И тогда, продолжая держать на руках сына, Шарон бросился в поликлинику, находившуюся в нескольких сотнях метрах от их дома. В поликлинике ему сказали, что он срочно должен ехать в больницу и посадили в карету "скорой". Всю дорогу до больницы он прижимал к себе Гура, чувствуя как вся его рубашка пропиталась кровью сына. Он был солдатом и, повидав за свою жизнь немало самых разных ранений, как солдат знал, что спасти Гура нет никаких шансов. Однако, будучи отцом, он продолжал надеяться на чудо…
Но когда машина "скорой" достигла приемного покоя, он понял, что чуда не будет…
В это самое время Лили, купившая в подарок для Гура дорогой спортивный костюм, о котором он так мечтал, как буто что-то почувствовала и решила позвонить домой – узнать, все ли там в порядке. К ее удивлению трубку взяла жена Хода, пришедшая присмотреть за детьми.
– Лили, – сказала она, – ты что, ничего не знаешь? Гур в больнице. Срочно езжай туда.
На огромной скорости, нарушая все правила движения, моля Бога о том, чтобы это была какая-нибудь пустяковая травма, Лили направилась в больницу.
– Я хочу видеть пациента Гура Шарона, – сказала она медсестре в приемной.
– Простите, кем вы ему приходитесь? – спросила медсестра.
– Я – его мать!
– Пройдите в кабинет главврача, он вас ждет…
Едва войдя в кабинет и увидев нем непохожего на самого себя Арика, Лили поняла что случилось что-то страшное. Но ей еще только предстояло узнать то, что уже знал Арик – случилось САМОЕ СТРАШНОЕ, что только могло случиться.
* * *
У евреев принято хоронить своих покойных в день их смерти, но похороны Гура прошли с опозданием на два дня – во-первых, потому что еврейский закон запрещает хоронить в праздники, а во-вторых, из-за желания Арика похоронить сына рядом с Маргалит. Администрация кладбища заявила, что участок рядом с могилой Маргалит Шарон уже куплен, и Арику пришлось для решения этой проблемы обратиться за помощью к своему старому другу, главному армейскому раввину29 Шломо Горену.
Горен все устроил, и в день похорон к кладбищу приехали тысячи людей – узнав из газет от трагедии в семье национального героя, многие захотели таким образом выразить ему свое участие. Среди них был и лидер партии "Херут" ("Свобода") Менахем Бегин. Когда он подошел к Шарону, чтобы пожать ему руку, тот вдруг почувствовал, что для Бегина участие в похоронах его сына – не просто формальность, что он искренне сопереживает его горю. Может быть, именно тогда между ними и возникли отношения, определившие затем судьбу Ариэля Шарона в политике…
Сам Арик, по словам его близких, никогда не смирился потерей сына. Он просто научился с ней жить, но с того дня во многом стал другим человеком. Время от времени воспоминания о Гуре наваливались на него с особой силой, и тогда на него было больно смотреть.
– Прости меня, Маргалит! – сказал Шарон над могилой первой жены. – Я обещал тебе беречь нашего сына и не сдержал слова. Прости, если можешь!
– Не казни себя, Арик! Она просто взяла его к себе… – сказал стоявший за его спиной Горен, и Шарон вдруг отчетливо вспомнил их первый с сыном разговор после смерти Маргалит.
В истории гибели сына Шарона действительно много загадок.
Например, совершенно непонятно, откуда взялся патрон в старом ружье – Шарон, как уже было сказано, его неоднократно проверял, а новые патроны к такой винтовке взять вроде бы было неоткуда.
Непонятным осталось и то, как именно погиб Гур.
Сам Шарон до последних дней был уверен, что его сына убил соседский подросток – он раздобыл патрон, зарядил им ружье, а затем, играя, выстрелил в Гура. Шарон даже подумывал о том, чтобы выдвинуть против 15-летнего соседа официальное обвинение в убийстве.
Однако родители этого мальчика (который сегодня, разумеется, является взрослым человеком) категорически отвергают эту версию. По их словам, дом Шаронов был напичкан различным оружием и боеприпасами, так что найти подходящий патрон к ружью было нетрудно. И ружье, утверждают они, зарядил именно Гур, а не их сын. Затем Гур спустил курок, но выстрела не последовало. Тогда сын Шарона заглянул в дуло и… нечаянно спустил курок.
Вообще, версии гибели Гура выдвигались потом самые разные, в том числе, и просто ужасающие – например, говорили, что патрон в ружье, зная, как Гур любит с ним играться, положила Лили.
