и придушить собственными руками.
– Детка, давай поговорим, – Брайс проводит рукой по темным волосам, и несколько прядей падают ему на глаза.
– Клянусь богом, если ты сейчас не уберешься, я вызову охрану! Выметайся, Максвелл!
Игнорируя мои слова, он разворачивается и идет в гостиную, нагло садится на диван, а затем, глядя прямо мне в лицо, похлопывает ладонью по обивке рядом с собой, словно приказывая мне сесть рядом.
– Я понимаю, ты очень на меня злишься, но я пришел загладить вину, – откинувшись на спинку дивана, он внимательно смотрит на меня. – Ты сменила имидж. Мне нравится. Рэйч, я так понимаю, это твоих рук дело, – он подмигивает сестре.
Но та молча стоит рядом со мной и лишь сверлит его взглядом.
Только сейчас я вспоминаю, что мы с ним не одни.
– Ты говнюк, – заключает сестра. – Если нужна будет помощь, чтобы выставить его отсюда, только крикни, – говорит она мне и оставляет нас одних.
Она берет покупки, демонстративно проходит мимо Брайса не глядя на него и, хлопнув дверью, скрывается у себя в комнате.
Какими бы разными мы ни были, Рэйч встала на мою сторону, когда весь Голливуд трезвонил о нашем разрыве. Я была удивлена. Они с Брайсом легко нашли общий язык, и в тех редких случаях, когда мы собирались всей семьей, эти двое были неразлейвода.
Мария, видимо, тоже ушла в свою комнату.
Теперь мы действительно остались одни. Но ничего, кроме гнева, я к этому человеку не испытываю.
Пройдя в центр комнаты, я складываю руки на груди и смеряю бывшего взглядом.
– Мы можем поговорить? – он вновь улыбается.
Я фыркаю.
– Нет.
– Алекс, я просто хочу поговорить. Мы столько лет были вместе, глупо все портить из-за одной ошибки.
От его наглости я не сразу нахожу что сказать.
Ошибиться можно, купив виноград, на который у меня аллергия, что, к слову, он часто делал. А этот мерзавец устраивал оргии каждый божий день, когда меня не было рядом.
– Я же знаю, ты скучаешь по мне.
– Максвелл, слава затуманила тебе разум? Что за чушь ты несешь? Проваливай к Кэндис или с кем ты сейчас развлекаешься!
На его губах опять появляется ухмылка.
– Ты всегда так сексуально ревновала меня. Детка, я готов понести самое суровое наказание.
Мне кажется, что я сейчас говорю на китайском и этот идиот не понимает ни единого слова.
Он вообще понимает, какой бред несет? Буквально неделю назад он демонстративно притащил эту куклу на мое выступление.
Сделав глубокий вдох и закрыв глаза, считаю до пяти, чтобы успокоиться.
– Послушай меня внимательно. Первое – ты мне никто, чтобы я ревновала тебя! – я специально показываю на пальцах, чтобы до него дошло. – Второе – я тебя не люблю. Третье – выметайся, черт побери, из моей квартиры и катись на нижние ступеньки хит-парада! Где тебе, кстати, самое место.
Я специально бью его по больному.
Брайс сжимает челюсти и возмущенно вскидывает руки.
– Да в чем проблема? Ну переспал я с несколькими фанатками! Что такого?! Я живой человек, и у меня есть потребности! Если бы это сделала ты, то у меня даже претензий не возникло.
Во мне вскипает гнев.
– В том и дело, что свои потребности я задвигала куда подальше ради тебя, эгоистичный ты засранец!
Брайс вскакивает с места и, взяв со столика сигареты, хлопает себя по карманам в поисках зажигалки.
– Вот именно поэтому у нас не сложилось, – бормочет он с сигаретой в зубах. – Ты повернута на всей этой фигне: верность, любовь. Ал, нам нет и тридцати. Надо получать кайф от жизни, а не проводить ее в вечном ожидании.
Я изумленно смотрю на него и пытаюсь понять: что я в нем любила? Хоть малейшую деталь. Когда то, что я считала симпатией, превратилось в любовь, от которой у меня снесло голову, а на глазах появились очки приторно-розового цвета? Что я видела? Лишь фасад, а не гнилую душу?
Сейчас я смотрю на Брайса, и мне кажется, что я вижу его в первый раз. Он неблагодарный эгоист, этого не отнять, и все же у него были и положительные качества. Но того парня, который без устали говорил о музыке, больше нет. Тот парень мог подорваться посреди ночи, чтобы записать пришедшие на ум слова песни или сыграть пару аккордов, и не замечал, как наступало утро.
Сейчас же передо мной стоит просто мерзавец, который понимает, что рыбка сорвалась с крючка и надо срочно что-то делать.
И тут меня осеняет: он пришел из-за Кэмерона. Тот поцелуй так его задел, что он просто места себе не находит.
Чертыхнувшись еще раз и не обнаружив зажигалку, Брайс сминает сигарету в кулаке.
– Уходи. Найди себе очередную игрушку и развлекайся с ней.
Он поднимает взгляд и внимательно всматривается в мое лицо. Видимо, пытается найти какое-нибудь слабое место и вновь втереться в доверие. Но лимит на вранье – впрочем, как и на доверие – исчерпан.
Брайс проводит большим пальцем по своей пухлой губе и, закусив ее, делает несколько больших шагов ко мне. Я оказываюсь в плену его объятий.
– Прости меня, – шепчет он и смотрит на меня трогательным теплым взглядом.
Я на мгновение застываю. Я ослышалась? «Прости»? Да никто и никогда не слышал от великого Брайса Максвелла таких слов. Его гордость и заносчивость не позволяли ему этого сделать.
Но и я себя не на помойке нашла.
Вырвавшись из его цепких рук, отхожу подальше, создавая между нами дистанцию.
Удивительно, но мне казалось, что стоит Брайсу прикоснуться ко мне, как сердце и разум предадут меня, и я совершу ошибку, вновь доверившись ему. Но нет. Я ничего не почувствовала. Лишь облегчение от того, что он мне теперь никто.
– Уходи, Брайс. Хватит. Уже ничего нельзя вернуть.
Похоже, он ожидал совершенно другого ответа. Брайс вскипает и, вскинув руки, швыряет пачку сигарет на диван.
– Я не понимаю, в чем проблема? Алан сказал, что, если я приду к тебе и искренне попрошу прощения, ты примешь меня. Я даже этот идиотский букет купил…
Он продолжает говорить о том, каких трудов ему стоило прийти ко мне. Но у меня в голове засели слова: «Алан сказал…»
Не обращая внимания на негодование Брайса, я хватаю со столика в коридоре ключи и, развернувшись, выхожу из квартиры, громко хлопнув дверью.
Видимо, мне надо лично очертить границы, которые Алан нарушает раз за разом.
* * *
Не надо быть экстрасенсом, чтобы догадаться, где может быть менеджер, фанатично увлеченный своей работой. «Ламборгини»
