Долго уговаривать себя не приходится — я подскакиваю тут же. Одергиваю непривычно длинную ночную рубашку и крадучись подбираюсь к окну.
Снег все так же валит, засыпав Нойремштир пушистым белым одеялом. Улицы ещё не чищены — видимо, служба уборки заступает на смену позднее — и на этом фоне ещё четче выделяется узкая наезженная колея дороги. Небось, ярмарка допоздна работала.
Будто откликаясь на мои мысли, двери гостиницы распахиваются — и я отчетливо вижу замершего на крыльце инквизитора. Он потирает ладони и согревает их дыханием, но уходить не спешит — подходит к ближайшему фонарю и замирает, прислонившись к нему спиной, засунув руки в карманы. Я неосознанно подаюсь назад и задеваю плотную штору, а Максвелл, будто почувствовав движение, резко поднимает голову и глядит на наши окна.
Я застываю, схватившись за тяжелую ткань. Та уже не качается: я остановила её мгновением ранее — будто знала. Но это не мешает мне нервно сглотнуть, видя, что инквизитор буквально прожигает взглядом тонкую прозрачную занавеску, выполняющую роль единственной защиты. На лице Риндана не выражение, а маска. Спокойная, зловещая, ничего не выражающая. Губы плотно сжаты, а глаза прищурены. Не мужчина, которого я знаю, а настоящий инквизитор — жесткий, беспринципный, готовый на все ради достижения цели.
Но я продолжаю смотреть на него.
Не знаю, сколько длится наше молчаливое противостояние, но, кажется, я одерживаю верх — едва заметно кивнув каким-то своим мыслям, Риндан отворачивается и глядит на дорогу, а я моментально меняю место дислокации, на этот раз не совершая ошибки — отодвигаюсь в сторону и замираю за шторой, теперь точно уверенная в том, что с улицы невидима.
Максвелл мерзнет долго — около четверти часа. Я уже почти теряю терпение, чувствуя, как замерзли ноги. Но вернуться к кровати за тапочками мне кажется кощунством — поэтому я мужественно продолжаю мерзнуть, лишь изредка переступая с ноги на ногу.
Наконец, в мире что-то меняется. В конце дороги показывается экипаж и Максвелл отлепляется от столба.
Путевые фонари выключены и я приподнимаюсь на цыпочки, глядя на черную двойку лошадей, запряженных в обычный по виду экипаж. Но все не так просто — и Максвелл тому подтверждение. Он выпрямляется, ещё раз бросает взгляд на окна и делает пару шагов вперед. Точно откликаясь на его движение, дилижанс тормозит, а дверь распахивается, являя моим глазам второе действующее лицо.
Хилл. Я узнаю его сразу — близорукость заковала пожилого инквизитора в очки ещё несколько лет назад, но держится он молодцом. Отбрасывает со лба поседевшие волосы и, пожимая Риндану руку, что-то у него спрашивает. Максвелл в стороне не остается — и, обменявшись парой фраз, мужчины отходят от фонарей, скрываясь в спасительном пятачке тени.
Ловить мне здесь больше нечего — но я все-равно стою у занавески, глядя, как возничий поправляет упряжь. Если экипаж не уехал — значит, должно быть продолжение. И оно следует — мужчины выходят под пятно света минут через пять. Опять жмут друг другу руки и Хилл неловко забирается в экипаж, а Риндан взбегает по ступеням гостиницы. Теперь точно все — и я с разбегу запрыгиваю в кровать и падаю на подушку, пытаясь унять выскакивающее из груди сердце.
Мне удается успокоиться за несколько мгновений до того, как замок тихо щелкает, впуская инквизитора. Тот некоторое время тихо возится в прихожей, а затем проходит в комнату и, на пару секунд замерев у стола, проходит к кровати.
— Мейделин? — доносится до меня едва слышимый шепот.
Ну нет уж, на это я не куплюсь. Радуясь, что заняла примерно ту же позу для сна, я не откликаюсь, продолжая размеренно дышать. Это, кажется, успокаивает Риндана — одеяло за моей спиной откидывается, а перина прогибается, принимая вес тела мужчины. Осторожно обняв меня за талию, мужчина затихает и спустя несколько минут спокойное дыхание извещает меня о том, что он спит.
