь будет? — сокрушённо спросил молодой сотрудник.
— Теперь будет всё, чему положено быть в подобных случаях, — ответил Дудников.
Через неделю в Саммили ушла телеграмма на имя начальника экспедиции Тарасюка:
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАБОТ НЕЦЕЛЕСООБРАЗНО ТЧК НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ТЧК ЗА ДИРЕКТОРА ДУДНИКОВ
Глава вторая
БЕЛОВ ВЫПИСЫВАЕТ МЕТРИКУ
— У меня нет никаких оснований не верить вам, дорогая Майя Степановна. Институт восточных языков аттестовал вас самым превосходным образом. И Григорий Петрович, — академик положил руку на плечо зло уставившегося в пол Тарасюка, — и Матвей Михайлович... И вообще я предпочитаю верить людям... Более того, прямо должен сказать, что если бы я не находился в это время на конференции в Варшаве, я бы воспротивился прекращению работы в Саммили. Но теперь дело сделано. Интервью Смита бросило тень на вашу находку, Майя Степановна. Сразу можно было дать опровержение, теперь — поздно. Отзыв экспедиции из Саммили трудно не воспринять как подтверждение версии Смита.
Чтобы опровергнуть эту клевету и возвратить вам доброе имя, теперь недостаточно нашего доверия к вам. Как это ни печально — недостаточно. Теперь нужны доказательства!
Академик обвёл взглядом собравшихся. Дудников отвёл глаза и недоумевающе пожал плечами. Тарасюк нахмурился ещё больше. Белов, закусив губу, продолжал набрасывать на листке бумаги какие-то формулы.
— Не понимаю, — тихо сказала Майя, — какие нужны ещё доказательства? Ведь я нашла его. Он — есть. Каждый может увидеть его и убедиться. Он запечатлён на скале тем же суриком, что и быки Саммили... А если кто-нибудь объявит, что меня не существует, я тоже должна буду доказывать обратное?..
— Сочувствую вам, но вынужден повторить — нужны доказательства!
— Есть только один путь, — сказал Тарасюк.
— Я бы не отважился на такое категорическое утверждение, — заметил академик. — Почему только один?
— Второго не вижу... Нужно найти новые изображения космонавтов! Невозможно предположить, что изображение, найденное в ущелье Джаббар, одиноко. Скорее всего, в других пещерах есть немало подобных портретов. И прежде всего надо искать их в том же Джаббаре!
— Если так, то нужно только вооружиться некоторым терпением и ждать известий от профессора Гизе, — заглядывая в глаза директору, быстро сказал Дудников. — Да и лучше, если новые изображения будут найдены исследователями, не принадлежащими к нашему сектору. Верно?
— Не совсем! — отрезал академик. — Ждать у моря погоды — не самый правильный способ добывания истины.
— Но другого пути, по-видимому, нет, — произнес Дудников.
— А может быть, всё-таки есть? — Академик испытующе посмотрел на Белова.
Матвей понял этот взгляд.
— Я уже интересовался суриком. Тарасюк утверждает, что краска, которой пользовались неизвестные художники (при этих словах Дудников ухмыльнулся), эта краска никогда не подвергалась обжигу. Значит, мой метод неприменим.
— И всё-таки другой путь должен быть, — с уверенностью сказал академик. Вам, Матвей Михайлович, надо привлечь к этому делу других физиков. А вам, Григорий, позаботиться о том, чтобы образцы краски поскорее попали в Москву...
Кто-то заметил, что главным двигателем прогресса в технике всегда была лень. Одному человеку было лень ходить пешком — и он изобрёл автомобиль. Другому было лень стирать белье в корыте — и он придумал стиральную машину. И так далее.
Это, конечно, шутка. Истинным двигателем прогресса всегда была невозможность решить новую задачу старыми средствами.
...Казалось бы, Матвей и раньше не терял времени даром. Его анализы становились всё точнее и точнее. Давно ли он не различал разницы в миллион лет?
А последние модели прибора давали ошибку не более ста тысяч.
Не более, но, к сожалению, и не менее. Такая точность ещё в какой-то мере подходила при определении возраста саммилитов. Но сейчас она никуда не годилась. Требовалось найти какой-то совершенно новый принцип измерения: никакими постепенными усовершенствованиями, никакими доделками старого метода обойтись было невозможно. Невозможно уже по одному тому, что постепенно значит долго.
Пока речь шла только о саммилитах, даже многие месяцы не казались Матвею чрезмерно большим сроком. В конце концов, камень есть камень. Лежал тысячи, если не миллионы, лет — полежит ещё год.
Теперь речь шла о судьбе его друзей — о судьбе Майи, судьбе Тарасюка. И о судьбе всего дела.
Тут уж не только год, не только месяц — каждая лишняя неделя, каждый лишний день становились мучительно долгими.
Раньше Матвей чувствовал себя просто зачинщиком. Человеком, который ввёл мяч в игру. Самое большее — одним из команды. Теперь он знал: всё зависит от него. Гол в ворота противника может забить только он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