Но нелепость подобной злодейской версии очевидна: Лили дейсвительно любила Гура как собственного ребенка. Да и потом, в тот момент, когда произошла трагедия рядом с Гуром были оба ее маленьких сына, и жертвой случайного выстрела мог стать любой из мальчиков. Забредать же в некие мистические дебри, как это делают некоторые из тех, кто изучал историю семьи Шарона, автору не хочется.
Разумеется, то, что произошло, повлияло на весь образ жизни семьи Шарона. Но жизнь продолжалась, и надо было думать, как жить дальше.
Глава 10. Одинокий волк
Окончание Шестидневной войны означало, как вскоре выяснилось, лишь начало нового этапа арабо-израильского противостояния, получившего название Война на истощение. Не смирившись с потерей своих территорий и не желая подписывать с Израилем мирные договоры, Иордания, Сирия и Египет начали почти ежедневно производить артиллерийские и минометные обстрелы новых границ Израиля, при этом, само собой, не отказываясь и от проведения кровавых терактов на его территории. Суммарные потери израильтян в ходе этой, длившейся три года войны были огромны – 721 человек убитыми, из них 367 – на египетском фронте.
В январе 1968 года начальник генштаба Ицхак Рабин подал в отставку, и когда Моше Даян в числе прочих генералов спросил Ариэля Шарона, кого бы он предпочитал видеть в качестве нового начгенштаба – заместителя Рабина Хаима Бар-Лева или командующего ВВС Эзера Вейцмана, Шарон назвал Бар-Лева. Почему он выбрал именно Хаима Бар-Лева, до сих пор остается загадкой: Вейцман был тем самым человеком, который разработал стратегический план Шестидневной войны и подготовил к ней израильскую авиацию; именно Вейцман принял на себя командование армией в первые дни войны, когда находившийся в состоянии сильного никотинового отравления Ицхак Рабин на три дня выбыл из строя – так что по всем параметрам его кандидатура была предпочтительнее. Наконец, Вейцман, в отличие от Бар-Лева, считался другом Шарона.
Остается предполагать, что причиной столь странной рекомендации была какая-то внезапная размолвка между Вейцманом и Шароном. Это тем более вероятно, что оба этих прославленных израильских генерала отличались, мягко говоря, не самым легким характером.
Заступив на пост начальника генштаба, Хаим Бар-Лев в первую очередь начал думать о том, как защитить новую границу Израиля с Египтом, проходившую по восточному берегу Суэцкого канала и, одновременно, обезопасить израильских солдат от бесконечных египетских обстрелов. В конце концов он решил строить вдоль этого берега канала укрепленные бетонные бункеры, в каждом из которых мог разместиться взвод солдат. Эти укрепления получили название "линии Бар-Лева". И именно "линия Бар-Лева" и стала причиной острого конфликта между Шароном и новым начальником генштаба.
Шарон был убежден, что "линия Бар-Лева" не в состоянии ни защитить израильских солдат от обстрелов, ни остановить египетскую армию в случае, если она решит форсировать Суэц и начать новую войну против Израиля.
– Мои доводы тогда были просты, – вспоминал Шарон на одной из своих встреч с журналистами, в которой участвовал и автор этих строк. – Я помнил о судьбе линии Мажино и линии Маннергейма – все эти основанные на принципе пассивной обороны системы, в итоге себя не оправдывали. Они рушились, как только противник предпринимал против них массированную и хорошо продуманную атаку. Такая же судьба, говорил я, ждет и наши укрепления на Суэцком канале. Из оборонительных сооружений дзоты могут превратиться в ловушки для наших солдат. А, следовательно, для надежной охраны границы нужно было не строить бункеры, а, с одной стороны, обеспечить постоянное мобильное патрулирование линии границы на джипах, а во-вторых, придвинуть к ней танки и артиллерию, которая бы достойно отвечала на египетские обстрелы. На те миллионы из госбюджета, которые были потрачены на строительство этих укреплений, можно было купить тысячу новых танков и десятки самолетов, которые обеспечили бы нам победу в грядущей войне.
Все это Шарон вновь и вновь повторял в те дни на заседаниях генштаба, но Бар-Лев и его окружение было настолько уверено в правильности своей оборонительной концепции, что поначалу просто пропускали аргументы Шарона мимо ушей. Тогда Шарон позвонил ряду известных израильских журналистов, дал им интервью, в которых высказал свою позицию, спровоцировав тем самым широкую полемику в прессе о том, нужна ли Израилю линия Бар-Лева.
Бар-Лев, в свою очередь, провел пресс-конференцию, на которой заявил, что идущая в газетах дискуссия является "отзвуком борьбы между одним любителем военных приключений и группой генералов, несущих на себе весь груз ответственности за безопасность страны". Но на большие обвинения в адрес Шарона Бар-Лев в тот момент не решился, еще испытывая чувство благодарности за ту рекомендацию, которую ему дал Арик.
