Трагедия эта, развернувшаяся на глазах всего народа, переполнила чашу терпения. Окруженные негодующей толпой, отец и жених подхватили бездыханную девушку, чья несравненная красота не принесла счастья ни ей, ни ее семье, и с телом на руках сумели пробиться к воротам города, как ни старались прислужники децемвиров их задержать. Аппий Клавдий пытался было обратиться с речью к народу, но сенаторы Луций Валерий и Марк Гораций, и прежде осуждавшие децемвира, не дали ему вымолвить ни слова и стали, точно консулы, раздавать приказы его ликторам. Испугавшись за свою жизнь, Аппий Клавдий бежал с форума и незаметно укрылся в ближайшем из домов.
Смерть Вергинии. Эскиз. Художник Н. Н. Ге
Вергиний же, приведя с собой бушующую толпу в четыреста человек, явился в военный лагерь. Видя окровавленную одежду центуриона, солдаты стали спрашивать, что с ним произошло. Сперва суровый воин только плакал, но вскоре успокоился и рассказал всю историю по порядку. «Судьба уже отняла у меня жену, теперь же лишила и дочери, – говорил сокрушенный Вергиний, – и лишь одно меня радует: более в моем доме не осталось никого, кто мог бы удовлетворить необузданную похоть Аппия Клавдия! Отныне живу я только надеждой на месть, и вы задумайтесь – и у вас дома дочери, жены и сестры! Ваш долг отныне – защитить их от посягательства децемвира, я же и сам смогу за себя постоять».
Выслушав речи Вергиния, собравшиеся единодушно вскричали, что отомстят за него и, если надо, умрут за своих родных. Развернув знамена, войско, смешавшееся с мирными гражданами, двинулось обратно к Риму. Вскоре весть о горе Вергиния, принесенная бывшим женихом Ицилием, достигла и легионов, воевавших против сабинян. Там свежа была еще память о подлом убийстве Сикция Дентата, и соратники его немедля отринули власть децемвиров и вслед за Ицилием отправились в город.
Войско под предводительством Вергиния вошло в Рим и заняло Авентинский холм, призывая всех плебеев сражаться за возвращение свободы. Меж тем собрался и стал заседать сенат, больше раздираемый внутренними распрями, чем обсуждавший дела насущные. Децемвиры же отказывались сложить с себя полномочия до тех пор, пока не будут полностью приняты все законы, ради которых они были избраны.
Желая сдвинуть дело с мертвой точки, плебеи договорились оставить Авентин и встать лагерем на Священной горе, чтобы тем напомнить сенату о стойкости плебеев и вернуть отнятые децемвирами права. Так и поступили: войско покинуло Рим, а вслед за ним потянулись и мирные граждане, а за ними – их жены с детьми, причитающие, что их бросают в городе, где нет защиты для женской чести. Рим обезлюдел.
Когда на форуме не осталось никого, кроме нескольких стариков, сенаторы Луций Валерий и Марк Гораций обратились к децемвирам: «Что же это за власть, за которую вы так крепко держитесь? Или вы собираетесь вершить суд над крышами и стенами? И вам не стыдно, что ликторов на форуме чуть ли не больше, чем остальных граждан? Придется, стало быть, либо расстаться с плебеями, либо вернуть народных трибунов»[7].
После этих слов децемвиры признали себя побежденными, а Валерий с Горацием отправились просить плебеев вернуться в город. Когда улажены были дела с плебеями, сенат велел децемвирам сложить с себя полномочия, что они и сделали прилюдно на форуме под ликование толпы.
И хотя сенатом децемвиры были помилованы, плебеи договорились меж собой по одному преследовать узурпаторов. Первым призвал к суду Аппия Клавдия сам Вергиний. Ни в каких прегрешениях, несомненных и известных народу, Вергиний не обвинял его, кроме как в том, что тот признал рабом свободного человека. Аппий за заступничеством обратился к народу, но суровый центурион пообещал, что сколько бы раз ни просил Аппий обжалования, столько раз заново он будет призывать нечестивого судью к ответу Аппий сник и более не пытался оправдаться. Его заточили в темницу и он покончил с собой, не дожидаясь приговора.
Многострадальные законы наконец были утверждены сенатом и на двенадцати медных таблицах выставлены на всеобщее обозрение на форуме. Равные для всех, они примирили патрициев и плебеев и тем прекратили многолетнюю их вражду.
* * *
С окончанием борьбы патрициев и плебеев заканчивается в некотором роде и легендарная история Рима, когда даже сами античные авторы не могли поручиться, происходило ли в действительности все так, как они писали, жили ли на свете герои их историй или были образами собирательными, отточенными изустными преданиями, передававшимися из поколения в поколение.
