- А Уттенхайм что? Он мертв?
- Нет. У сотника арбалетным болтом разбита коленная чашечка и он, подобно вам, сильно приложился головой об землю. Поэтому его вместе с другими тяжелоранеными отправят в Гамбург.
- Ясно.
Голова рыцаря словно налилась свинцом, видимо, сказывалось действие питья, и вновь он стал проваливаться в забытье. Оруженосец еще что-то говорил, про награду от герцога Генриха и славу среди воинов. Однако Седрик его уже не слушал. Он засыпал и понимал, что ему необходимо восстановить силы, ибо военная кампания, которая войдет во все европейские анналы как Первая Северная Война, только начинается. Ну, а раз так, то для него, рыцаря Седрика фон Зальха, все еще впереди.
Глава 11.
Зеландия. Лето 6655 С.М.З.Х.
Последние дни пребывания нашего войска на вражеской земле были очень тяжелыми. Разозленные крестоносцы из армии Генриха Льва не желали нас отпускать. Они жаждали отмщения, и германские военачальники кинули вслед за нами все свои свободные силы. Легкая кавалерия и егеря, пехота и сбродные ватаги из бывших разбойников, отряды священнослужителей и английские добровольцы, а помимо них тамплиеры. Не менее девяти тысяч вражеских вояк пытались нас окружить и уничтожить. Однако хрен им! Местность мы знали не хуже проводников из местных жителей, которые вовремя сбежали от венедов и варягов в Гамбург и Бремен, а теперь вели крестоносцев. Поэтому наше войско раз за разом ускользало от католиков, уничтожало заслоны германцев и на исходе четвертого дня вышло к проливу Фемарнзунд.
Дальше отступать было некуда, море, а за проливом остров Фемарн, и если бы мы не имели флота, то нас, в конце концов, прижали бы к берегу и просто закидали бы трупами. Но корабли были, и они нас ждали, а потому мы спокойно и без суеты погрузили на суда лошадей, затем раненых и пехоту, встретили наступающих рыцарей пороховыми бомбами и последними огненными гранатами, которые внесли в ряды противника панику, и отправились по домам. Вартислав пошел к себе, Идар направился в Дубин, где собирались основные силы венедов, ну а я, совершенно естественно, двинулся в Рарог.
Позади оставался вражеский берег, на котором стояли толпы размахивающих руками и потрясающих оружием католиков. Слева маячил безлюдный остров Фемарн, который мы огибали с востока, а впереди находился дом. Корабли шли ходко, а я сидел под мачтой, и настроение у меня было хуже некуда. Все тело было покрыто многочисленными ссадинами и ушибами. Нервное напряжение не давало спокойно смотреть на мирное море и мне хотелось рвать и метать. Затем накатила апатия, и подумалось, что хорошо бы плюнуть на все, забиться куда-нибудь в горы или глухие леса, где люди не слышали о войне и знать не знают о проблемах большого мира, и спокойно отдохнуть.
Впрочем, вскоре хандра прошла, я успокоился и стал прокручивать в голове события последних дней. Вспомнил ночную битву с крестоносцами, наше отступление к морю, бег по лесам и битвы в непролазных чащобах, которые некогда принадлежали славянскому племени вагров, а теперь считаются графством Гольштейнским. Одно событие сменялось другим, и в целом рейдом по Шлезвиг-Гольштейну и Верхней Саксонии я был доволен, поскольку нам сопутствовал успех. Всеми нашими отрядами было уничтожено более сотни вражеских деревень и около тридцати замков. Было уничтожено войско графа Сигурда Плитерсдорфа, перебито не менее тысячи вражеских солдат из мелких патрулей и посыльных групп, подожжен Гамбург, уничтожены запасы продовольствия, которые католики собирали со всей Европы, и совершен удачный налет на армию герцога Генриха Льва. После всего этого крестоносцам придется задержаться, снова собраться в кучу, похоронить своих мертвецов и отвлечь часть сил на патрулирование прибрежной зоны. Помимо этого католики будут ждать новых нападений, ведь Громобой, который отделился от нашего войска сразу после налета на германцев, по-прежнему крутится неподалеку. Так что, как ни посмотри, мы свое дело сделали.