И лишь после этого я позволяю себе открыть глаза и уставиться в светлеющее окно. А ещё — осознать, свидетелем чьей встречи я только что стала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я так и не могу заснуть — ворочаюсь до рассвета. Даже Максвелл под утро просыпается и, приподнявшись на локте, недоуменно смотрит на меня сонным взором. Но часы показывают без пятнадцати шесть, а значит — самое время для адекватного пробуждения. Оставив Риндана досыпать, я выскальзываю из-под одеяла и, подхватив со стула платье, скрываюсь в ванной.
Прохладный душ помогает взбодриться. Стоя под тугими струями воды, я даже успеваю обдумать несколько вариантов произошедшего ночью.
Мужчины договорились о встрече и, судя по теплому приветствию, знали друг друга лично. Когда познакомились? На работе? Исключено — Риндан заступил на службу уже после увольнения инквизиторов, даже с запасом в несколько дней. Знают друг друга давно? Вариант рабочий — только вот узнать наверняка я не смогу: у Максвелла не спросишь, а копание в жизни Хилла однозначно вызовет вопросы. Тем более, зачем они встречались? Что находится в свертке? И, главное, что вообще происходит — ведь Хилл и остальные, кроме убитого Вермейера, находятся в розыске!
Пока что понятно только одно — Риндан ведет какую-то свою игру. Только вот в том, какую сторону он занимает, я не уверена.
Пока я нахожусь в ванной, утро окончательно вступает в свои права. За окнами опять идет снег — я констатирую это мельком, проходя к столу. Мой планшет лежит на том же месте, на котором я его оставляла и, не включая лампу, я беру переносное перо и прохожу к подоконнику, в последний момент все-таки оглядываясь на кровать.
Максвелл спит, даже во сне умудряясь сохранять немного ироничное выражение лица. Темные волосы разметались по подушке, а широкая грудь размеренно вздымается. Да, он явно не догадывается о том, что творится у меня в голове.
Мой планшет — мир, понятный только мне одной. Система шифрования, придуманная нами с Адель, ещё когда она была вынуждена тайком бегать на свидания с Джо, до сих пор не разгадана никем. Ирмис однажды пытался — не преуспел. И не мудрено — в основу положены события нашей жизни, и все символы в небольшом алфавите на двоих имеют свое, особое значение.
На конспект не уходит много времени. Кратко зафиксировав вопросы, я приступаю к главному — поиску решения. А первым делом в выяснении интересующего идет, конечно же, необходимость обойтись малой кровью.
А значит, придется поломать голову.
Мои умственные потуги прерывает звук сзади. Оглянуться я не успеваю — меня обхватывают за талию и нежно целуют в висок.
— Чем это ты занята с утра пораньше? — хриплым от сна голосом интересуется Максвелл, заглядывая через плечо. Некоторое время разглядывает ровные ряды закорючек и выразительно хмыкает. Объясняться мне не хочется — и, отложив планшет, я поворачиваюсь и обнимаю инквизитора за шею.
— Хочу кое-что проверить, — сообщаю чистую правду.
Я не хочу погрязать в подозрениях — пока что Максвелл их не заслужил. Мне не верится, что мужчина, вот так просто и весело рассказывающий о своей семье, способен на предательство. Но оглашать Риндану свои соображения тоже не кстати — вряд ли он обрадуется, узнав, что я в курсе его ночных похождений.
Лучше уж я негласно все выясню.
— Я предлагаю позавтракать и прогуляться, — зеленые глаза лучатся теплотой, — ночью был снегопад, нужно пользоваться случаем.
Я не трачусь на слова — просто улыбаюсь, выражая согласие. Я по прежнему не знаю, во что ввязался инквизитор, но понимаю одно — сегодняшний день я хочу провести, как обычный человек.
После завтрака мы выходим на улицу. Служба уборки знает свое дело — тротуары очищены от снега и лишь ровные сугробы на обочине напоминают о прошедшей метели. Не спеша двигаясь по направлению к центру, я разглядываю деревянные фонари, которые так и не заменили на современные и маленькие двухэтажные цветные дома, которыми так богат Нойремштир.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я читал, что раньше здесь базировался штаб инквизиции, — сообщает Максвелл, — правда, не знаю, так ли это.