Однако в истории Рима есть еще немало легенд, связанных с событиями вполне достоверными. Часть из них, возможно, самую известную, мы и хотим изложить ниже, не сохраняя уже единства повествования, так как происходили они в разное время и с разными людьми.
Предания разных времен
Взятие Вей
История троянской войны всегда жива была в памяти римлян оттого, что род свой они возводили к бежавшим из Трои скитальцам. И потому, возможно, среди римских легенд есть одна, напоминающая чем-то осаду Трои: так же десять лет пытались римляне овладеть городом, так же взяли его не столько силой, сколько хитростью, по воле божественного рока. Город этот назывался Вейи и слыл гордостью этрусской земли. Ни роскошью, ни числом воинов не уступал он Риму. Потерпев несколько тяжелых поражений в войне, граждане Вей возвели крепкие стены и, запасшись хлебом, спокойно переносили осаду.
Римлянам же осада эта стала в новинку и в тягость. Раньше войны вели от весны до осени, нынче же пришлось возвести под Вейями укрепленный лагерь, где круглый год стояло римское войско. Граждане Вечного города уже стали роптать, что даже зимой им нет отдыха от лагерной жизни, как произошло событие столь чудесное, что объяснить его иначе как божественным знамением было невозможно.
Минуло лето, довольно засушливое, и наступила осень, когда реки мелеют, а вода в озерах едва покрывает дно. И вот неожиданно Альбанское озеро вздулось, переполнившись водой, она перелилась через край, затопила окрестные пашни и хлынула к морю. За толкованием знамения отправлены были послы к дельфийскому оракулу, в народе же о том ходило много толков, и наконец разговоры эти дошли и до осажденных Вей.
Рассказывают, будто бы однажды у римского лагеря объявился старик-вейянин, который, не слушая насмешек солдат, возвестил, что римлянам не захватить Вейи, пока не уйдет вся вода из Альбанского озера. Никто всерьез не воспринял его слова, кроме одного богобоязненного юноши, который обратился к старцу якобы за каким-то советом, а сам за разговором увлек его в самый лагерь, где внезапно взвалил на плечо и отнес в палатку полководца. Оттуда старика-прорицателя отправили в сенат, где он признался, горестно качая головой, что, видно, не затем его устами говорят боги, чтобы он скрыл тайну падения родного города от захватчиков-римлян.
Так говорил старый этруск сенату: «Победа римлянам даруется не раньше, чем разольются воды Альбанского озера. Взять же город станет возможно тогда, когда воду эту спустят на поля, не дав ей пролиться в море». Сенаторы, выслушав, сочли старика болтуном, но вскоре явились послы из Дельф с ответом оракула, повторявшим в точности слова вейянина. Не смея перечить оракулу, сенат отрядил граждан отвести озерную воду на орошение полей, а для решительного штурма Вей в 396 году до н. э. назначил диктатора, Марка Фурия Камилла.
Прибывший в лагерь Камилл счел штурм слишком трудным и велел солдатам рыть подкоп под городские стены. Днем и ночью велась работа, пока подземный ход не вывел наконец землекопов во вражескую крепость. Имея численный перевес за счет добровольцев, привлеченных богатой добычей, Камилл лично повел войско на стены, часть же его солдат отправилась тайно подземным ходом. Говорят, что ход вывел их в крепость под храм Юноны, самой почитаемой в Вейях богини, где в тот момент вейский царь готовился принести жертвы супруге Громовержца. Солдаты слышали, как гаруспик объявил: дескать, тому, кто разрубит внутренности жертвенного животного, даруется победа в этой битве. С боевым кличем солдаты проломили пол храма, и когда этруски в ужасе отпрянули, похитили внутренности, чтобы отнести их Камиллу.
Выскочив из храма Юноны, как солдаты Улисса – из чрева коня, римляне бросились отпирать ворота. Стоявших на стенах защитников перерезали со спины, запалили дома, выгоняя на улицы детей и женщин. Поднялся крик, и в дыму пожара в город ворвались захватчики. Сопротивление вейян было быстро сломлено, и тогда Камилл, приказав не трогать безоружных, остановил резню. Вейи пали.
Не сравнимую ни с чем добычу предстояло увезти римлянам из Вей, и в том числе Камилл хотел забрать главную святыню покоренного города – статую Юноны. Просто так подступиться к ней Камилл не осмеливался, и для того специально отобраны были юноши, которые, омывшись и облачившись в светлые одежды, вошли в храм и почтительно простерли к статуе руки: прежде, кроме жрецов, даже на это никто не осмеливался. И тут, озорничая, один из юношей спросил: «Хочешь ли, Юнона, пойти с нами в Рим?» Прочие обомлели, слыша такое святотатство, и вдруг увидели, как статуя богини кивнула.