Однако неприятный осадок все же имелся. Слишком тяжелыми противниками оказались католики и очень уж велики, на мой взгляд, были наши потери. Дружина Громобоя лишилась трети бойцов. Вартислав возвращался в свой город только с половиной отряда. Идар недосчитался четверти варягов. Ну, а что касательно моего войска, дружины Рарога, то цифры потерь я знал досконально. Черные клобуки минус пятьдесят три убитых и сорок пять тяжелораненых. Сотня Ивана Ростиславича Берладника девятнадцать и двадцать два, соответственно. Пехота из киевлян, варягов и пруссов, сто девять и девяносто три. От лесовиков Калеви Лайне, которые храбро прикрывали наше отступление, семнадцать и пять. Да вароги, которые очень хорошо показали себя в большой битве, недосчитались пятнадцати человек - все убиты и ни одного тяжелораненого, потому что юные воины, получив серьезное ранение, не отступали, а выбивались из общего строя и, не желая быть обузой своим товарищам, сами бросались на крестоносцев. Они шли на смерть с улыбкой и взывали к Яровиту, которого считали своим богом. Эти юноши погибали как герои и я более чем уверен, что они попадут в славянский рай - прекрасный Ирий, ибо каждый из них умирал за наш народ.
Вот такие вот дела. Потери у меня серьезные. Почти четыреста человек можно вычеркнуть из боевых списков и, хотя из Новгорода прибыла полная сотня воинов, дружина уменьшилась до тысячи трехсот бойцов. Из этого числа три сотни воинов по-прежнему необходимо держать в Рароге, потому что нам всегда надо опасаться датчан, да и без них врагов хватает. Тут тебе и англы с франками, которые могут решиться на большой морской поход в Венедское море и одиночки из норгов, коим начхать на веру, но не небезразлично чужое богатство, и германцы. Ну, а раз так, то в следующий рейд людей со мной пойдет меньше.
Кстати, о моих дальнейших планах. Громобой, к которому примкнули уцелевшие в боях перебежчики-лужичане, от нас откололся и Идар ушел. Поэтому против германцев сможет действовать только моя дружина, да ватаги вольных зеландских вожаков, которые воевали сами по себе. Что у вольных на уме, мне неизвестно. Официально они подчиняются Мстиславу, а на деле, пока не объявят сбор всех варяжских дружин в Дубине или на Руяне, зеландские владетели делают что хотят. Ну, а чего они желают совершенно понятно, пограбить католиков и не ввязаться в серьезную битву. Так что рассчитывать можно лишь на себя и Вартислава с коим мы решили встретиться через седьмицу, обменяться новостями и подумать над нашими дальнейшими действиями. Хотя кое-что уже прорисовывается, поскольку бодрич склоняется к тому, что необходимо вновь высадиться на германский берег, где-нибудь невдалеке от озера Зелентер-Зе, обойти католиков стороной и перекрыть тракт Гамбург-Любек, по которому к крестоносцам потекут новые обозы и подкрепления. Мне его план понравился и в принципе я был не против. Задумка стоящая, а значит, если нас не призовут на большую войну, то новому рейду по Верхней Саксонии быть...
Вскоре без приключений моя эскадра прибыла в Рарог. Корабли и транспортные суда пришвартовались к причалам, и я построил личный состав под крепостными стенами. Объявил воинам благодарность и толкнул речь о том, что товарищи погибли не зря, и католики еще ответят за все свои темные дела и нападение на Венедию. Короче говоря, сказал то, что был должен, а затем велел Гавриле Довмонтову выдать дружине жалованье. Далее на ходу принял короткие доклады остававшихся на хозяйстве управленцев, понял из них, что все в порядке, посетил храм Яровита, которому принес благодарственную жертву в виде черного ягненка, и только после этого отправился домой, где меня ждала семья.
Вечер прошел тепло и очень душевно. В кругу близких и дорогих мне людей я оттаял, привел себя в порядок и сбрил партизанскую бороду. Полюбовался на себя в зеркало и невольно усмехнулся, ибо шея, щеки, нос и лоб были темными от загара, а лишенный растительности подбородок сиял белизной. Ну, а потом была ночь любви с Нерейд, спокойный сон здорового человека, совесть которого чиста, и поздний подъем.
- Вадим!
Из сонного царства меня вырвал голос Нерейд. Она прошептала мое имя с каким-то неповторимым протяжным акцентом, который мне очень нравился, и я проснулся.
Жена уже была одета и стояла рядом. В окно ее спальни проникали потоки солнечного света, и на миг я зажмурился, затем пару раз моргнул, сел и подумал, что сейчас, наверное, десятый час утра. Очень хотелось еще немного поспать или тупо поваляться на мягкой кровати, может быть до обеда, а то и до самого ужина. Но я отвечал не только за себя и знал, что за время моего отсутствия в Рароге накопилось много дел, которые требуют моего непосредственного вмешательства. Поэтому Вадим Сокол не мог поступать так, как ему заблагорассудится и, улыбнувшись любимой женщине, которая подарила мне двух детей, я сказал:
