Несчастная девушка застонала. Ее охватил невыразимый ужас.
Кровь застыла в ее жилах, и на бледном лице не осталось буквально ни одной кровинки.
– Отец, сжалься!
Корнилий Потапович, казалось, не обратил на стоны и на возгласы дочери ни малейшего внимания и продолжал:
– Эта свадьба необходима по многим причинам. Во-первых, слово, которое я дал молодому графу; во-вторых, страстное желание твоего будущего свекра графа Вельского и, в-третьих, я сам имею намерение жениться и нуждаюсь в содействии графа Петра Васильевича и его друзей. Этих причин, конечно, достаточно, чтобы мое решение было приведено в исполнение. Кроме того, тут есть еще кое-что, о чем я тебе не могу сообщить. Одним словом, я сказал тебе мое неизменное решение…
– Отец, отец… – рыдала Надежда Корнильевна.
– Никаких противоречий!
Молодая девушка вскочила с пуфа и упала к его ногам.
– Сжалься! – умоляла она его, обнимая его колени. – Будь милосерд, не делай меня несчастной! Я не люблю его и не могу любить!
– Глупости! Любовь придет сама собою. Он такой хорошенький мальчик.
– Но он человек безнравственный, у него нет ничего святого.
– Ты исправишь его.
– Но…
– Никаких но… Встань, Надежда, и вспомни свою клятву у постели твоей умирающей матери.
Молодая девушка вздрогнула.
– Отец… – снова простонала она, не поднимаясь с пола.
Страдания ее не трогали холодного, черствого эгоиста. Он встал и двинулся к двери.
Она вскочила и загородила ему дорогу.
– Отец, еще одно слово.
– Ну?
– Я люблю другого.
– Так вот что, – засмеялся он злым смехом. – Берегись! Я предчувствовал, что близость с этим семинаристом не приведет к добру… Давно следовало прогнать этого попа вместе с его отродьем. Знает он, что ты его любишь?
– Мы никогда не говорили об этом! Он и не подозревает. И сама-то я поняла это только теперь.
– Счастье для него, что он не знает… Я ускорю твою свадьбу.
– Отец, это твое последнее слово?
– Мне нечего больше говорить!
С этими словами он вышел.
Совершенно разбитая, бросилась молодая девушка в кресло и глухо зарыдала.
Часть вторая
В великосветском омуте
I
В Болгарии
Михаил Дмитриевич Маслов, выразив мнение, что Савин снова ухитрится убежать, оказался пророком.
Николай Герасимович действительно ускользнул от прусских жандармов за несколько минут до передачи его русским властям на самой границе.
Успокоенные поведением сопровождаемого ими арестанта, поведением, не дававшим места малейшему подозрению даже желания им совершить бегство, жандармы-философы, как прозвал их Савин, при остановке поезда на станции Александрово, обрадованные удачным выполнением ими поручения начальства, разговорились со встретившимися им земляками, упустив лишь на одну минуту вверенного им и подлежащего передаче в руки русских жандармов арестанта.
Этой минуты было достаточно для Николая Герасимовича, чтобы исчезнуть бесследно, точно кануть в воду.
Произошел переполох.
Русские власти донесли о событии по принадлежности.
Немецкие жандармы отправились в свой «фатерланд» под гнетом предстоящего им дисциплинарного взыскания.
Они были угрюмы, не философствовали и не политиканствовали.
Николай Герасимович между тем, верный своему заранее составленному плану, остался временно в пределах России, пробрался в один из пограничных городов, где один из его родственников, или вернее муж его родственницы занимал крупный пост.
Жена этого «лица» – мягкосердечная женщина – умоляла своего мужа дать временный приют беглецу, а тот отплатил за гостеприимство тем, что обманным образом добыл бумаги своего друга и дальнего родственника по матери графа де Тулуза Лотрека, призанял, пользуясь именем своего властного и уважаемого родственника, у многих лиц довольно крупные суммы и исчез за границу.
Через несколько времени он появился в Софии, столице Болгарского княжества, где в то время царила политическая неурядица и во главе политических пройдох, захвативших в свои руки власть над несчастным болгарским народом, стоял Степан Стамбулов – бывший студент новороссийского университета, вскормленник России, поднявший первый свою преступную руку против своей кормилицы и освободительницы его родины от турецкого ига.
