— Откуда ты знаешь? — спросил Шейд.
— Потому что я пытался. Очень давно. Я нашел трещину в небосводе и стал карабкаться вверх. Сколько времени это продолжалось, я не могу сказать. Казалось, это длится вечность — сражение с воющим ветром и тяга Подземного Царства. Но я достиг поверхности. Я вылез наружу и взлетел.
У Шейда от волнения шерсть встала дыбом.
— И что?
— Я исчез, — закончил Мрак. — В мире живых я стал всего лишь эхом, маленьким облачком пара, и не мог вылететь из трещины, справиться с ее притяжением. Как будто у меня не было тела. На мгновение я увидел мир — он сиял точно таким же светом, который окружает тебя, сереброкрыл, — а потом я взорвался. Меня всосало в трещину и потянуло вниз, в Подземное Царство. И тогда я снова обрел форму. Наши мертвые тела не могут существовать в Верхнем Мире. Избавьте себя от муки видеть его только на мгновение.
Шейд ничего не сказал, вспомнив о шипящей трещине около Каменной Крепости. Он представил себе, как Мрак ползет к ее краю, отчаянно стараясь вернуться на поверхность земли. Этот образ внушал жалость, но все-таки Шейд почувствовал облегчение при мысли, что мертвым вампирам не дано вернуться в Верхний Мир. Конечно, если Мрак говорит правду.
Шейд повернулся к Яве. Казалось несправедливым после того, как они помогли ему, покинуть их в этом трудном и опасном путешествии через все Подземное Царство к Древу, которое, может, существует, а может, и нет.
— Простите меня, — сказал он.
— Не надо, — улыбнулась Ява. — Нам будет грустно видеть, как ты уходишь. Но ты не жалей нас. У нас ведь есть Древо.
Шейд кивнул и на минутку отлетел в сторону, чтобы снова проверить след Гриффина.
Все было по-прежнему, и он уже почти открыл глаза, когда снова увидел эхо-изображение Гота: изображение недавнее и четкое. Гот следовал тем же курсом, что и Гриффин.
Облако сияющего тумана окутывало вход в пещеру, и разглядеть, что происходит внутри, было невозможно.
— Луна, прошу тебя, не делай этого, — попросил Гриффин.
— Только на минуточку, Грифф.
Что-то в этих словах встревожило его еще больше.
— У меня плохое предчувствие, — сказал он ей. — Получается как-то слишком просто. Фрида говорила, что надо не отвлекаться и лететь дальше. Посмотри на этот вход. Пещера может захлопнуться, как челюсти. Ее может засыпать песком и нас вместе с ней. Мы окажемся в ловушке. Навсегда.
— Ну, пожалуйста, — нежно сказала она.
— Ты заставляешь меня согласиться…
— Вот и хорошо.
— Трудно сказать «нет» тому, кто умер. Но все же я скажу…
— Ты чувствуешь себя жестоким, правда? Я бы чувствовала.
— Луна, оттуда никто еще не вышел.
Она покачала головой и прислушалась.
— Я не слышу ни криков, ни воплей. Может, им там хорошо.
И как будто в подтверждение ее слов Гриффин услышал какой-то мелодичный напев, смех, шелест возбужденных голосов.
— Вот видишь! — сказала Луна.
— Это действительно опасно.
— Ну ладно, я лечу вниз. Подожди меня здесь, если хочешь.
Она влетела в пещеру, и ее поглотила светящаяся завеса. Гриффин секунду подождал, затем последовал за ней. Ему не хотелось, чтобы Луна отправлялась внутрь одна. И, если честно, он не хотел оставаться один снаружи. Свет окутал его, как теплый туман, и он тут же почувствовал себя спокойнее. Он летел вперед, почти ничего не видя, пока туман не рассеялся. Гриффин очутился в огромной пещере; ее стены и потолок светились мягким мерцающим светом. Там, пристально уставившись куда-то в пол, висели миллионы летучих мышей.
Гриффин тоже глянул вниз. Это было огромное, мягко пульсирующее озеро звука и света. С его поверхности поднимались тонкие светлые завитки; они сплетались и устремлялись к потолку, словно лучезарные колонны. Висящая в воздухе туманная пелена мелодично звенела.
Гриффин увидел Луну и сильнее замахал крыльями, чтобы догнать ее.
— Что это? — тихо спросил он.
Она только замотала головой. Вместе они облетели пещеру, ища место, где бы устроиться. Это оказалось непросто, но наконец они нашли свободный уголок и повисли рядом. Ему не хотелось долго оставаться здесь. Он оглядел летучих мышей, гроздьями висевших вокруг. Время от времени кто-нибудь из них смеялся или издавал счастливое восклицание, бормотал что-то радостное. Большинство были невероятно спокойны и молчаливы. Они висели совершенно неподвижно и, не отрываясь, смотрели на озеро света. Оно и в самом деле было необыкновенно красиво, но все-таки Гриффин не понимал их чересчур восхищенного внимания.
