на спасительный свет маяка в ненастную бурю. Их взгляды встретились на одну сотую долю секунды, прежде чем оба, не сговариваясь, сели в машину. Вика очень аккуратно пристегивалась, пока Антон заводил двигатель.
Ехали они довольно долго. Обоим хотелось убраться от особняка Ерохина как можно дальше.
Вика не могла игнорировать вязкую напряжённую атмосферу в салоне. Только мысли её занимало одно – отношение Антона к ней. Она очень боялась, что он настроен крайне негативно. Из короткого разговора в спальне она не могла понять, злится ли он. Она даже не представляла, что он вот так внезапно вывалит на неё эту новость. О том, что он всё узнал. Ей не нужно было быть гадалкой, чтобы понять, откуда тут ноги росли. Анна Сергеевна постаралась. Странно, что тянула так долго.
Некоторое время назад Анна стала невольной свидетельницей разговора братьев о делах давно минувших. Роман упомянул убийство, и Вику не забыл. Анна Сергеевна неумышленно подслушала, тут же обнаружила себя, и Ерохиным было нечем крыть, нечего отрицать.
С тех пор мать Антона повесила на неё ярлык. Печать убийцы.
Вика вернулась в настоящее и, бросив взгляд в окно, попыталась понять, куда они ехали. Куда-то на юг области. Промелькнувший дорожный указатель подсказал ей направление.
Свернув с основного шоссе в садоводство, Антон вскоре вырулил на узкую парковку.
Вика вышла первой и застыла в нерешительности, видя перед собой только тёмные силуэты деревьев.
– Пошли, – бросил Антон и, взяв её за руку, повёл через небольшую рощицу к пляжу.
Ноги утопали в песке, пока они забирали вправо к поваленному и приглаженному ветрами с залива бревну.
Вика первой опустилась на него и вздохнула, обхватывая себя руками, потому что ей вдруг стало холодно без видимой причины. Вечер был довольно тёплым. И мягкий бриз, приносящий запах цветущих водорослей от дамбы, совсем не холодил. Луна светила высоко, и лунная дорожка мерцала на накатывающих на берег волнах. Вика видела вдали огни Кронштадта и тёмный силуэт высокой стрелы Лахта-центра на противоположном от Большой Ижоры берегу.
Когда Антон опустился рядом, ставя локти на колени, погружённый в свои мысли, Вику в конец заколотило. Она уже с трудом сдерживала дрожь. Крепче стиснув плечи, она попыталась совладать с нервами.
– Что он сделал с тобой?
Вика резко повернулась к Антону. Хрупкая и беззащитная, ему было даже как-то неудобно, видеть её без привычной маски недосягаемой красавицы. Всё-таки он пробил её броню. Пускай мать говорила ему, что Виктория убийца, но он смотрел на неё и не видел в ней ни капли агрессии или склонности к ней. Напротив, он видел ранимого человека. Женщину. Потрясающую. Великолепную. Желанную.
С бесконечным списком табу и проблемами с самооценкой.
Которая кажется, наконец, была готова открыться и довериться ему.
Пусть они знакомы всего ничего, но он знал, Вика не коварный беспринципный человек, каким пыталась представить её его собственная мать.
– А не хочешь сначала спросить меня, почему я его убила? А не о том, что он сделал?
– Не хочу, – пожал плечами Антон, слушая, как дрожит её тонкий голос. – Хочу знать, что он с тобой сделал.
– Он… – Вика запнулась и судорожно сглотнула, собираясь с силами. – Он пытался изнасиловать меня в новогоднюю ночь. Это была последняя новогодняя ночь в его жизни.
Антон задумчиво кивнул. Он представлял, как вел бизнес его дядя много лет назад, с кем он имел дело, каким был его партнёр. Это сейчас агентство Романа приобрело некоторый лоск, хотя по-прежнему, кое-какие услуги, оказываемые ими, вызывали у Шереметева сомнение. Он даже не удивился, лишь уточнил.
– Что-то ещё?
Вика запрокинула голову, вглядываясь в чистое звёздное небо, и тяжело вздохнула.
– Я мало что помню. Помню, что видела, как он лежал на полу в крови… а Роман приказывал мне убираться из квартиры. Я… я была не в себе. Я сделала это, не думая о последствиях, но… сожаления я так и не чувствую. Даже до сих пор. Я его застрелила. Вытащила его же пистолет и застрелила. Он носил его с собой. Может, припугнуть меня хотел. А может, убить.
– Зачем ему было тебя убивать?
Виктория пожала плечами, чувствуя, как с каждым сказанным словом становится легче.
– Не знаю… потому что я была с ним… потому что я знала много… всякого… может, боялся, что я солью информацию или буду его шантажировать. Находиться рядом с опасными людьми рискованно, но ты скажи это мне той… прошлой. Глупой маленькой девчонке, которая думала, что всё знает.
– А дядя Рома что сделал?
Вика покачала головой, мыслями возвращаясь в ночь, которая и по сей день имела влияние на её жизнь.
– Ничего вразумительного. Взял у меня пистолет, стёр отпечатки, потом кричал, какого чёрта я это сделала. Не сдал меня ментам. Сначала я была ему благодарна, но… это, как ты понимаешь, было сделано не по доброте душевной.
Антон кивнул и произнес утвердительно:
– Он тебя использовал.
– Использовал. Роман Сергеевич очень хотел прибрать агентство, да и весь совместный бизнес к рукам. К своим рукам. Он такой… не любит делиться. А тут отличный повод подвернулся. Так что он позволил Фёдору умереть на полу, меня спрятал. Получил всё, что принадлежало партнёру, стал очень богатым и очень влиятельным человеком. Держал меня при себе ежедневными угрозами, каждый день напоминая, какой я по сути мусор, и что только благодаря ему не гною в тюрьме. Как только шумиха поуспокоилась, сослал меня в нижегородскую глушь. Я там несколько лет провела, пока смерть Белоусова не позабылась. Потом вернулась, вышла замуж за Витю, потому что так приказал Роман, ну и, конечно, выполняла все его прихоти.
На последних словах Антон внимательнее посмотрел на Вику, пытаясь понять, насколько далеко заходили прихоти дяди, но по её лицу ничего нельзя было прочесть. Она просто отключилась от реальности ненадолго и перечисляла события спокойно и монотонно.
– После моей свадьбы с Витей я быстро включилась в работу агентства. Публике я нравилась, и моё тело, и лицо… так постепенно я пришла к роли ведущей модели. И попала в ад. До этого я просто работала, а потом стала иконой. Знаешь, статус накладывает ограничения. Постоянное внимание камер, фиксирующееся на тебе, потом эта реклама ведущих брендов, бесконечные съёмки для журналов. Жизнь меняется. Ты меняешься. Твои взгляды меняются. Твоё питание тоже.
– И ты начала насиловать свой организм?
– Начала… Долгое время не признавала, что у меня появилась проблема. Ты знаешь, меня взвешивали каждый день, это, наверное, звучит, как форменный бред. Или одержимость. – Вика горестно усмехнулась и
