Через три месяца после открытия во всем пятимиллионом городе вряд ли нашелся бы хоть один здравомыслящий человек, который не слышал бы про трастовую компанию «Эверест».
Через полгода Кац, получив от Максима первые два миллиона, как и обещал, вплотную приступил к созданию собственного телеканала. Подмазывая лапу нужным чиновникам, Миша не забывал и о личном комфорте. Он приобрел себе участок недалеко от города, в тихом зеленом местечке. Нанял бригаду из двадцати человек и ударными капиталистическими темпами стал возводить двухэтажный дворец из красного кирпича. Планировалось, что внешне он будет гораздо скромнее, чем внутри. А там обязательно найдутся автономная котельная и артезианская вода, баня, бассейн, спортзал, комната с камином, оранжерея, встроенный гараж и много-много всяких прибамбасов, не считая мебели ручной работы, фонтана в холле и прочих, приятных для души и тела коммерсанта, «мелочей».
Сам же Денисов, вначале просто ошалевший от свалившихся на голову миллионов, вскоре привык к ним и стал постепенно вживаться в образ «нового русского». Для начала он купил себе двухэтажную пятикомнатную квартиру в бывшем партийном доме в Озерках, превратив ее в чудо современного домашнего дизайна. Его соседями отныне были не работяги и трудовая интеллигенция, а ловко перекрасившиеся из «коммуняк» в «дерьмократы» важные толстяки с каменными лицами, известные банкиры, крупные политические деятели, несколько серьезных криминальных авторитетов, раскрученные телевидением актеры, режиссеры, певцы и целая прорва прочно стоящих на ногах бизнесменов. Переехав на новую квартиру, Максим поменял свой гардероб, весь до последней тряпки. Своей любовнице Карине подарил ту самую «девятку» цвета «мокрый асфальт» – пусть долбает, а сам приобрел последнюю модель «БМВ», в которой было столько прибамбасов и наворотов, что салон и панель управления больше напоминали маленький реактивный самолет, чем машину.
Денисов регулярно встречался с Кариной. Они трахались до самозабвения. Но воспоминания о проведенной с «мечтой миллионера» ночи, когда они с Кацем застали Карину и Диану за лесбийскими игрищами, вызывали у Максима почти тошноту. Он и сам не знал теперь, как быть с дочкой банкира, которая, вдохновившись его успехами на финансовом поприще, явно поставила на него, как на перспективного фаворита в заезде. Она буквально не давала ему прохода. Денисов частенько уворачивался от встреч под различными предлогами, не признаваясь даже самому себе в том, что ему не нужна не только эта красивая пустоголовая кукла, но и все остальные, самые прекрасные в мире дочери банкиров и фотомодели, вместе взятые.
Глава 25
Если бы несколько лет назад кто-нибудь сказал Денисову, что он будет однолюбом, он бы только посмеялся. К однолюбам Максим всегда относился с настороженностью, чтобы не сказать – с презрением, искренне считая, что все, без исключения, мужчины – полигамны, и тот, кто считает себя исключением из правила, – либо притворяется, либо просто слабак. Конечно, он порой влюблялся, даже сочинял стихи. Однако влюбленность в какую-нибудь конкретную женщину никогда не мешала ему не только желать всех остальных, но и частенько осуществлять свои желания, не нанося ущерба «основному» роману.
Так было. Так, ему казалось, будет всегда. И встреча с Кариной была его последней судорожной попыткой вернуть себе свое мужское реноме. Попытка оказалась неудачной. Не в том смысле, что у него не получился чисто физический акт – тут все было в порядке. Просто после встречи с Кариной Максим вдруг уяснил для себя ту самую истину, которую он и посчитал ужасной. Он понял, что он – однолюб. То есть любит и желает одну-единственную женщину. Ужасным это было еще и потому, что женщина эта была теперь для него абсолютно недосягаема, и виноват в этом был только он, Максим Денисов.
…Тем летом четыре года назад он отдыхал с родителями в Юрмале. И в то время, как предки, вздыхая от восторга, валялись на белом песке Рижского взморья, Максим умирал от скуки. Все эти санаторные радости в виде утренней зарядки на пляже, послеобеденного сна и убогого вечера в компании с плохо говорящим по-русски массовиком-затейником раздражали Денисова ужасно, и он каждый день мотался в Ригу, чтобы хоть как-то развлечь себя. Он без цели бродил по узким рижским улочкам, заходил в пивнушки, несколько раз был на концертах органной музыки в Домском соборе, но мечтал только об одном: поскорее вернуться в Питер, где его ждала развеселая студенческая тусовка с ее грандиозными пьянками и девчонками, говорящими на русском языке.
