– Вот как? – Я смачно откусил добрых полбутерброда с икрой. – Я, по-моему, не упоминал о нем. А что сказал Вульф? Он звонил? Когда?
– Сегодня утром. Я отвез его к Вуди. Вульф сказал Пензеру, чтобы тот оставил вместо себя в Нью-Йорке другого человека… Забыл имя.
– Должно быть Орри Кэтер.
– Да, точно. Потом Вульф сказал, чтобы Пензер первым же рейсом вылетел в Сент-Луис и дал дальнейшие инструкции. У меня сложилось впечатление, что Вульф пришел к заключению… Словом, Вульф полагает, что кто-то из гостей Фарнэма знал Броделла раньше. Вернувшись на ранчо мисс Роуэн, мы прихватили ее с собой и поехали к Фарнэму. И я… я попросил, чтобы он разрешил мисс Роуэн их сфотографировать. Она взяла фотоаппарат с собой.
Я кивнул.
– Да, она увлекается фотографией. Кто-нибудь возражал?
– Нет. Фарнэм восторга не выказал, но возражать не стал. Пленку я привез сюда, и сейчас ее проявляют в лаборатории. Я хотел отвезти снимки мисс Роуэн вечером, но, поскольку нужно передать записку Вульфу, съезжу сейчас. Как только будут готовы фотографии. Кстати, мне понравилась затея мисс Роуэн с закуской. Хорошо, когда женщины понимают, что не хлебом единым жив человек. Завтра рано утром она едет в Хелену, чтобы отправить фотографии авиапочтой Солу Пензеру и заодно прихватить с собой Лютера Доусона. Она не… Вы помните, что при нашей прошлой встрече она потребовала, чтобы я убрался вон.
– Она просто предложила вам подождать в машине. Очень вкусный сыр. Попробуйте.
– А если бы я не убрался, вы бы выставили меня силой. Так вот, теперь с обоюдного согласия этот досадный эпизод забыт. Я немного разоткровенничался с мисс Роуэн. Только это между нами, ладно? Я сказал ей, что пришел к выводу, что конфликт между мной и Хейтом закончится только тогда, когда один из нас уйдет со сцены. И что я уцепился сейчас за те возможности, которые открылись передо мной благодаря тому, что Хейт настолько некомпетентно проводит расследование. Я признался также в том, что рад тому, что оказался в одной упряжке с вами и Вульфом. Если мы проиграем, то мне конец, но я убежден, что мы победим.
Он взял ломтик сыра.
– А мистеру Вульфу вы это сказали?
– Нет. Только мисс Роуэн. Он… как бы сказать… не совсем располагает, что ли.
– Это верно. Метко сказано: не располагает. Что ж, передайте тогда ему и мисс Роуэн, что коль скоро они так легко без меня управляются, то пусть не беспокоятся о залоге. Сберегут деньги. К тому же Доусон мне не слишком нравится. А Хейт меня выпустит, когда они доставят к нему убийцу. У вас в холодильнике хватит места для того, что осталось?
– Конечно. Но здесь целый день будут люди.
– Подождем, пока они разойдутся. До тех пор я все равно не успею проголодаться. Средство, которым они морят тараканов, плохо возбуждает аппетит.
Я взял со стола консервный нож.
– Ананасы или сливы?
Глава 12
Поскольку я не спрашивал, то так до сих пор и не знаю, какая участь постигла остатки закуски.
Когда вы в следующий раз попадете в тюрьму, попытайтесь действовать так. В две стадии. Сначала определите, можете ли думать о чем-нибудь полезном и практичном. Если да, то приступайте. Если нет, то переходите сразу ко второй стадии. Прежде всего, дайте себе зарок, что окончательно и бесповоротно оборвете всякую связь между собой и собственным мозгом. Кажется, такой фокус порой проделывают люди, пытаясь уснуть, но мне судить трудно, поскольку сам я всегда сплю сном младенца.
Вообще, попав в тесную одиночную камеру, вы поразитесь тому, как ползет время. И еще обнаружите, что ваш мозг дьявольски горазд на всякие выдумки, и если вы оставили для него пусть даже самую незаметную и крохотную лазейку, он ее непременно отыщет. Например, в понедельник днем я решил, что пора бы часок соснуть и, закрыв глаза, принялся представлять, себе женские коленки. Так вот, я просмотрел уже добрых несколько сот коленок самой разной формы и привлекательности, когда вдруг обнаружил что мой мозг стучится в дверь и требовательно вопрошает, не думаю ли я, что кто-то в данный миг любуется на коленки Пегги Трюитт. И если да, то кто – Ниро Вульф или шериф Хейт? И что они при этом говорят?
Прямо наваждение какое-то! Я рассвирепел, вскочил с койки, ударом ноги отбросил с дороги табурет и принялся мерить шагами камеру.
