Вэру смутился.
— Остальные? Они отказались присоединиться к нам, и, если не получится объединения… В конце концов, мы сами создали все это, — он обвел рукой зал, — потратили девять миллиардов лан, и не должны ничего и никому.
Хьютай весело взглянула на него, потом повернулась к Философу.
— И не лень тебе интересоваться такими вещами? Здесь, — она обвела рукой подземелье, — целый мир, полный удивительных вещей, мир, создававшийся целое столетие! А ты не хочешь знать его и цепляешься за всякие старые…
— Давай пойдем отсюда, — прервал ее Вэру, заметивший, что кулаки Философа сжимаются, — здешние виды плохо действуют на нашего мудреца!
Они направились к выходу из зала. Хьютай сперва последовала за ними, потом отстала и присоединилась к группе файа, укладывающих кабели.
* * *
Путь от зала про-Эвергета до жилых помещений был неблизким. Поскольку диаметр коллайдера на пять миль превышал диаметр самого Хаоса, его пришлось разместить в туннеле, пробитом под окружавшими плато озерами, почти на два километра ниже основных помещений. Им пришлось сперва проехать на монорельсовом поезде пять миль по радиальному туннелю, потом долго подниматься наверх. Вслед им летел грохот машин, расширявших подземелье. Когда Вэру и Философ остались одни в тесном жилище узника, Анмай сказал:
— Ты знаешь, почему оказался здесь? Вовсе не потому, что я захотел показать тебе наши достижения — это, в конце концов, просто смешно. Я привез тебя сюда потому, что ты знал моих родителей — Керото Ласси и Ирту Ласси. У них был ребенок — мальчик двух лет…
— Да я знал их — их обоих расстреляли за измену Фамайа! А мальчика — его звали Суру Ласси — отправили в приют.
— Суру Ласси — это я. Вэру я стал уже здесь.
— Но какое…
— Ты не знаешь, что детям казненных дают другие имена? Или ты меня не помнишь?
Философ вгляделся в лицо Вэру. Действительно, некоторое сходство с личиком маленького Суру, которого он не раз держал на руках, имелось. Но маленький мальчик с живыми смышлеными глазами стал…
Стал взрослым.
— Хочешь узнать, как все было? Когда арестовали родителей, ничего не понимающий двухлетний ребенок попал в Товийский спецприют. Детей арестованных воспитывали так, чтобы они никогда не повторили их ошибок. Как — ты сам знаешь… Я жил там до девяти лет — для меня это целая вечность унижений и боли. Но там была одна девочка, с которой я подружился — Хьютай, — Вэру улыбнулся.
— Но как сирота из приюта может стать Единым Правителем?
— О, очень просто. Однажды туда приехал Армфер Тару — седьмой Единый Правитель, — чтобы усыновить одного ребенка… случайно им оказался я.
— Но почему?
— Почему я? Не знаю. У него не могло быть детей — работа с радиоактивными материалами не проходит бесследно. Почему он решил усыновить одного из детей своих врагов? Что заставило его выбрать бритого наголо заморыша с выступающими скулами? Я не знаю… Он говорил, что я выглядел самым несчастным. И я вырос здесь.
— Но как ребенок мог оказаться тут, в этом ужасном месте?
— Ребенок сам этого захотел! Я очень любопытный — как Маоней Талу, только еще сильнее. И достаточно мне было лишь услышать о плато Хаос, как я решил туда попасть. Ну, Армфер не хотел меня везти — я оказался в его загородной резиденции под Товией, всего в десяти милях от приюта. Мне там не понравилось, были истерики, скандалы — это не помогло. И тогда я… перелез через парапет террасы дома и сказал, что прыгну вниз, если он не возьмет меня с собой. Тару отказался. И я прыгнул! Высота была всего метра четыре, а внизу — клумба с цветами. Я отделался синяками… и попал на плато Хаос. Здесь мне очень понравилось — потом, по крайней мере. Правда, я не мог покинуть плато, пока мне не исполнилось восемнадцать лет. Тогда я вернулся в Товию, и случайно, на улице, встретил Хьютай…
— А еще через год ты убил своего приемного отца и сам стал Единым Правителем!
— Тару всегда был немного… странным. А в последние дни своей жизни — более, чем немного. Его самолет действительно был сбит здесь, но один только Бог знает, что на самом деле случилось. Есть вещи… которые небезопасно выяснять — даже для меня. Если и был заговор, я ничего не знаю об этом. Я никогда не мечтал занять это место. Но в завещании Тару было сказано, что его преемник — я. Может быть, потому он и умер.
— Я думал, вы уничтожили монархию еще два века назад! — лицо Философа скривилось от отвращения.
— Уничтожили, но Единый Правитель может сам выбрать себе преемника — что в этом плохого? Он лишь предлагает кандидатуру, с которой Совет может не согласиться и выбрать кого-то еще. Ну, я мог отказаться — но ведь даже вы бы так не сделали! Если я скажу, что согласился по глупости, вы мне не поверите. Мне было девятнадцать лет!
— И Совет утвердил правителем мальчишку? Неужели не было более достойных?
Анмай улыбнулся, показав белые зубы.
— Были, а как же. Но по нашим законам власть нельзя давать тому, кто рвется к ней. Те, кто выбирают правителя, сами никогда не смогут быть выбранными. Зато они могут изменить выбор — нужно две трети голосов из пятисот… если честно, то власть принадлежит Совету, а не мне. По-моему, вообще никто не может управлять государством в одиночку — ума не хватит. Вот почему после Второй Революции, когда Тару и его сподвижники свергли зажравшихся бюрократов, вся власть принадлежит ученым — пятьсот самых крупных образуют Совет, который и управляет всем с помощью различных Комиссий, образованных из своих членов…
— И физики решают, как нам жить? Неудивительно, что мы живем так плохо!
— Не глупи! Ты знаешь, почему уровень жизни у нас ниже! А управляют те ученые, чья профессия соответствует доверенной им области — большей частью, конечно, экономисты. Ну, есть еще региональные губернаторы, секретари Совета — их восемь, мой друг Найте Лай…
— И чего же они добились? Развели гекс для поддержания своей власти? Стали превращать своих противников в «бывших»? Ведь это же чудовищно! И как эти ученые могут управлять, если они не покидают плато Хаос?
— В этом основная проблема. Но все же — мы живем вдвое лучше, чем тридцать лет назад, преступность исчезла почти полностью — вот что значит управление научными методами!
— Это я каждый день слышал в лагере — по радио.
Анмай зло рассмеялся.
— Ты что — так ничего и не понял? Наивный мальчишка, который мечтает облагодетельствовать всех немедленно… который влюблен по уши… который вздрагивает даже при мысли, что с его любимой может что-то случится… которым так легко управлять. Но даже это — только часть правды. Меня выбрали потому, что я… был сам по себе. Не поддерживал ни одну из здешних кучек, тянущих одеяло на себя. Всех устраивал. Ну, не только. Я хорошо разбираюсь в физике, хотя и не получил формального образования. Меня учили лучшие умы Фамайа. Тару был физиком, в Совете их тоже много… но это неважно. Решающим фактором оказалось даже не то, что знал я сам, а то, что меня знали как… бесстрашного — на этом месте это самое важное! Ты знаешь, в чем состоит самый смысл должности Единого Правителя? Совет может принимать мудрые решения, но не может принимать быстрых — пока соберутся все, пока обсудят… А есть ситуации, когда надо реагировать мгновенно! Поэтому выбирается один, кто решает за всех, — если нет времени. Поскольку ему придется принимать решения и о применении ядерного оружия, он должен быть бесстрашным!
— Да? И чем же ты доказал свое бесстрашие? Почему ты не освободишь народы, которые не хотят жить в вашей стране, например, нас, тиссов? Нас же так мало! Почему нас арестовывают чаще всех? Я не могу понять причины такой ненависти!
Вэру улыбался, глядя на него, но эта улыбка вовсе не была дружелюбной.
— Какой ответ ты хочешь от меня услышать? Для древних файа сама внешность вас, белокожих, светловолосых, голубоглазых людей, была омерзительна. Они воспринимали ее, как оскорбление собственной природы. Как надругательство над ней, причем осознанное — как если бы вы нарочно рождались в таком виде. Многие из нас до сих пор думают так же — но не я. Вы, тиссы, всегда славились гордостью и непокорством. Наверное поэтому среди «врагов государства» вас треть, хотя в населении страны тиссов нет и процента — а с хайзенами, например, пропорция обратная. А вот еще: тиссы причинили нам, файа, немало зла. Они высаживались на берегах Фамайа — когда это слово обозначало только северный материк — и убивали нас. Они захватывали наши земли, грабили нас, продавали в рабство наших детей… пользуясь тем, что мы не были столь сильны, как они. А у крови длинная память…
— Но это же было сотни лет назад, я даже не знаю, сколько!
— Колонизация Фамайа началась триста лет назад и прекратилась лишь после Катастрофы. Вам такая история конечно, не интересна, но мы, потомки выживших, помним. За сто лет войны погибло двадцать миллионов файа — больше, чем населяло материк в начале колонизации! Половине убитых не было и восемнадцати…
