Наконец, возглавлявший делегацию файа вынул из папки несколько листов бумаги, объявив, что это мирные предложения, составленные Советом.
— Правительство Государства Фамайа во всех своих действиях исходит из несомненного факта: по истечении примерно двухсот или трехсот лет наш мир станет непригодным для жизни. — Талу читал громко, с оживленно блестевшими глазами. Ему понравилось быть дипломатом. — Исходя из этого, оно осуществляет программу разработки технологий межзвездных полетов для эвакуации жителей нашей планеты на другие миры, находящиеся в менее угрожаемом положении. К сожалению, ввиду состояния враждебности между Фамайа и остальным миром и колоссальных затрат на обеспечение нашей безопасности завершение этих работ представляется совершенно нереальным. С целью устранения столь прискорбной ситуации мы предлагаем прекратить бессмысленную и расточительную гонку вооружений, прежде всего — отменить состояние боевой готовности для ядерных ракет и полностью уничтожить ядерное оружие. Правительство Фамайа было бы чрезвычайно заинтересовано в экономической помощи и притоке молодых специалистов для строительства спасательного флота. В обмен оно обязуется предоставить Союзу Свободных Государств права на пользование им в точном соответствии с объемом его вклада. Это все.
После окончания заявления в зале поднялся шум. Все перешептывались, совещались, но к делегации никто не обращался. Талу пришлось долго ждать ответа.
— Чем вы можете объяснить столь резкую смену курса после двух веков противостояния? — наконец спросил председательствующий, старик с властными и суровыми чертами лица. Талу не смог определить его национальность.
— По-моему, я уже все сказал. Никто из нас поодиночке не сможет спастись. Лишь вместе мы сможем это сделать.
— Насколько я понял, вы не собираетесь делится с нами вашими технологиями. О каком сотрудничестве может идти речь?
Маоней улыбнулся.
— Мы вовсе не те наивные дикари, какими были когда-то. Мы не будем делать ничего, что пойдет во вред нашей безопасности. Лишь после того, как ядерное оружие будет уничтожено и наши армии будут сокращены до разумного предела, научный обмен станет возможным. Наши технологии мы разработали сами. Если вы хотите их получить — платите. Равноценных знаний вы явно не сможете нам предложить.
— Но ликвидация ядерного оружия сделает вас практически беззащитными!
— Как и вас!
— Судя по вашему заявлению, экономическое положение вашей страны далеко не блестящее. Мы не намерены оказывать помощь тирании, до тех пор, пока не освобождены порабощенные вашей расой народы и у власти не находится правительство, избранное законным образом!
— Освобождены все? — удивленно спросил Талу. — А где мы, файа, тогда будем жить?
В зале вдруг стало очень тихо — такой мелочи явно никто не учел. Талу продолжил.
— Фамайа обогнала вас в науке лет на двадцать — почему же вы не хотите установления между нами нормальных отношений?
В зале вновь повисла тишина. Превосходство Фамайа в научно-технической области было известно всем. Каждый в ССГ знал, что именно файа первыми открыли атомную энергию и применили ее на практике — убив 310 миллионов человек. Они первыми вышли в космическое пространство, несмотря на заполняющую его метеорную пыль и убийственное излучение. Они также достигли значительного перевеса в производстве компьютеров и в биологии, создавая по своей воле новые виды живых существ. И какое значение имело то, что файа опередили их лишь потому, что в их руки попала единственная уцелевшая Цитадель Межрасового Альянса? Или то, что Фамайа не пришлось, как Суфейну, за свой счет восстанавливать почти полностью уничтоженное войной хозяйство Свободного Арка? Или то, что уровень жизни в Фамайа был вдвое ниже, чем в ССГ? Поэтому, предложение об установлении отношений прозвучало зловеще. После того, как предыдущий раунд переговоров об этом завершился неудачей, Фамайа послала к соседям более ста восьмимоторных самолетов с водородными бомбами, большинство которых достигли своих целей.
— А как мы сможем убедиться, что вы выполняете соглашения? — спросил председатель.
— Своими глазами, — удивился Талу. — Вы сможете наблюдать за этим с помощью постоянных инспекций, как и мы. Конечно, уничтожение ядерного оружия займет несколько лет. Но снятие ракет с боевого дежурства возможно уже сейчас! Если вы считаете, что установление тесных отношений не в интересах наших стран, мы не станем спешить. Но разоружение даже чисто экономически было бы очень выгодно.
В зале вновь зашептались.
— Скорее для вашей стороны, чем для нашей, — иронически ответил председатель, и Талу вдруг понял, что он из Суфейна.
— Я знаю, что ваш экономический потенциал вдвое больше нашего, — ответил он. — Я знаю, что у нас действительно нет многих ваших вещей. Но наши вычислительные машины, например, компактны и удобны для индивидуального применения. Более того, они связаны в единую сеть. Это нечто такое, чего нет у вас — нечто такое, о чем вы и понятия не имеете. Так что в общем мы равны и должны общаться, как равные.
Вновь стало тихо.
— Вы действительно готовы пойти на разоружение? — спросил председатель. — А взамен получить наше? — Талу кивнул. — Насколько я понял, вы хотите установить прочный мир и подождать лучших времен, пока не ослабнет ненависть, не так ли?
— Да. Но самое важное — устранение угрозы войны. Без этого нельзя двигаться дальше!
— Я не могу понять вас, Маоней. Ваш нынешний Единый Правитель — Анмай Вэру, если не ошибаюсь, — успел прославиться своей жестокостью. Он приказал карать высшей мерой самые ничтожные преступления, вроде торговли наркотиками, лишив разума и убив больше миллиона ни в чем не повинных людей, всюду заявлял, что Фамайа станет всем миром — а теперь он предложил перемирие. Я не могу понять его!
