Атака на македонские позиции началась успешно, и часть осадной техники в итоге удалось поджечь: « Часть защитных сооружений, стоявших близко от стены, сгорела; обгорела и одна деревянная башня, но все остальное уберегли воины Филоты и Гелланика, которым была поручена охрана этих сооружений » (Арриан). В этот критический момент Александр быстро сориентировался в обстановке и двинул на выручку свежие войска. Вот как описал Диодор действия и персов, и греков в этом сражении: « Одни тушили огонь, взвивавшийся высоко над машинами, другие избивали врага, схватившись врукопашную; третьи за рухнувшими стенами складывали другие стены и делали их прочнее старых. Военачальники Мемнона сражались в первых рядах и вручали богатые подарки отличившимся; обе стороны горели несказанной ревностью победить ». Бой не прекращался ни на минуту, македонцы и персы сошлись лицом к лицу, уступать не хотел никто, слишком велика была цена поражения. « Галикарнасцы, правда, вначале брали верх по причине высокого местоположения: они не только били в лоб людей, оберегавших машины; с башен, уцелевших по обеим сторонам рухнувшей стены, была для них возможность поражать врага, подходившего ко второй стене » (Арриан). Ход битвы постоянно менялся – в некоторых местах защитникам города удавалось оттеснить македонцев от города, в других, наоборот, царские воины отбросили врага к городским укреплениям. « Некоторые среди всех этих ужасов начинали падать духом, но ободряющие слова начальников опять вливали в них мужество, и они исполнялись свежих сил » (Диодор). Однако постепенно Мемнон осознал, что если бой затянется, то он рискует превратиться в полномасштабное полевое сражение, исход которого предсказать нетрудно; поэтому он приказал трубить отбой. Побросав ставшие ненужными факелы, греческие наемники сдвинули большие щиты и начали отступать к городским воротам, отражая атаки македонцев. Вскоре сражение закончилось, на плечах врага солдатам Александра в город ворваться не удалось, и он отвел свои войска от города. Битва за Галикарнас продолжалась.
* * *
Вино, как известно, ума никому не добавляет. И македонцы в этом отношении не являются исключением из правил, а скорее наоборот – тоже выпить не дураки и лишний стаканчик мимо рта не пронесут. Обычно думают, что это только русский человек так может – махнул, и потянуло на подвиги, горы своротит, и море по колено. А вот и нет, македонская душа – она тоже загадочная, и не все ее поступки подлежат пониманию и логическому объяснению. Дело было так: сидели два товарища из подразделения тяжелой пехоты, которой командовал Пердикка, у себя в палатке и выпивали. В отличие от греков, которые пили вино разбавленным, македонцы этим не грешили и поганить благородный напиток водой считали кощунством. Судя по всему, этим солдатам хотелось не просто напиться и забыться, а как положено – выпить и поговорить. Вот эти-то разговоры их до добра и не довели: о чем говорить двум солдатам на войне? Конечно, о том, кто, сколько врагов убил, кто в каких делах явил примеры высокой доблести и героизма, за что был отмечен начальством, и т. д. и т. п. А в итоге перешли на личности – кто из них двоих храбрее, кто сильнее и умнее. А чтобы не быть голословными и обвиненными в пустой болтовне, решили подтвердить свои слова делом и забраться на стену городского Акрополя. Сказано – сделано, и боевые товарищи, покачиваясь от количества выпитого, направились к черневшим в ночи стенам Акрополя, на которых маленькими точками мерцали факелы дозорных. Мы не знаем, с песнями или без подошли к стенам города эти двое, но как бы там ни было, их заметили. Диодор так и пишет: «какие-то солдаты Пердикки, напившись, полезли ночью очертя голову на стены Акрополя». Но мало того, что эту парочку заметили со стен, судя по всему, их захотели взять в плен, со всеми вытекающими последствиями. Однако воинское мастерство отмирает в последнюю очередь: « Македонцы убили подошедших ближе, а в тех, кто остановился подальше, стали метать дротики; но на стороне врага было и численное превосходство, и место для него было выгодным: галикарнассцы сбегали и бросали дротики сверху » (Арриан). Шум у стены разбудил многих в македонском лагере, похватав оружие, они бросились на помощь своим. « В это время подоспел еще кое-кто из воинов Пердикки, прибежали еще люди из города, и перед стеной завязалась жаркая схватка; македонцы опять отбросили вышедших за ворота и чуть было не захватили город » (Арриан). Но персидское командование вновь оказалось на высоте: « Мемнон и его помощники, понимая неопытность атакующих, выступили с отрядом, значительно большим, отогнали македонцев и многих убили. Узнав об этом происшествии, многие македонцы бросились на помощь; завязалась жестокая сеча, и когда на поле битвы появился со своими воинами Александр, то персы отступили и заперлись в городе » (Диодор). Сражение было жестоким и кровопролитным, потери обе стороны понесли значительные, но гораздо примечательнее были его последствия. « Царь попросил через глашатая выдать для похорон трупы македонцев, павших за стенами » – такую вот ценнейшую информацию поведал нам Диодор. Казалось бы, ничего особенного, попросил – и попросил, но дело в том, что, по законам войны того времени, тот, кто обращался с подобной просьбой к противнику, признавал себя побежденным! Ни до, ни после в полководческой карьере Великого Македонца подобного не было, случай сам по себе уникальный, который наглядно показывает все трудности, с какими столкнулся царь во время боев за столицу Карии. Можно только догадываться, какие чувства бушевали в душе Александра, когда он отправлял в город парламентеров, практически расписываясь перед врагом в собственном бессилии. Характерна реакция на это персидского командования: греки Фрасибул и Эфиальт выступили за отказ в просьбе Александру, а вот Мемнон решил иначе и просьбу македонского царя удовлетворил. Казалось, защитники города могли чувствовать себя победителями – но все было не так однозначно.
