На высоте мopaтopнoгo кольца
Поссорились два лица:
«Скуратов 1000 заклепок».
«Без курносых знаем».
«Эх, ты, тетя Клепа!
Проворонил знамя».
Однако язык и caмoгo Грибачева оказывается далеко не поэтическим, за что егo «мягко журит» известный критик А. Тaрасенков:
«Следует талантливому поэту Н. Грибачеву отказаться от таких тромоздких выражений как «парнишка из Р. У.», «главресторан», «облздравовский ПО-2», «предколхоза из райисполкома», «райагроном». Право же они не украшают поэтическую речь, не способствуют ее благозвучности». (Новый м и р, № 2, 1951, стр. 213).
Однако, Александр Яшин, «блеснувший» в «Социалистическом земледелии» от 1 янв. 1949 г. такими «перлами» как стихи «Новогодняя перекличка» -
…Как у вас в делянах «Ветки»
С выполненьем пятилетки?
Рад Михайла Кичакова
Поздравлять с успехом новым.
Он в Плесецком лестранхозе
Лес на гусеничном возит.
На степном Алтае осень
Пробыл я в «Сибмериносе»
и т. д. и т. п.
не только не вызвал справедливого возмущения критики, но и оказался… лауреатом сталинской премии II степени за 1949 год, по отделу «Поэзия».
Отметим, что в последнее время всё чаще раздаются гoлoca протеста против непоэтичности советской поэзии, если можнo так выразиться. Видный советский поэт С. Щипачев в своей статье «Поэзии могучие крылья» (Правда, 19 сент. 1954) oткpoвенно признает, что «советская поэзия страдает некоторой тематической и жанровой узостью, это обедняет ее и, что гpеxa таить, делает порою скучноватой».
В журнале «Крокодил» от 10 июня 1953 г. В. Бахнов и Я. Костюковский высмеивают поэта, лихорадочно перебирающего в памяти всё, им написанное, чтоб прочесть девушке стихи о любви:
Сначала вспомнил он поэму
Про травопольную систему,
В ней тема острая взята,
Потом -
написанный с любовью
Сонет о росте поголовья
Крупнорогатого скота.
Пришли на ум стихи «Задворки»,
В них мнoгo вдохновенных слов
О методе поточной сборки
И размещеньи санузлов…
Стихов же о любви у поэта так и не нашлись, и пришлось бедняге прочесть с чувством:
Я помню чудное мгнoвенье…
Прав был Н. Заболоцкий, указывавший в статье «Язык Пушкина и советская поэзия» (Известия, 25 янв. 1937) на то, что:
«…Нашу современную поэзию можно упрекнуть во многих грехах, но упрекать ее в щепетильности по отношению к словарю, конечно, не приходится. Мы вводим в свои стихи всё, что угодно – диалектизмы, народные обороты, технические слова, блатные словечки и выражения, массу иностранных слов и даже формулы, заимствованные из химии и математики».
Ниже тот же автор вынужден был признать, что «редкая книжка стихов уживается у нас в добром согласии с грамматикой и здравым смыслом».
Неудивительно, что при подобном положении вещей поэтическое творчество в Советском Союзе пришло в такой упадок, что партийные руководители советскои литературы вынуждены были принять срочные меры.
Так, на расширенном заседании президиума Союза советских писателей, состоявшееся 5-6 января 1954 г., специально обсуждался вопрос об «отставании» поэзии. Н. грибачев утверждал, что главной причиной отставания советской поэзии является мизерность содержания, А. Сурков говорил об «обезличенности поэтического словаря, о небрежном отношении поэтов к слову».
Несмотря на свежесть таланта некоторых поэтов, в частности А. Твардовского, общее положение с поэтическим творчеством было признано настолько катастрофическим, что уже упоминавшийся выше критик А. Тарасенко ввынужден был констатировать:
Мы часто жалуемся на упадок поэзии, ищем разнообразные причины этого печального явления и забываем, что поэзия должна быть поэзией, что она есть прежде вcегo мышление образами. Поэзия не может и не должна ставить перед собой несвойственные ей задачи, например, брать на себя протокольную информацию. (О поэтическом образе, Лит. гaзета, 26 января 1954).
* * * * *
Возврашаясь к вопросу о языке поэзии, признаем, что если в злободневной публицистической поэзии неэстетические советизмы, возможно, еще и были в какойто степени уместны, то этого никак нельзя сказать об области чистой поэзии, где диссонанс, вызываемый несоответствием метафоры и метафоризируемoгo элемента, разрушает поэтичность произведения:
Я хочу,
чтоб сверхставками спеца
получало
любовищу сердце.
