Я с некоторым трудом вспоминаю, как это всё произносится по-турецки, и она хмурится.
-- Тебе надо в больницу, сделать рентген, -- говорит медик.
-- Я приеду попозже, -- заверяю её я, прикасаясь к глазу, который, кажется, начинает заплывать.
Женщина искоса поглядывает на Алихана, который, оказывается, сидит у меня в ногах, держа Маньяка на руках, и с нажимом спрашивает:
-- Мы можем забрать тебя с собой сейчас, если тебе нужна любая помощь.
Я понимаю, что всё выглядит совсем нехорошо. Наверняка Алихан рассказал, что это он меня ударил.
-- Всё в порядке, ханым-эфенди, -- говорю я, сжимая ладонь фельдшера. – Это была случайность, правда. Я сама встала туда, куда не следует.
Женщина хмурится, но кивает, помогая мне сесть.
-- Нужно сделать рентген и наблюдать, не будет ли тебя тошнить, чтобы исключить сотрясение мозга.
В квартире полно народу. В соседнем кресле сидит Мерьем и другой медик измеряет её давление. Отчим Али стоит рядом с ней, держа в руках совок с веником. В прихожей топчутся полицейские, возле них завис Давут, ошалело почёсывая в затылке.
-- Если бы не наш Маньяк, я была бы уже мертва, -- обращаюсь я к Али и протягиваю ладонь к коричневому комочку у него в руках. Малахитовые глаза вздрагивает и качает головой.
У меня в горле появляется гигантский ком, который я не могу проглотить.
-- Он сильно ранен? Ты показал его доктору?
Алихан кивает и сильнее прижимает тельце к себе.
-- Он умер мгновенно. – Малахитовые глаза наклоняется и утыкается лицом в терракотовую шёрстку. Плечи вздрагивают от сухих рыданий. Я обхватываю его и Маньяка, а Али освобождает одну руку и неловко прижимает к себе мою голову.
Потом полицейские из уважения к звезде разрешают нам не ехать в участок и берут показания у меня, Мерьем и Алихана на месте. Я рассказываю слово в слово всё, что запомнила из криков, предполагая, что его подослали родственники невесты Алихана. Инспектор странно смотрит на меня, но молча записывает в блокнот.
Мы прощаемся с Мерьем, обещая навестить её завтра.
Когда садимся в машину, в ней повисает мрачное молчание. Давут сидит за рулём, не заводя двигатель. Алихан всё так же держит одной рукой меня, а другой – Маньяка.
-- Нужно позаботиться о том, чтобы довезти кота домой, в Стамбул, -- наконец, говорит он.
-- Я займусь этим, брат, -- не оборачиваясь, отзывается Давут.
-- Клан Демир не успокоится, пока не изгонит меня из твоей жизни? – спрашиваю я Алихана.
Али поднимает на меня воспалённые глаза, но тут вклинивается Давут.
-- Он не получал приказа напасть на тебя, Снег. Это мой дальний родственник по матери, его зовут Яхмур. Давно хотел повысить свой статус, да слишком глупый для нормальной работы. Мои дядюшки распорядились наказать его так, чтобы на сто лет вперёд все помнили.
-- Давут, я надеялся, что ты будешь защищать мою любимую, -- подаёт голос Али. – Где ты был, когда её пришли убивать?
-- Брат, я клянусь, я был уверен, что в доме твоей матери она в безопасности, -- оправдывается парень. – У них охрана и видеонаблюдение! Я не знал, что кузен Яхмура работает там уборщиком, никто не мог знать! Простите меня, Снег, брат! Это больше не повторится! Я клянусь, я позову ребят из охраны, они будут ходить за Снегой по пятам!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
-- Не нужно, Давут. – Слова даются мне с трудом. Кожа вокруг глаза пульсирует от боли, несмотря на прижатое полотенце со льдом. В этот раз точно нельзя забыть принять ибупрофен. -- Я уезжаю домой ближайшим рейсом.