О кормежке я вам рассказывать не буду, поскольку вы сочтете, что я просто капризничаю. Но мне и в самом деле кажется, что и в овсяную кашу и в рагу добавляют средство от клопов.
Когда без двадцати шесть я услышал, как перед дверью моей камеры остановились шаги, я валялся на койке, сняв туфли и размышляя о том, не остался ли еще Джессап один. Признаться честно, остатки трапезы меня заботили, но еще больше я ждал новостей. Шагам за дверью я особого значения не придал; надзиратель частенько проверял, не перепиливаю ли я прутья решетки или не пытаюсь ли смастерить водородную бомбу. И вдруг повернулся ключ в замочной скважине. Я свесил ноги с койки и принял сидячее положение. Дверь распахнулась и вошедший произнес:
– Выходите. Обувайте туфли и прихватите с собой пиджак.
Я узнал в посетителе Эверса, второго помощника Хейта. Он стоя следил за тем, как я одеваюсь, а потом, когда он нагнулся, заглянул под кровать и сказал, чтобы я ничего не оставлял, я вдруг сообразил, что в эту камеру уже не вернусь. Наручников Эверс не захватил, да и пока мы шли по коридорам, не особенно следил, иду ли я за ним или впереди. Открыв дверь в контору шерифа, он пропустил меня вперед. В приемной никого не было, и Эверс кивнул в направлении кабинета Хейта.
– Проходите.
Хейт сидел за столом, погруженный в какие-то бумаги. Спиной к нему стоял замечательный адвокат Лютер Доусон и сосредоточенно изучал карту Монтаны. Увидев меня, он развернулся и расплылся до ушей.
– О, привет, привет! – Его рукопожатие было крепким и уверенным. – Прибыл вот вытащить вас отсюда. Все уже согласовано и подписано.
– Прекрасно. В следующий раз я не соглашусь, чтобы меня арестовывали в субботу. Это, кажется, мое?
Я указал на кучу выложенных на стол предметов. Все было на месте. Когда я распихал барахло по карманам, Эверс протянул мне листок бумаги и ручку и сказал:
– Подпишите здесь.
– Позвольте мне взглянуть, – вмешался Доусон, протягивая руку к бумаге.
– Не стоит, – сказал я. – Чтобы в ней не говорилось, я ничего подписывать не стану.
– А расписку вам давали? – спросил Доусон. – За ваши вещи?
– Нет, но это не имеет значения. Все равно я не буду ничего подписывать.
С этими словами я двинулся к выходу. Хейта я взглядом не удостоил, но уголком глаза следил за ним. Он так и не оторвал головы от бумаг. Видно, насмотрелся голливудских фильмов.
В коридоре меня нагнал Доусон.
– Мисс Роуэн ждет вас в машине на улице, – предупредил он. – И я хочу вам сказать еще кое-что, Гудвин.
Я остановился и повернулся к нему.
– Только не мне, – ответил я. – Десять дней назад, в пятницу второго августа я сказал вам, что Сэм Пикок, возможно, что-то знает, но от меня скрывает, тогда как знаменитый адвокат сумел бы его расколоть. Вы заявили, что слишком заняты важными делами. И теперь никто…
– Я этого не говорил. Я сказал только…
– Я знаю. И теперь никто уже не сможет расколоть Сэма Пикока. И уж его-то убил точно не Харвей Грив. Кстати, вы говорили с Ниро Вульфом?
– Нет. Он отказался от встречи со мной. Я хочу…
– Мне плевать на то, что вы хотите, но если мое имя есть в вашей записной книжке, вычеркните его. Я поздоровался с вами за руку только потому, что там были люди.
И я зашагал прочь.
Мне показалось, что я достаточно твердо объяснил, что желаю остаться в покое. И в самом деле, шагов за своей спиной я не слышал. В вестибюле толклись какие-то люди. Кто-то даже воскликнул: «Да ведь это же Арчи Гудвин!», – но я не останавливаясь прошмыгнул на улицу. Мне пришлось дважды осмотреться, прежде чем я заметил Лили. Машина, темно-синий «додж-коронет», стояла почти в конце квартала. Лили смотрела в другую сторону, поэтому заметила меня не сразу.
Я открыл дверцу и сказал:
– Ты даже на день не постарела, не говоря уж о двух.
– А вот о тебе этого не скажешь. – Она окинула меня придирчивым взглядом.
– Я постарел на два года. Поручения есть?
– Нет. Залезай.
– Лучше бы тебе пересесть назад, – посоветовал я. – И опусти стекла с обеих сторон. От меня несет, как из ночлежки. Ты не выдержишь.
– Я буду дышать через рот. Поехали.
Я обошел вокруг машины, сел на место водителя, запустил стартер и выехал на проезжую часть. По дороге поинтересовался, откуда появился «додж». Лили сказала, что взяла его напрокат, поскольку фургончик остался у шерифа как вещественное доказательство. Да и потом ей не хотелось разъезжать на машине, в которой убили человека.
