— В том-то и дело, что не уехал. Понимаешь, какая петрушка вышла. В Москве в его купе сел молодой парень. Красивый тип, одет хорошо. Черное кашемировое пальто, длинное такое. Темненький, с усиками. Он ехал до Рязани. Рязань мы проезжаем ночью. В два часа. А мне дал три билета, а не один. Сказал, что должен ехать с друзьями, но те опаздывают. Так его друзья на поезд и не сели. Ехали они вдвоем с профессором. Мне-то какое дело. И вот Рязань. Мой напарник спал, а я вышла на перрон. Мы там десять минут стоим. Парень-то этот вышел. Даже пожелал доброго пути. Но что-то мне показалось в нем странным. Так сразу и не сообразила, а когда поняла, то поздно было. Он нес чемодан. И чемоданчик-то знакомый, старый, еще с клепками. Таких давно не делают. И тут меня осенило! Грабитель! Чемодан-то профессорский. Я-то его хорошо помню. Сто раз видела. А тут поезд тронулся. Я заскочила в вагон и сразу в купе к Дмитрию Алексеичу. Дверь открываю, а там никого. Пусто. Все убрано, будто здесь и не ехал никто! Я даже на номер глянула, не спутала ли чего. Нет, оно! Где он сошел и когда, знать не знаю. А главное, что я не видела, как он выходил. Через другой вагон? Или друзей встретил и перешел к ним. Так бывает иногда. Но он непьющий, можно сказать, в карты не режется. Спросила соседних проводников. Может, через их вагон вышел и от поезда отстал. Никто его не видел. Да и поезд на одну треть был заполнен. Пропал человек.
— Вы заявили об этом?
— Нет. Мне что. Чего зря в колокола звонить.
— Не зря. Поверь мне, подруга, что не зря. Какой он был, этот вор с чемоданом?
— Я же сказала. Чернявый, улыбчатый, с усиками.
— Усики и наклеить можно.
— Нет. Он ими верхнюю губу прячет. Порченая она у него. Будто к носу ниточкой привязана. Вот он и носит усы.
— Вот это уже другой разговор.
— Кончился наш разговор, чудак. Отчаливаем.
— Приедешь в Саратов, звони в колокола. Пусть профессора менты ищут.
Метелкин направился к вокзалу.
Поздно вечером они встретились, Настя и Метелкин. Сидели в своем офисе и читали дневник Марины. Погода, отметки детей, кто звонил и очень мало о работе. Не хотелось женщине фиксировать свою деятельность и оставлять в памяти. Но несколько мест имели значение. «26 декабря. На работу не вышла Зоя Морозова…» Больше она о ней не вспоминала. Похожая запись вновь встретилась на страничке с пометкой «13 февраля». В этот день на работу не вышла Люба Китаева. Тут имелась приписка: «Уже десятая за последний год».
— Ну и как нам определить еще восемь? — спросила Настя. — Должен быть другой дневник. А скорее всего, не один. Этот идет как продолжение.
— Уверяю тебя, Настена, я хорошо протряс квартиру. Других дневников нет.
— Есть у меня одна бредовая идейка. Но очень рискованная.
— Выкладывай, не тяни за душу.
— На чердаке притона фотостудия. Там всех девок фотографируют в соответствующих позах. Для альбомчиков, Интернета, короче говоря, показывают товар лицом. Меня сегодня тоже заставили задницей крутить перед фотоаппаратом. Там целая фонотека с пленками. Меня старик допросил и анкетку составил. Вот бы заполучить снимочки всех девочек с именами, а потом проверить их наличность на белом свете, все ли живы. Тут есть одно «но». Даже несколько. Дверь железная, замки надежные. Без Журавлева нам их не вскрыть. И второе: пропажу фотографий тут же обнаружат.
— Второе пусть тебя не пугает. Фотографии нам не нужны. А негативы понадобятся. Их пропажу могут заметить, если потребуется вновь печатать снимки. А зачем? Если их сделали сразу столько, сколько нужно. Я ему подброшу свои негативы, а нужные заберем.
— Как у тебя все просто получилось. А двери? Ставни на окнах. И потом, я даже не знаю, есть там сторож или нет.
— Узнай. Не горит же. Такие дела с наскока не делают. Подготовка нужна.
— Ты, кстати, проверил брошь?
— Отличные снимки получились. Завтра принесу. Хоть в газету на первую полосу твою бандершу можно помещать. Только пока не ясно, зачем она нам нужна.
— Я уверена, что эта баба имеет самое прямое отношение к исчезновению женщин. Неужели по ее хищной морде этого не видно?
— Возможно. Тут такая путаница. Убивать женщин из-за того, чтобы они не открыли рот? Уму непостижимо. Они же Не свидетели убийства, а работали шлюхами в притоне. Сами рта не раскроют под пытками.
— Так ты думаешь, их убивали? — спросила Настя.