Глава сорок вторая
С тех пор как я вошла в аэропорт, слёзы льются, не переставая. Пограничник, проверяющий загранпаспорт, подозрительно хмурится, глядя на мои воспалённые глаза и, кажется, хочет отправить в зону персонального досмотра, когда к нему в кабинку входит мужчина постарше и что-то шепчет на ухо. Контролёр задумчиво кивает и шлёпает печатью.
Уложив паспорт в сумку, я снова нацепляю тёмные очки и двигаюсь в зал ожидания бизнес-класса. Там я валюсь в кресло и прикрываю веки.
Алихан настаивал на том, чтоб отправить меня корпоративным самолетом своего отца, я же уверяла, что куплю билет сама. В итоге Али практически силком оплатил мне место в бизнес-классе на рейсе «Турецких авиалиний», закатывая глаза и прося небо даровать ему терпение.
Потом он обнаружил, что я пытаюсь оставить в его гардеробе колье из султанитов, подаренное на день рождения, и из этого разгорелся новый скандал. Ещё одна свара случилась после того, когда я заявила, что поеду в аэропорт на такси. Давута злой на весь мир Али выгнал с глаз долой на второй день по возвращении в Стамбул, когда тот привёз кремированные останки Маньяка, а приехать в порт с Алиханом значило собрать вокруг себя всех папарацци.
Так и проходит наш последний день вдвоём, -- в сборах и скандалах.
Примерно в два часа дня к дому подъезжает высокий микроавтобус с надписью «Электрические сети» на боку и Алихан впускает его в гараж. Мы тепло здороваемся с моим приятелем – парнем из команды реквизиторов. Он выдаёт Алихану серую униформу с логотипом вымышленной компании, кепку, помогает загрузить мои чемоданы. Али показывает парню, как незаметно выйти из дома со стороны пирса, а потом мы садимся в микроавтобус. Мне приходится притаиться на полу кабины, пока Малахитовые глаза аккуратно выезжает из гаража.
Через несколько минут он, наконец, говорит, что можно вылезать.
Я кладу ладонь на его руку, лежащую на рычаге переключения передач, и Али сжимает мои пальцы.
-- Что я за мужчина, собственноручно отправляющий любимую за тысячи километров от себя?! – спрашивает он, глядя на дорогу. Челюсти сведены, на виске бьётся та самая жилка, ноздри раздуваются от гнева.
-- Мы знали, что всё закончится, не так ли? – мягко напоминаю я. – Воспринимай это, как лёгкое приключение.
— Значит, так ты оцениваешь наши отношения? – Али поворачивается ко мне, и я знаю, за тёмными очками глаза мечут искры.
-- Неважно, как я их расцениваю, Али. Мы ведь обсуждали все и не раз. Ты не можешь дать мне того, что я хочу. Я не могу пойти на то, что предлагаешь ты. Не каждая любовь заканчивается «жили они долго и счастливо».
-- Тебе просто стоило унять свою гордыню и остаться, чтобы стать моей настоящей женой. Если бы ты любила меня, ты была бы со мной на любых условиях.
Его слова бьют так больно, что у меня спирает дыхание. Может быть, он прав? Что это за такая рассудочная у меня любовь, что пасует перед условностями? Я снова пытаюсь понять, почему решила так, а не иначе.
-- Али, -- мой голос срывается, и я откашливаюсь. – У меня немного достоинств. Я ни в чём не талантлива и, наверное, не очень умна. У меня есть только моя гордость. Я всегда держала спину прямо, понимаешь? Несмотря ни на что.
Прикасаюсь пальцами к пластырю на шее, прикрывающему порез ножом. Отёк с глаза спал, зато под ним расцвёл огромный синяк. Впрочем, всё удалось замаскировать с помощью профессионального грима – уж тут я профи, как ни крути.