— О, — услышал он вздох Луны.
Он оглянулся и увидел, что она смотрит вниз. Глаза ее светились чудесным светом.
— Что там? — спросил он.
— Неужели ты не видишь, Грифф?
— Ну, вижу свет.
— Нет, — прошептала Луна. — Дом.
Он, прищурившись, посмотрел вниз.
— Гм, нет, я этого не вижу. Только какие-то сложные мягкие очертания — вот это похоже на медведя, — но это все равно что в ветреную ночь разглядывать освещенные луной облака. Они стремительно мчатся по небу и все время меняются. Но я действительно больше ничего не вижу…
Может, ему досталось неудачное место? Он хотел было поискать другое, но Луна казалась такой счастливой, и к тому же он не хотел выделяться в этой толпе.
— Что ты видишь? — спросил он.
— Древесный Приют, — шепотом ответила Луна со счастливым вздохом, не отрывая глаз от светящегося озера. — Солнце только что село, и мы вылетаем на охоту. — Улыбка скользнула по ее мордочке. — И еще там дерево, где ты всегда кормился, Грифф. Огромный клен, весь покрытый гусеницами. Не могу поверить, что ты ешь их…
Он тоже улыбнулся, но только на секунду — казалось, будто прихотливый свет внизу отлился в изображение его любимого леса: деревья и летучие мыши, наполняющие небо. Потом изображение рассеялось. Остался просто свет.
— О Гриффин, — бормотала Луна. — Это действительно прекрасно! Я рада, что мы пришли сюда. Все так, как ты мне рассказывал. Но это гораздо лучше, чем просто вспоминать. И боль уходит. Мои крылья больше не болят.
— Хорошо, — смущенно проговорил он.
Ее мордочка была такой безмятежной и счастливой, что он почувствовал себя виноватым. Он лишил ее всего; как можно теперь просить ее поторопиться и уйти отсюда?
— Эй, посмотри, там Фальстаф, Скайе и Рован, — воскликнула Луна. — Эй, ребята! — Она рассмеялась, потом кивнула головой, прислушиваясь к разговору, который Гриффин не мог слышать. Он пристально вглядывался в озеро света и всей кожей ощущал медленно подкрадывающееся предчувствие беды.
— Луна, — сказал он. — Я ничего этого не вижу.
— Так смотри, — сказала она рассеянно. — Ты увидишь. Это же проще простого. Какое озеро… — Ее голос звучал так тихо, что он едва слышал его. — Я уже там…
Гриффин посмотрел на нее с тревогой. Что бы Луна там ни видела, она должна понимать, что это всего лишь картинки, что-то вроде эхо-миражей.
Он толкнул ее:
— Луна?
— Ш-ш-ш.
Он посмотрел на других летучих мышей. С ними творилось то же самое. Все они пристально глядели вниз с тем же восторженным вниманием, будто увидели то, что больше всего любили. Возможно, этот кружащийся источник света и звука показывает каждому то, что он больше всего хочет видеть.
Всем, кроме него, Гриффина.
«Живой, — подумал он. — Это потому, что я живой».
Вероятно, здесь только мертвые могли увидеть свое прошлое, дом и все, что они навеки утратили.
Гот крался, тесно прижавшись к потолку, пробираясь среди гроздьев висящих летучих мышей. Они, казалось, едва замечали его, так внимательно вглядываясь в светящееся озеро. Сначала он совершил ошибку и тоже посмотрел. Его приковало к месту изображение королевской пирамиды и вампиров, кружащихся вокруг него, выкрикивающих его имя: «Король Гот! Король Гот!» Ему пришлось собрать все силы, чтобы отвести глаза и сосредоточиться только на одном: светящийся детеныш сереброкрыла.
Он был уже близко. Так вот он какой, сын Шейда! Не такой недомерок, как его отец, но со смешными полосами яркой шерсти через плечи и спину. Гот подкрадывался сзади. Через несколько секунд он сомкнет челюсти вокруг горла детеныша, его светящаяся жизнь вытечет наружу, и…
Ее вдохнет Зотц.
Не он, а Зотц.
Как перенести это? Убить детеныша, видеть, как жизнь выходит из него и как Зотц вдыхает ее просто так, вместо того чтобы отдать ему, Готу. Но тут ничего нельзя поделать. Он должен повиноваться Зотцу. Разве что…
Что если он украдет жизнь детеныша? Быстро заберет ее и снова станет живым. Зотц ничего не сможет сделать. Он не имеет власти над живыми существами; он не сможет наказать его. Гот задрожал при этой мысли. Страшно бросить вызов любому богу, а ведь Зотц был его богом. Сначала он, конечно, будет в ярости, но когда Гот вернется в Верхний Мир и начнет собирать новых приверженцев, сделает все возможное, чтобы освободить своего бога из Подземного Царства, Зотц простит его. Он увидит, что действия Гота были правильными и благородными.