(Маяковский, Домой).
Дни.
В белом ли фартуке зимы
Или в зеленой прозодежде лета.
(Безыменский, Стихи о комсомоле).
Но из этого отнюдь не следует, что неологизмы не неологизмы не мoгут обогащать язык поэта. В то время, как футуристы делали упор на звуковую, а не смысловую сторону нoвoгo слова, а декаденты зачастую увлекались созданием новых слов на иностранной основе, крупнейшие советские поэты творили свои неологизмы почти исключительно на материале родного языка. В этом отношении очень показателен Есенин, на смерть кoтopoгo Маяковский писал:
У народа,
у языкотворца,
Умер
звонкий
забулдыга-подмастерье.
Одной из черт своеобразной грустно-теплой лирики этого поэта являются неологизмы, обычно, представляющие собой краткие имена нарицательные женского рода:
Как же мне не прослезиться,
Если с венкой в стынь и звень
Будет рядом веселиться
Юнocть русских деревень
или
Бедна нaшa родина кроткая
В древесную цветень и сочь…
(Анна Снегина).
В то время как для Есенина характерны имена существительные с мягкими окончаниями (бредь, водь, стынь, звень, цветь, голубень и пр.), встречающиеся, правда, и у Маяковского, последнему более свойственны новообразования глаголов, главным образом приставочных, и прилагательных (часть которых построена на каламбурах: инцидент исперчен, однаробразный пейзаж):
Напрасно пухлые руки взмолены.
(Потрясающие факты).
А нам не только новое строя
фантазировать,
а еще издинамитить старое.
(150.000.000).
Рельсы
по мосту вызмеив,
Гoнку свою
продолжали трамы.
(Хорошо).
…молоткастыи
серпастый
советский паспорт.
(Стихи о советском паспорте).
…не расхвалит
языкастыи лектор…
(Рабочим Курска).
Иди,
побеждай российскую дурь
Против
быта блохастого [41].
(Арсенал ленинцев).
Всё вышесказанное не исключает тoгo, что у Маяковского мы находим также целый ряд новообразованных существительных:
Дом Кшесинской
за дрыгоножество
Подаренный,
нынче -
рабочая блузница.
(Владимир Ильич).
Поэт
и прозаик
и драмщик зачах.
(На что жалуетесь),
а у Есенина образные прилагательные:
Ты светишь aвгуcтoм и рожью
И наполняешь тишь полей
Такой рыдалистою дрожью
Неотлетевших журавлей.
– -
Вот опять петухи кукарекнули
В обосененную тишину.
Некоторые есенинские слова стали такими популярными, что их мажно считать прочно вошедшими в речевой обиход:
Какая ночь! Я не мoгу.
Не спится мне. Такая лунность.
Ты по собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой приятцей.
Что касается Маяковского, то по свидетельству Г. Винокура (см. ниже, стр. 31) «…нет сомнения в тoм, что изобретаемые им новые способы выражения Маяковский никогда не считал годными к употреблению и необходимыми в общем русском, особенно – письменном языке». Однако, проф. Винокур подчеркивает, что в отличие от футуристов хлебниковского толка, Маяковский не гнался за «Самоценным словом». Он искал новые языковые нормы не потому, что егo собственный язык представлялся емусамодовлеющей ценностью, а потому, что обычный язык не удовлетворял егo, как стилистическое средство его поэзии.
Мы позволим себе более подробно остановиться на языковом новаторстве Маяковского потому, что он является в этом отношении ведущим поэтом советской эпохи, вызвавшим неисчислимые подражания, и на самой работе Г. Винокура – «Маяковский – новатор языка» (Сов. писатель, 1943), представляющей собой исчерпывающий анализ словотворчества поэта. Написанная в разгар новой Отечественной войны pуccкoгo народа, эта книга показывает, что даже, казалось бы, дерзкие новшества поэта находятся в неразрывнои связи с историческими моментами pуccкoгo языка. Таким образом, Г. Винокур в определенной степени продолжает общую линию советской пропаганды вoеннoгo и послевоенного времени (см. гл. VII) о преемственности русской культуры, в частности, языковой традиции прошлого, подчеркивая, что «этого рода новаторство… может быть названо естественным, потому что нередко имитирует реальную историю языка, создает, следовательно, факты языка хотя и небывалые, новые, но тем не менее в о з м о ж н ы е, а нередко и реально отыскиваемые в каких-нибудь особых областях языкoвoгo употребления: например, в древних документах, диалектах, в детском языке и т. д.» (стр. 15).
