провела ладонями по лицу, стирая усталость. – Зато Роман сиял. Чем я была худее, тем он был счастливее. Даже зарплату мне поднял. Только денег мне не хотелось.
– И?
– И когда я достигла нужной формы и кондиции, он начал действовать. – Вика рассмеялась, только совсем невесело. – У Романа везде свои люди. Если бы не Тина, я бы попала. Так я хотя бы смогла выбрать клинику для операции.
– Операции? – удивлённо переспросил Шереметев. – Какой операции?
– Операции, после которой я бы больше не могла иметь детей.
Антон уставился на Вику, чувствуя, как в нём поднимается волна ненависти к крестному.
– Ты сделала эту операцию?
– Как ты знаешь, нет. Не сделала. Тина мне помогла.
Антону теперь стали кристально понятны её слова о том, что у моделей в агентстве Ерохина не может быть детей. И о том, почему у Тины никогда не было и уже не будет своего ребёнка.
– Тина заплатила хирургу за молчание, её родственница подсказала, какую клинику выбрать и к кому обратиться так, чтобы Роман ничего не заподозрил. Он поверил, что операция прошла успешно. Несколько недель я валялась в больнице, как бы оправлялась от осложнений. Если бы не Тина, не знаю, что со мной было бы. – Виктория сглотнула и большими бездонными глазами посмотрела на Антона. – Вот почему я скрывала свою беременность, вот почему просила тебя молчать.
А потом Вика заплакала.
Просто закрыла лицо руками и заплакала, больше не в силах выносить происходящее. Откровения вовсе не давались ей легко, а погружаться в прошлое всегда было неприятно.
Антон потянулся к ней и обнял её за худенькие плечи, а потом притянул ближе. Ей ничего не оставалось, как уткнуться лицом ему в грудь и выплакать всю свою грусть и безысходность.
– Ты не знаешь всего… – бормотала она, – всего, что Тина делала и делает для меня… до сих пор. Я не могу её подвести. Гнев Романа рикошетом пройдётся по ней. Одна моя ошибка, и всё рухнет.
– Не говори так, – торопливо перебил он и, когда Вика отстранилась, потянулся вытереть дорожки слёз с её щёк. Она словно робкий маленький котёнок искала его ласки, прижимаясь к руке и плечу, смотрела доверчиво и с надеждой. – Ты сама вбила себе это в голову. Ты свободный человек, а не рабыня. И ты уйдёшь из этого дома, я сам тебя вытащу оттуда. Поняла?
– Не получится, – надломлено пробормотала она.
– Почему не получится, Вика? Фёдор умер много лет назад. Дело давно закрыто. Мой дядя – в любом случае, соучастник. Выходит, он также виноват, как и ты. Ты можешь выдвигать свои требования и не обязана ничего терпеть.
Виктория нехотя отстранилась от Антона и взглянула ему в лицо. Затем покачала головой.
– Я не об этом.
– Давай уйдём вместе? – внезапно предложил Шереметев и Вика удивлённо на него уставилась.
– Что? – непроизвольно вырвалось у неё.
Он взял её за руки и сжал тонкие пальчики, приободряя.
– Я больше не смогу жить в доме дяди среди этих лицемеров. Но если я ухожу, то и ты вместе со мной. Ты сможешь, Вика. Я защищу тебя. Думаешь, против лома нет приёма? Поверь, даже на Романа Сергеевича можно найти управу. – Шереметев усмехнулся, поднося её руку к губам и целуя прохладную ладонь. Ему хотелось зарыться в неё лицом, вдохнуть в Вику свою силу, жизнь и уверенность. – Время старых псов уходит. Всё меняется. И ты уже никому ничего не должна. Ты бы… ушла со мной?
– Даже если я этого очень хочу… ничего не выйдет, Антон, – с каким-то отчаянием зашептала она. – Я хочу, очень хочу, но… нет.
Шереметев не ожидал отказа, ведь он предлагал ей готовое решение.
– Нет?
– Всё не так просто.
Она попыталась вырваться из его рук, встать и уйти, но Антон не пустил, только сжал её крепче и нахмурился.
– Тогда объясняй, потому что я ничего не понимаю. И хватит от меня бегать, – отрезал он.
Слова Вики его удивили. Она говорила искренне и честно, как никогда до этого, он предлагал ей выход, готовое решение, а получил отказ. В эту секунду Шереметев понял, что пойдёт даже против воли Виктории, если потребуется, только бы вытащить её оттуда.
Вика, как болванчик, начала качать головой. По её щекам заструился новый поток слёз, а голос, когда она, наконец, заговорила, был каким-то совсем надтреснутым и чужим.
– Я не могу… не могу оставить его там…
Антон не двигался, не пытался вытереть её слёзы или утешить. Ему нужны были ответы.
– Не можешь оставить его… кого? – спросил он, в конец ничего не понимая.
Вика глубоко вздохнула и дополнила ночь откровений ещё одним признанием.
– Лёву. Я не могу оставить Лёву.
Глава 14
Впервые за много лет она сказала это вслух. Вика запнулась и расстроенная, и удивлённая одновременно, провела ладонями по испачканному потёкшим макияжем лицу и ещё раз повторила:
– Я не могу оставить Лёву.
– Вика?
В голосе Шереметева был большой вопрос.
Вика решила ничего не отрицать, сказать, как есть. Признаваться, так уж до конца.
– Лёва – мой сын.
Её губы задрожали, и она отвернулась, смотря куда угодно, только не на Антона. Но постепенно на неё снисходило спокойствие. Такое бывает, когда хранишь какую-то тайну довольно долго, а, рассказав, выпускаешь тот кошмар, что сжирал тебя изнутри.
– Как?.. – только и донеслось со стороны Шереметева.
Вика сжала руки на коленях, тряхнула волосами, позволяя ночном ветру играть с ними.
– Я родила его от Фёдора.
Вика вздрогнула, вспоминая лицо Фёдора перед тем, как она нажала на курок. Маску злости и похоти. Хотя он мог быть и другим. Любезным и обходительным. Властным и влекущим. Всегда хорошо одетым. Красивым. Умеющим запудрить мозги, напустить туману.
В Лёве не было ничего от Фёдора. Впрочем, и на неё он не был особо похож. Сын был особенным, уникальным. И не заслуживал того, чтобы напоминать кого-то из родителей.
Антон запустил пальцы в волосы и крепко сжал кулак, пытаясь переварить новую информацию. Что-то не сходилось.
– Ты… ты же сказала, что… Фёдор пытался тебя изнасиловать. Пытался, но не сделал же этого?
– Не сделал, – кивнула Вика, – это так. Когда Белоусов умер, я уже была беременна.
Антон прокрутил эту фразу в голове по крайней мере раз пять подряд.
– Так вы были любовниками? Значит, моя мать сказала правду?
Вика пожала плечами, думая, что оправдываться ей не за что. Пусть примет как есть.
– Это случилось всего пару раз. Знаешь, он умел быть убедительным… Ещё и наговорил, что