— И не только их. Профессор из Саратова. Что получается? Марина проводила Дмитрия на вокзал и по пути домой исчезла. Дмитрий ехал в поезде с каким-то типом, а перед Рязанью исчезает, а его попутчик сходит ночью в Рязани с его чемоданом. Все сделано с расчетом. Парень этот знал, в каком поезде едет профессор, вагон и купе. Он скупил три свободных места, чтобы ему не мешали.
— Куда же он его дел?
— Кого?
— Труп.
— Это он нам как-нибудь на досуге скажет за рюмкой чая. А пока надо делать, что мы можем делать.
Дверь отворилась, и на пороге появился Журавлев.
— Ба! Какие люди в Голливуде! — воскликнул Метелкин.
—' Легок на помине, — добавила Настя.
— Соскучились? Еду на машине домой и думаю, а дай-ка я мимо нашего офиса проеду. И точно. Левой пяткой чувствовал. Свет в окне горит.
— Ты вовремя. Есть дело, — начал Метелкин.
— Прямо сейчас? Нет, ребята. Мне нужно поспать.
— А как ты ухитрился из Пензы на машине четверо суток ехать? — поинтересовалась Настя.
Метелкин махнул рукой.
— Нашла о чем спрашивать. И кого? Наверняка пару ночей в ментуре ночевал за драку с гаишником или в больнице лежал после того, как ребенка из вольера с тиграми вытаскивал. Это же Журавлев. Он непредсказуем, как его собратья в небе.
— Похоже, — усмехнулся Дик. — Кофейку нальете? А то с ног падаю. Все проще. У меня машину угнали. А сейчас спешу домой. Паренька к себе поселил. Безобидный малый, но невезучий. Надо его покормить.
Настя потянулась за кофейником, а Метелкин стукнул кулаком по столу.
— Бьюсь об заклад, что этот самый паренек и угнал твою машину!
— А ты откуда знаешь? — удивился Журавлев.
— Другой тебя не заинтересовал бы, сочувствующий ты наш. Бомжа ты домой к себе не позвал бы. Смотри, приедешь, а там и табуретки на кухне не осталось. Жаль. Хорошая библиотека была у твоего отца. Всю жизнь собирал.
— Не каркай! — прикрикнула Настя, наливая кофе. — У Дика отличное чутье на людей. Вспомни, где он тебя подобрал и чем ты занимался.
— Я? — возмутился Метелкин. — Да я был лучшим краснодарским репортером. Правда, любил совать свой объектив в замочную скважину. Так за это хорошо платили. Кстати, в Москве я тоже не последний человек. Я выпустил три книги.
— Вот только мы, как твои соавторы, ничего не получили, — напомнила Настя.
— Самому приходилось приплачивать, чтобы их напечатали. Это же хроника, а она остывает через час после сенсации. Книга год готовилась к печати. Чего же вы хотите? Сенсация — как блины. Ее едят с пылу-жару, а не черствую и холодную.
— Ладно. Хватит вам лаяться, — примирительно сказал Вадим. — Рассказывайте коротко, что стряслось, и кого будем на чистую воду выводить.
Он взял чашку и отпил глоток кофе.
Домой Журавлев вернулся в четвертом часу ночи. Сергей не спал. Он сидел на кухне и смотрел в окно, где, кроме черных стволов деревьев, ничего разглядеть было невозможно. На небе висели тяжелые тучи, задрапировав лунный свет.
— Ты почему не спишь? — спросил Вадим, открывая дверцу холодильника. — И не ел ничего.
— Да ты тоже загулялся, — холодно ответил Сергей. — Вот сижу и думаю, что с тобой могли сделать на зоне.
— Зоне?
— Конечно. Поверх забора колючка проходит. Не заметил? Не войдешь и не выйдешь по собственному желанию. Кто их там знает, что у них на уме.
— Нормальные люди. Важно уметь договариваться и находить общий язык. А рваться в бой дело нехитрое. Только шишек себе набьешь, а дело не сделаешь.
Журавлев достал из кармана пачку стодолларовых купюр и бросил на стол.
— Твои пять тысяч.
Сергей вытаращил глаза.
— Только не приставай с вопросами. Работа еще не закончена. Действуем по заданной схеме. Завтра позвонишь по телефону, который тебе дал Хитрово, и встретишься с человеком. Доложишь обстановку, что ему говорить — я надиктую. Выполняй инструкции подполковника. Придет время, ты ему сам позвонишь. У нас есть для Хитрово сюрприз. Радоваться пока рано. Подполковник хочет тебя убрать. И он найдет способ, как это сделать. А нам надо устроить все так, чтобы ты ему был нужен. Живым и здоровым. До тех пор, пока мы сами его не обезвредим. Как? Пока не знаю. Тут такие дела творятся, закачаешься. Поверить трудно. И не поверил бы, если своими глазами не видел бы. Саблей размахивать бессмысленно. Тут особый подход нужен. Ладно, давай спать. Завтра дел много.
4.
Старший следователь областной прокуратуры Коптилин приехал в морг раньше времени, и ему пришлось ждать минут двадцать. Когда появился врач, он привстал и вопрошающе посмотрел на него.