* * *
Невзирая на то что македонская армия пока терпела неудачи и персам пока удавалось удерживать Галикарнас, положение защитников было критическим. И дело даже не в том, что были проблемы с продовольствием или стала ощущаться нехватка вооружения, нет. За все недели боев, которые развернулись под городом, гарнизон понес катастрофические потери в людях, которые невозможно было восполнить. Накануне осады Мемнон собрал в город все боеспособные войска, которые на тот момент находились в регионе. Те, кто уцелел при Гранике, те, кто был эвакуирован из Милета, гарнизоны из более мелких городов и отряды знатных персов – все собрались в Галикарнасе, ибо здесь должна была решиться судьба персидского владычества в Малой Азии. Больше персидских войск здесь не было, а об армии Дария не было ни слуху ни духу, и когда она прибудет на театр военных действий, никто не знал. Македонские осадные машины превращали в щебень городские укрепления, защищать которые становилось все труднее, и потому надо было что-то срочно предпринимать. С конкретным предложением на военном совете выступил командир наемников Эфиальт, говоря, что надо « не ждать, пока город возьмут, и они окажутся в плену: пусть наемники сами нападут на врага, имея начальников в первых рядах. Мемнон, видя, что Эфиальтом движет доблесть, и вполне на него полагаясь (был он человеком мужественным и физически сильным), разрешил ему поступить, как он хочет » (Диодор).
И так под Галикарнасом наступил финал длительного противостояния, ставки в борьбе были высоки как никогда: одолеют персы – и македонской армии придется отступать, подыскивать себе зимние квартиры, а молниеносная кампания, на которую рассчитывал Александр, будет сорвана. Значительно увеличивалась вероятность появления на театре военных действий армии Царя царей, и тогда положение становилось очень опасным. Если же победа оставалась за македонским царем, то персидскому господству в Малой Азии приходил конец окончательно и бесповоротно. Противники это прекрасно осознавали и потому к финальному столкновению готовились особо тщательно.
Атаку на македонские метательные машины решили произвести на рассвете, когда особенно крепок сон да и часовых клонит в дрему. Эфиальт подготовил для вылазки 2000 отборных греческих наемников – половине велел взять зажженные факелы, а другую половину построил в глубокую колонну, наподобие боевого строя фиванцев. По его знаку распахнулись городские ворота, и железная лавина греческих гоплитов обрушилась на македонские позиции. Яркими кострами заполыхала осадная техника, греки сновали вдоль боевой линии царской армии, поджигая осадные башни, тараны, баллисты и катапульты. А в поддержку наемникам из ворот Тетрапилона атаковал македонские войска еще один отряд, имея своей задачей отвлечь внимание неприятеля от направления главного удара. Огромный пожар ярко полыхал в предрассветных сумерках, с городских стен было видно, как превращались в пепел все усилия и труды царских инженеров. Подобно страшному удару молота, вломилась греческая боевая колонна в расположение македонских войск и двинулась вперед, сметая все со своего пути. Во главе гоплитов шел Эфиальт, под его могучими ударами македонцы падали, как трава под серпом. В зареве огня греки увидели македонского царя – построив свою тяжелую пехоту в три линии, Александр двинул ее навстречу врагу, легковооруженные бойцы ринулись тушить огонь. Два боевых строя сблизились, и судьба Галикарнаса повисла на волоске. Дадим слово Диодору Сицилийскому, ибо ему лучше всех удалось передать тот сумасшедший накал борьбы, который охватил сражающихся. « С обеих сторон одновременно раздался неистовый крик; трубы дали сигнал к бою, и завязалась великая битва, ибо доблестны были сражавшиеся, и велика была у них жажда славы. Македонцы не дали огню распространиться, но воины Эфиальта одержали в сражении верх. Значительно превосходя остальных телесной силой, он сам убил многих подвернувшихся ему под руку. Стоявшие на новой, только что сложенной стене градом сыпали стрелы и многих убили… Немало македонцев пало; многие под этим градом стрел отступили; Мемнон привел на помощь значительный отряд, и царь оказался в большом затруднении ». Вот он сладкий миг победы! Греческая доблесть повергла македонскую храбрость, а Мемнон показал самодовольным персидским сатрапам, как надо использовать мастерство и профессионализм греческих наемников. Спасая положение, царь встал в ряды своих солдат и рубился как простой воин, личным примером удерживая своих пехотинцев от беспорядочного бегства. Все три боевые линии македонцев были введены в бой, положение спасли ветераны, которые воевали еще с Филиппом и по возрасту были освобождены от участия в бою. « Значительно превосходя воинским разумением и опытом молодых солдат, которые стали отступать, они горько упрекнули их в трусости, составили отряд и, став щит к щиту, остановили неприятеля, уже считавшего себя победителем. Убив в конце концов Эфиальта и многих других воинов, они заставили остальных бежать в город » (Диодор). Здесь можно смело утверждать, что именно смерть командира греческих наемников явилась тем переломным моментом, когда решилась судьба сражения. Примеров, подобных этому, можно привести множество, когда гибель командующего решала исход той или иной битвы – смерть Кира Младшего в битве при Кунаксе или короля Гарольда при Гастингсе.