У всех еще свеж в памяти этот период болгарской истории, заставивший на долгие годы отшатнуться от нее ее благодетельницу – Россию.
Это было как раз время, последовавшее после вторичного отречения болгарского князя Александра Баттенбергского от престола.
Он назначил регентство из Стамбулова, Каравелова и Муткурова, которые составили коалиционное министерство под председательством Радославова, министром иностранных дел был Начевич, министром юстиции – Стоилов, а военным – Николаев.
Русское правительство не могло оставить болгарский народ в неизвестности о своем мнении о судьбе его первого князя и своей будущей политики относительно болгарского народа.
Заговорили о миссии князя Н. С. Долгорукова в Болгарию, но затем оказалось, что русский военный агент барон Каульбарс был вызван в Высоко-Литовск, где в сентябре 1886 года имел свое пребывание император Александр III.
По приказанию его императорского величества, барон Каульбарс должен был отправиться в Болгарию и объявить всему болгарскому народу чувство искреннего доброжелательства его величества и дать совет для выхода из ее затруднительного положения, но, вместе с тем, категорически объявить высочайшую волю, что ни Баттенберг, ни кто-либо из его братьев не должен возвратиться в Болгарию.
13 сентября Каульбарс прибыл в Софию и вступил в управление агентства, а 14-го он в полной парадной форме сделал официальные визиты регентам и министрам, а министру иностранных дел вручил письмо господина Гирса, уполномочивавшего его в качестве политического представителя России.
С 12-го октября по 6-е ноября продолжались томительные переговоры барона Каульбарса и борьба с его регентством и министерством.
Ее благоприятного исхода с нетерпением ожидал болгарский народ.
Миссия барона Каульбарса состояла в том, чтобы получить полную амнистию для всех участников переворота 9-го августа, то есть в свержении князя Александра Баттенбергского, и отложить на два месяца выборы в народное собрание, которому предстояло избрать нового князя.
Цель последнего требования была очевидна и разумна.
Необходимо было усмирить взволнованную страну и иметь время для поиска кандидата на болгарский престол.
Исполнение его зависело всецело от доброй воли и понимания дела, чего, к сожалению, у регентства вообще, а у Стамбулова в частности, не было.
Последний торопился созвать как можно раньше народное собрание, чтобы переизбрать Александра Баттенбергского.
Этого желало регентство и отчасти министерство.
Они не хотели отложить выборов, ссылаясь на конституцию, как будто бы регентство, назначенное отрекшимся далеко не по доброй воле от престола Баттенбергом, имело какое-нибудь конституционное значение.
Оказалось, впрочем, что Стамбулов в своем сопротивлении требованиям русского дипломатического представителя руководствовался советами австрийского и английского агентов.
Это не могло не сделаться неизвестным барону Каульбарсу.
Только 18-го сентября Стамбулов отказался от переизбрания Баттенберга и именно тогда, когда уже все великие державы были убеждены в невозможности такого переизбрания.
Болгарские патриоты просили барона Каульбарса указать кандидата русского правительства, которого они обязывались выбрать беспрекословно и единогласно.
К сожалению, русский дипломатический представитель не был в состоянии удовлетворить их желание.
Собравшееся 13-го сентября в Софии народное собрание состояло исключительно из депутатов – сторонников Стамбулова и компании.
Самые выборы происходили под наблюдением организованной Радославовым армии «палочников», действовавшей от имени комитета, избравшего себе громкий девиз: «Болгария для болгар».
«Палочники» эти называли себя защитниками отечества.
Горе было округу, где избиратели выбирали антиправительственного депутата.
В Дублине, например, начальник округа был убит и тридцать шесть граждан были приговорены к смертной казни.
В Румелии, где избрали русофилов, все избиратели брошены в тюрьмы.
Много было перебито народа в Татар-Базарджике, в Пловдиве и других местах.
Степан Стамбулов созвал народное собрание как подготовительное к великому народному собранию в Тырнове.
Из зала заседания были заблаговременно вынесены портреты Александра II и Александра III, а портрет Баттенберга был только завешен.
Регентство и министерство находилось всецело в руках иностранных агентов и политических интриганов, которые приложили все свои старания, чтобы миссия русского посланца потерпела неудачу.
