той скамейки! Кто бы посчитал. А за ночь там вырастет целая гора порожней посуды. Сергей прибавил шагу. Ему не хотелось выпить. Его не трясло. Он не волновался. Пульс бился чётко и ровно. Москвин упорно шёл к цели. Впереди сияли огни ставшего в один миг ненавистным Новосибирска.
* * *
Билет достался неудачный. Верхняя полка в плацкартном вагоне рядом с туалетом. В летний период невозможно достать билеты на поезд. В железнодорожных кассах километровые очереди. Люди плачут, ругаются, скандалят. Дети нестерпимо орут. В углах зала ожидания свалены чемоданы, узлы, котомки. Перед кассиршами трясут телеграммами, справками, бронью, командировочными удостоверениями. Кассирши привыкли к слезам и ругани. Они хлопают створками окошечек с чудовищным грохотом. Их не пронять чужим горем. Билетов нет. Очередь терпеливо топчется перед закрытой кассой. Иногда она открывается, оттуда высовывается рука и какому-то счастливчику удаётся заполучить заветный билет. Очередь готова убить счастливчика, но того уже и след простыл. Убежал к поезду, чтобы не перехватили билет. Сергею повезло: он успел купить билет, но в нагрузку с туалетом. В тот момент ему было всё равно. Хоть на чём, хоть на оленях, лишь бы уехать из Новосибирска.
Сергей проснулся от нестерпимого запаха туалетного мыла и человеческих выделений. С трудом сдержав рвотный рефлекс, он передёрнулся. Проклятое наследство доктора Саркисян. Дора Клементьевна во всём видела тучи микробов. Она постоянно стерилизовала, кипятила, протирала спиртом всё, что попадалось под руку. Сергей с детства привык жить в абсолютной чистоте без всякого рода запахов. Все ароматы, амбре, запахи и благовония безжалостно уничтожались. Дора Клементьевна приучила воспитанника к стерильности. И только запах самой благодетельницы тревожил обоняние Сергея. Как только Дора Клементьевна приближалась к воспитаннику, его начинало подёргивать от рвотных позывов. Привычка давала о себе знать. Любой запах вызывал у Сергея тошноту. Если пахло туалетом или жареным картофелем, он старался не дышать либо уходил на свежий воздух, но из плацкартного вагона никуда не выйти. В тамбуре густо накурено, курящие смолят папиросы всю дорогу вплоть до конечной станции. Дым проникает в вагон, окутывая плацкарту туманным облаком. Сергей спрыгнул с полки и прошёл в купе к проводнице.
– Здрасте, а чаю можно? – как можно вежливее спросил Сергей.
– Можно, только осторожно! – Она ответила по-хамски, но Сергей сделал вид, что не заметил. Вежливо улыбнулся, протянул деньги, затем долго остужал в ладонях раскалённый подстаканник. В проходе за столиками сидели пассажиры. Сергей не хотел занимать очередь и выпил чай стоя. До Ленинграда можно потерпеть. Ему пришёл вызов в военное училище, и хоть он не надеялся на благополучное поступление, всё равно поехал, надеясь, что город поможет ему устроиться. Кто-то из учителей ему рассказал, что Ленинград – мистический город: он помогает только тем, кто ему понравится. Сергей уже любил незнакомый город заочно и в глубине души надеялся, что при встрече получит ответную любовь.
Если он не пройдёт конкурс в военное училище, то пойдёт в милицию. Если и туда не возьмут, тогда придётся поработать на производстве, чтобы начислили рабочий стаж. Он засчитывается при поступлении в высшее учебное заведение. В Ленинграде с начала шестидесятых годов развернулись стройки века. Повсюду требуются рабочие, а к пролетариату Ленинград испытывает особое почтение. В раздумьях незаметно пролетела дорога. Стучали колёса, обжигали руки металлические подстаканники с горячим чаем, мимо окон низко планировали птицы. Стремительно пролетали поля, луга, горы, леса. Сергей задерживался взглядом на окнах домов, с занавесками и без, со ставнями и просто вырубленные. В каждом доме кто-то жил. На подоконниках стояли горшки с цветами, во дворах бродили куры, на лугах паслись коровы. Изредка попадались табуны лошадей. И от несоизмеримости объёмов людского населения, от размеров пространства, от сотен и тысяч километров необъятной страны, оттого, что в каждом доме есть место живому человеку, Сергею захотелось горько заплакать, но он сдержался. Нужно уметь руководить собой и собственными эмоциями, иначе жизнь уйдёт на сожаления и слёзы, а она должна служить человеку верой и правдой.
Сергей посмотрел в окно. Он лежал на полке, чтобы не натыкаться на растерянных людей. Они толкались в проходе, стояли в очереди в туалет, пили чай за столиками, ели варёные яйца и жареную курицу. Людей было много. Вагон был забит до отказа пассажирами, детьми, стариками и пионерами. Многие ехали в Ленинград на экскурсию. Раздавались громкие голоса, команды, приветствия. Сергей не заметил, как задремал. В лихорадочном сне, навеянном духотой и теснотой общего вагона, в скученности человеческих тел, ему приснилась Дора Клементьевна. Она сидела на облаке, как на стуле.
– Осторожно, а то вы упадёте! – закричал Сергей во весь голос.
– Не бойся, маленький, – засмеялась Дора Клементьевна, – я тебя спасу!
– Эй, парень, проснись! – Кто-то с силой тряс Москвина за плечо. – Проснись, тебе что-то плохое снится. Ты сильно кричал во сне!
– Что я кричал? – испугался Сергей.
– Не понять было, – пожал плечами пожилой мужчина, – ты сильно кричал. Видно, напугал тебя кто-то. Ты не бойся. Страх пройдёт. Дело наживное.
– Я никого не боюсь, – буркнул Сергей и добавил: – Спасибо, что разбудили.
– Прыгай вниз, скоро Ленинград. А тебе умыться надо.
Сергей посмотрел вниз. У туалета стояла плотная очередь. Придётся пережить. Это как болезнь. Если не постоишь в очереди, не дотянешь до конечной остановки. Вскоре появились пригородные домики. Они поражали размерами. Игрушечные крошечные домики. Это потянулись садоводческие и огороднические хозяйства. Сергей ждал, когда начнётся город. Каким он покажется? Ветхим домишком или великолепным дворцом? Первое впечатление всегда важно.
И вдруг его пошатнуло. Сергей схватился за поручень и с трудом обрёл равновесие. Его замутило, под желудком что-то тоскливо заныло. Дыхание почти остановилось. Руки ощутили яремную вену Хруща. Она билась в руке, как живой червяк. Сергей почувствовал, как уходит сознание, как его заполняет огромный неотвратимый ужас. Этим состоянием был пропитан весь организм, с головы до ног. С этой минуты дёргающийся живой червяк в руке станет олицетворением физически осязаемого кошмара. Чужая жизнь не ушла в небытие. Она вернулась обратно. Она ожила ощущением в руках, в пальцах, в мозгу. Она плавилась в глазах Сергея, в его взгляде, в уголках губ. Теперь она будет с ним всегда, пока он будет жить, если он не придумает, как прогнать её из своих снов и воспоминаний.
В этот миг его сознание прояснилось. Сергей ощутил в себе уверенность. Пол под ним больше не шатался. Поезд прибыл на конечную станцию. Когда Сергей вышел на платформу и увидел вывеску «Город-герой Ленинград», он понял, что сумеет избавиться от кошмаров и страхов. Город