Он и сам теперь не мог вспомнить, как забрел на праздник воздушных шаров, проводившийся в то лето под Ригой. Наверное, так все и было случайно: ходил-ходил, да и оказался в веселой толпе людей и огромных разноцветных шаров. Со всех сторон неслась музыка, красивые девушки с распущенными волосами сидели, лежали, ходили по зеленой траве, красивые молодые люди пели какие-то песни, пили пиво и, заразительно смеясь, рассказывали что-то друг другу, дети носились с визгом туда-сюда, – словом, это был самый настоящий праздник.
Денисов, глупо улыбаясь и вертя головой во все стороны, остановился среди огромной зеленой поляны и, купив себе банку пива, опустился на траву. Ему вдруг захотелось стать частью этих незнакомых и равнодушных к нему людей. Было очевидно, что все они были рады видеть друг друга, им было о чем поговорить. Максим вдруг почувствовал, что сейчас должно случиться что-то очень важное и счастливое…
Сначала он увидел стройные загорелые ноги, одетые в белые пыльные кроссовки и тертые-перетертые джинсовые шорты. Потом – длинную прядь светлых волос, которая то и дело убиралась узкой смуглой рукой со лба, поскольку эта самая прядь, спадая, закрывала ее обладательнице объектив видеокамеры.
Объектив был направлен на Денисова. Увидев это, он засмеялся и приподнял банку с пивом, приветствуя хорошенького оператора. Девушка опустила камеру, и Максим вдруг увидел потрясающей красоты лицо, тонкие черты которого были будто бы изнутри освещены нежной улыбкой. Улыбка была какая-то особенная. Денисов ни до ни после никогда не видел такой спокойной и одновременно хрупкой улыбки.
Все еще улыбаясь, девушка подошла к Максиму и о чем-то спросила его.
– Что? – приподнялся Денисов. – Что вы говорите?
– Я говорю, не хотите ли вы купить фильм? – спросила девушка с чуть заметным прибалтийским акцентом.
– Какой фильм? – не понял Денисов.
– О вас, – сказала она и, засмеявшись, покраснела. – О том, как вы были на празднике воздушных шаров.
– Что?! – обалдел Максим. – Вот так, за здорово живешь, – снять обо мне фильм?!
– Нет. – Девушка перестала улыбаться и еще больше покраснела. – Не за здорово… живешь, – запнувшись, повторила она его слова. – За тридцать долларов.
– Ого, – присвистнул Денисов. – Круто. Так вы профессионал?
– Не совсем. – Улыбка снова осветила лицо незнакомки. – Вообще-то я – студентка. А летом подрабатываю.
Они провели вместе весь день. Денисов с удовольствием стоял на ушах, позируя перед камерой, а Рената – так звали прекрасную студентку – снимала его, старательно отрабатывая свой гонорар.
К концу дня Денисов был влюблен по уши и ломал себе голову над тем, как продолжить знакомство. Тридцать долларов у него, к счастью, нашлись, и видеокассета перешла в руки заказчика. Денисова вдруг осенила замечательная идея.
– А по вызову ты работаешь? – спросил он и тут же смутился – уж очень двусмысленно прозвучал его вопрос.
Но Рената, простодушно не заметив подтекста, кивнула:
– Да. Только тогда в стоимость кассеты входит и дорога.
– Прекрасно. – Макс даже подпрыгнул от восторга. – Тогда я вызываю тебя завтра в Юрмалу. Будем снимать весь день. На пляже. Идет?
– Идет.
Так начался их роман, который продлился две недели. Это были самые чудесные две недели в жизни Денисова. В них уместилось все – и ночные купания в море, и встреча восхода солнца, и грустное прощание на вокзале. Максим забыл обо всем на свете – и о своей недавней тоске, и о желании вернуться в Питер, и о родителях, которые, пару раз увидев его с девушкой, только порадовались и, верные своей привычке не лезть в его дела, оставили их в покое.
А они с Ренатой были счастливы настолько, что заражали своим счастьем окружающих. В их присутствии даже сухие и чопорные латышские старушки в трамвае невольно расплывались в улыбке, а грозные бультерьеры начинали вилять голыми хвостами.
Тогда, четыре года назад, Максиму казалось само собой разумеющимся то, что Рената так сразу, безоглядно, полностью отдавшись своему чувству, полюбила его. Казалось, любовь для нее – единственно возможное состояние души. Она была так естественна в своих проявлениях, так верна природе, что очень удивила Максима своей девственностью. А он-то был уверен, что она уже опытная женщина, – так чутка она была к его малейшим желаниям и прихотям.
