В глубине океана вспыхнул яркий свет и, преломляясь, тускло отразился на корпусе корабля. В прозрачной воде железный обруч казался непомерно широким. Вокруг подхвата было пусто.
— Ну, идёт? — нетерпеливо спросила Саша, появляясь возле Ларина. Ей надоело сидеть в трюме и ждать, когда подадут рыбу. К тому же самой хотелось посмотреть, как будет происходить лов, и любопытство вытянуло её на палубу. Саша перегнулась через борт и смотрела вниз. — Ни одной рыбёшки, — разочарованно произнесла она.
Отсутствие рыбы начинало беспокоить и Ларина. Может, подхват опустить ниже? Или он что-нибудь не предусмотрел в своих расчётах? Нет, ошибок не должно быть. Всё проверено и рассчитано. Рыбу отпугнул шум подхвата. Ларин вынул трубку, но не успел сунуть её в рот, как Саша схватила его за руку.
— Смотрите! — прошептала она.
К подхвату, тесня друг друга и блестя чешуей, спешила сельдь. Казалось, что в воде кипит серебро. Рыба подходила и подходила. Вдруг подхват слегка дрогнул и плавно поплыл вверх. Свет погас. Было слышно, как трепещется сельдь в сети. Поленова торопливо спустилась в трюм. Стрела, описав дугу, подвела подхват к трюму. Данилов дёрнул канат сливного отверстия, высыпал рыбу и снова вывел стрелу за борт.
Лебёдки работали хорошо, и лов продолжался без особых задержек. Время горения лампы под водой увеличили с четырёх минут до восьми. Ларин, всё время наблюдавший за ловом, предложил Данилову испробовать такой приём: выдержав подхват определённое время на заданной глубине, опустить его потом на несколько метров ниже, а затем быстро поднять на палубу. Данилов проделал всё точно. Как и предполагал Ларин, косяк сельди, устремляясь за светом в глубину, несколько вытягивался, образуя более высокий и плотный слой. При движении подхвата вверх этот слой легко захватывался, и в сеть попадало значительно больше рыбы.
К утру уловы уменьшились. Сделав ещё два-три погружения, подхваты убрали, лебёдки выключили. Боцман обернулся к Данилову.
— Ну что, Владимир, устал?
— Есть малость, Кузьма Степанович…
Горизонт на востоке посветлел. Занималась заря. Скоро линия, где сходились вода и небо, стала пурпурной. Потом как будто кто-то смахнул всё это неторопливым движением; одни краски погасли, и на смену пришли другие — золотистые, сияющие; над океаном всплыло солнце.
— Вот и новый день, — торжественно сказал боцман.
На траулер упали первые косые лучи солнца и, задрожав, отразились в капельках воды на только что вымытой палубе, переливчато засверкали.
У матросов ещё не прошло возбуждение от первой удачи, когда появился Новиков. Вид у него был самодовольный.
— Сколько наловили? — требовательно спросил он у Данилова. — Что молчишь, словно язык проглотил?
— Не приставай к парню, — осадил Новикова боцман. — Выловили сто семьдесят центнеров. Черпали селёдку, словно кашу из котёлка…
У Новикова заблестели глаза. Он мысленно что-то прикинул и весело воскликнул:
— Хорошо подзаработали! Считай, что триста рублей в кармане.
— Это почему же триста?
— Потому и триста. Соболева Вершинин отстранил от работы.
На палубе появился растерянный Соболев.
— Штурвал держать — не кулаками махать. — И Новиков, косясь на Соболева, рассказал всё, что случилось в рубке в эту ночь.
— Ах ты, сатана, — вскипел боцман. — Нашёл чему радоваться!
Весь день Соболев чувствовал себя отвратительно. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, он открыл учебник навигации. Но перед глазами неотступно стояло хмурое лицо Вершинина, ехидная усмешка Новикова… Отшвырнув книгу, Соболев растянулся на койке и заложил руки под голову. «Пойду к капитану, — убеждал он себя, — и докажу, что рулевой трос заедает. Но почему это должен делать я? Почему не Вершинин или Новиков?»
Спал Соболев неспокойно, встал хмурый. Вершинин встретил его сдержанно.
— Садись, Вася, — сказал он, заканчивая бриться. — Что с тобой творится?
— Ничего… Рулевой трос заедает, — хмуро проговорил Соболев.
— Почему же у других не заедает, а у тебя чаедает? Я сегодня всё облазил и проверил. Опозорил ты нашу вахту.
— Как опозорил? — спросил Соболев предчувствуя что-то неладное.
— Пропечатали в стенгазете. — Вершинин убрал бритвенный прибор, умылся и надел китель. — Может, временно откажешься от штурвала?
— Нет, — твёрдо ответил Соболев.
— Ладно, не ершись. В следующую вахту приглядывайся больше, авось исправишься.
— Мне нечего исправляться!
— Ну, знаешь, — пожал плечами Вершинин. — Амбиция тут ни при чём. Признаться бы лучше честно, что не овладел…
— Но в чём, в чём я должен признаваться, когда трос заедает?!
— Заладил — трос, трос! — начал сердиться и Вершинин. — Пойдём, узнаешь, в чём ты должен признаться. А я ещё членам редколлегии говорил, что зря пропустили заметку.
Они вышли из каюты и спустились в красный уголок. Здесь были все свободные от вахты моряки. Новиков читал статью начальника экспедиции Ларина о первых итогах лова рыбы на свет. Николай Щербань тряхнул чубом и насмешливо сказал:
— Именинник пришёл.
Соболев протиснулся к стенгазете и сразу увидел карикатуру. Наверху было написано: «Лихой моряк». Соболев отшатнулся, стащил с головы фуражку. В красном уголке стояла тишина.
— Ну как? Нравится? — всё так же насмешливо спросил Щербань.
— А здорово похож, — проговорил Новиков, но, взглянув в побледневшее лицо Соболева с плотно сомкнутыми губами, попятился назад и спрятался за Вершинина.
— За что, ребята? — глухо спросил Соболев и, глядя перед собой невидящими глазами, вышел из красного уголка.
— Да он же взбесился! — изумлённо выкрикнул Щербань. — Критики не понимает!
А боцман, поняв, что с Соболевым неладно, вышел вслед за ним…
Соболев лежал на койке. Он был глубоко и незаслуженно оскорблён. «Ничего, — утешал он себя, — я ещё докажу, что умею работать. И моряком буду… В стране много судов, найдётся место. А здесь больше не поднимусь в рубку».
В каюту вошёл боцман. Соболев отвернулся к стене.
— Ты, Василь, не отворачивайся. Расскажи толком, что у тебя случилось, — попросил Кузьма Степанович.
— Говорил Вершинину…
— А ты повтори.
Соболев сел на койке, обхватив колени руками, и подробно рассказал всё, что случилось на вахте. Кузьма Степанович, выслушав, задумался, потом сказал:
— Ладно, я поднимусь в рубку и посмотрю, что там.
Между тем в красном уголке разгорелся горячий спор.
— Может, зря обушком-то по голове? — как всегда смущаясь, сказал Володя Данилов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