— Не можете понять стремления к миру? Или вам тоже нужен враг, чтобы сохранить единство?
— Нас объединяет свобода, — напыщенно ответил старик.
Талу зло рассмеялся.
— Да? Разве? После Первой Войны Суфейн перегрызся с Тиссеном, Тиссен — с Ирмией и дело дошло до резни. Вот почему вы не хотите установить мир, к которому сами же нас призывали!
— Мы не позволим нас оскорблять! — рявкнул председатель. — Не забывайте, что вы гость здесь!
— Я сказал правду! — Талу разозлился. — Сначала закончим главное дело, а с различиями систем можно разобраться и потом. Мы никому не хотим причинять зла. Никому.
В зале вновь засовещались. Талу с любопытством разглядывал рослых тиссов в форме военной полиции, стоявших вдоль стен. Настоящие живые враги. Или уже нет?.. Свет, как много зависит от того, что мелет сейчас его несчастный блудливый язык!..
— Надеюсь, у вас есть конкретные предложения по этим вопросам? — спросил председатель. — Они очень неожиданны, их нужно обсудить. Надеюсь, мы видимся не в последний раз?
— Естественно, — Талу с облегчением улыбнулся. Он извлек из папки пачку бумаг и отдал председателю. Они быстро пошли по рукам. Кроме конкретных предложений по разоружению там была схема объединения усилий двух сторон в рамках Проекта — разумеется, пока только в самых общих чертах.
— Мы тщательно изучим ваши предложения, — сказал председатель, поднимаясь с места. — Надеюсь, вы не откажетесь пообедать с нами?
— Конечно, нет! — Маоней вновь широко улыбнулся.
* * *
Во время обеда Керт Рисси наблюдал за Талу с возраставшим интересом. Худое смуглое лицо, очень красивое, но лохматая масса рыжеватых волос и блеск длинных, чуть косо посаженных глаз придавали этому файа особенно дикий вид. Талу сидел, окруженный множеством с интересом слушавших его людей. Остальные члены делегации ели очень мало, но Талу перепробовал, пожалуй, все блюда на столе. Он отказался только от вина, по своему же печальному опыту зная, что тут легко можно увлечься: когда это произошло в последний раз, он обнаружил себя на дереве, в трех километрах от дома — а здесь это было вовсе не к чему.
Один из его соседей принялся допытываться, зачем Фамайа так тщательно душит «естественные свободы». Талу фыркнул.
— Какие свободы? Быть свиньей самому и превращать в свиней своих детей? Хотите свободы? Хорошо. Мы можем пересылать всех, кто приговорен к нейроимплантации, к вам. Мы даже можем отпустить к вам всех, кто этого хочет — в обмен на то, что все желающие смогут переехать в Фамайа. Я знаю, что много вашей молодежи хочет учиться у нас.
Однако это предложение не вызвало ни малейшего энтузиазма. Талу услышал лишь что-то невразумительное об «утечке мозгов».
Когда делегация Фамайа попрощалась с изрядно повеселевшей компанией дипломатов и военных, те сразу нахмурились. Никто не верил в искренность их предложений. Менее всего было похоже, что нынешнее руководство Фамайа решило искупить грехи своих страшных предшественников. Керт Рисси вспомнил рассказы отца и деда о ужасной Второй Войне, о страшной ядерной бомбардировке, которая тогда казалась им непостижимым бедствием, физической природы которого они не могли понять. И о миллионах тиссов, умиравших в страшных мучениях. Он знал о отважной борьбе части своего народа, оказавшейся на захваченной файа территории и об исходе этой борьбы. Четыре миллиона его соплеменников были уничтожены или превращены в безмозглых кукол. Правитель страны, которая сделала это, вызывал странное, болезненное любопытство. Он видел фотографии Анмая Вэру — тот походил больше на хмурого мальчишку, чем на правителя тоталитарной сверхимперии. Большинство политологов, впрочем, сходились во мнении, что это — не более чем актер, а настоящий Единый Правитель настолько стар и безобразен, что просто не решается показываться на публике. Другие считали его марионеткой в руках агрессивно настроенной клики. Чуть ли не единственным доказательством этого служила официальная фотография «Единый Правитель со Старшей Подругой», повсеместно висевшая в молодежных центрах Фамайа — на ней рядом с Анмаем присутствовала рослая, великолепно сложенная девица. Оба были в старинных файских одеждах, состоявших из множества деталей сине-фиолетового и зеленовато-серого оттенков, босые, с тяжелыми серебряными браслетами на руках и ногах. На девушке было нечто вроде кофточки и длинная тяжелая юбка, лежавшая на бедрах так низко, что, казалось, вот-вот свалится. Кофточка ее была несколько короткой — правду говоря, лишь чуть ниже ребер — так что почти весь ее подтянутый, гладкий, в призрачном рисунке мышц живот и вызывающе крутые изгибы узкой талии были открыты. Файа были красивым народом — красивым, несмотря на всю свою жестокость — и эта девушка, несомненно, была достойна стать женой правителя. На ее хмуром лице явственно читалось «мой парень — лучший в мире». На лице Анмая присутствовала только широкая и не вполне умная ухмылка и они обнимали друг друга за талии гораздо крепче, чем дозволялось приличиями. Этой фотографии вполне могло быть лет пятьдесят, но она, по крайней мере опровергала другую теорию — о том, что Единый Правитель принимает посетителей, резвясь в бассейне с компанией смазливых мальчиков.
