Элла сжала зубы, и сердито уставилась на собственные ладони. «Вот оно, — подумал Гунтарсон. — Поддразнить ее немножко. Она хочет, чтобы мы были друзьями — так пусть себя покажет».
— Думаю, — начал он, — дела обстоят намного лучше с тех пор, как твой дядя Роберт изгнал этих демонов.
— О да, — ответила за нее мать. — Гораздо лучше!
— Никаких больше странных происшествий, — поднажал он. Элла по-прежнему разглядывала ладони. Гунтарсон представил себе корабль на горизонте, и мысленно выкрикнул: «Разбей вдребезги!»
Что-то врезалось в плинтус с грохотом, как от пистолетного выстрела. Джульетта взвизгнула.
— Черт побери! — воскликнул Джоуи. — Ха-ха-ха! Нет, вы это видели?! Это была какая-то безделушка — кошка или еще что. — Он метнулся вперед и ухватил предмет, разбившийся на три части. — Поглядите-ка! — он протянул свою добычу Джульетте.
— Что это? Я этого никогда раньше не видела. Элла, это твое?
Элла покачала головой, даже не посмотрев.
— Это же кошка моей матери, — вдруг сказал Джоуи, разглядывая обломки, лежавшие в его пухлых короткопалых руках. — Она тратит на них чертову уйму денег. Ха-ха-ха! Она их собирает, — он сунул их под нос Гунтарсону. — Клянусь, это мамина кошка. Я ее купил ей на день рождения, еще когда был мальчишкой. Глазам не верю! Она просто взяла, и появилась в воздухе. Ты видел это?!
— Только слышал.
— Жаль, у меня камера не работала. Эта штука в воздух — вжик! — вон туда, — он ткнул пальцем куда-то за голову Джульетты, на уровне футов пяти от пола, — и зависла, а я себе думаю: «Что за черт? А потом она упала вниз, — он показал на высоту около десяти дюймов от ковра, — и со всей дури — шварк о стену!»
— Так она что, не по прямой упала?
— У меня пока глюков нет, Пит! Не-ет, я же вот, в руках держу то, что от нее осталось. Ты случайно не знакома с моей матушкой, Элла? Ха-ха-ха! — Джоуи явно без шуток жизнь была не мила. — Мамуля будет в ярости. Если б я только мог заставить ее в это поверить!.. Она обожает своих кошек. Ты, конечно, не виновата. Ох, хотелось бы мне это щелкнуть и в рамку! Слушай, а ты не можешь еще разок это проделать, а? Ха-ха-ха! — он, согнувшись, полез в кофр за сменным объективом для камеры.
Джульетта и уголком рта не улыбнулась. Гунтарсон наклонился вперед, уперев локти в колени и наблюдая за восторженным Джоуи. Элла продолжала молчать. Волны платиновых волос, загораживая ее лицо, не сумели скрыть выражения тихого торжества.
— Когда полтергейст чем-нибудь кидается, — заметил Гунтарсон, — предметы обычно возникают из ниоткуда, как эта фигурка, и не летят по прямой линии. Они зависают, огибают углы, как будто их несет невидимка, — он увидел, как Джульетта передернула плечами. — Вы когда-нибудь слышали о полтергейсте, миссис Уоллис?
— Даже видела. Во Франции, в детстве.
— В вашей семье?
— Нет.
Элла мысленно закричала: «Врунья! Радио! Голоса!»
И Гунтарсон услышал. Он не вполне понял ее, но слышал достаточно ясно, и улыбнулся Элле. Она смутилась и вспыхнула.
— Часто полтергейст связан с молодыми людьми или подростками. Они являются источниками энергии. И Элла — такой источник энергии, это очевидно. Но всё же не думаю, что можно назвать данный случай полтергейстом.
Джоуи держал камеру на весу, поводя ею из стороны в сторону, готовый снимать при первой возможности. Он установил широкоформатный объектив.
— Все полтергейста одинаковы. Никакого чувства юмора, только разрушения, и мелкие пакости. Вещи разбиваются или летают по воздуху. Полтергейст не любит предметов, связанных с религией, и докучает родителям.
— Еще бы, — отозвалась Джульетта. — Не могу сказать, что верю тому, что вы говорите, но с Эллой происходило в точности всё то же самое.
— Нет! Полтергейст невозможно контролировать, — сказал Гунтарсон, обращаясь к Элле. — А мне кажется, что ты можешь это контролировать, если захочешь.
Элла затрясла головой.
— А я думаю, можешь, — настаивал он. — У меня очень сильное ощущение, что ты можешь контролировать гораздо больше, чем сама представляешь. Ты можешь мысленно проговорить слово так же ясно, как я говорю вслух. Это — показатель того, насколько силен твой разум.
Джульетта двинулась к дочери, будто хотела встать между нею и пронырливым репортером.
— Не думаю, что у Эллы есть какой-то там контроль над этим. Демоны, полтергейст, энергия — не желаю ничего в этом понимать. Вы не знаете Эллу, вы же не видели ее, когда она была ещё крошкой.
— А что, тогда уже что-то случалось? Даже когда она была маленькой?
— Н-не знаю… Нет. Конечно, нет!
— Тогда какая разница, видел ли я ее крошкой?
— Я ее мать. Я могу вам рассказать о ней. Она не может это контролировать. Это не то, что бы вы назвали… это не нарочно!
— А я этого и не говорю, — Гунтарсон пристально глядел на Эллу. — Но ты могла бы овладеть контролем, если бы всерьез захотела. Если бы тебе правильно помогли.
— Единственная помощь, которая ей нужна, — это помочь ей снова стать нормальной девочкой!
— Это было бы напрасной тратой сил.
Элла не отрываясь смотрела в широко расставленные голубые глаза Гунтарсона.
Она всегда хотела быть нормальной девочкой. Нормальной, приятной для окружающих девочкой. Она молилась об этом, задолго до того, как осознала, что в ней вообще есть нечто сверхъестественное.
Но её молитвы ни к чему не привели.
А теперь пришел этот человек, который с ней разговаривает, и смотрит ей в глаза, и не пытается ни напугать ее, ни пригрозить ей. И говорит, что это будет бессмысленно, если она попытается стать нормальной!
Тетушка Сильвия сказала бы, что он похож на прекрасного греческого бога. Элла не очень хорошо понимала, что это означает, но ей казалось, что он похож на спасателя с одного из постеров, которые висели на стенах спален ее подружек. Постеров сериала «Спасатели».[20]
Она не понимала, чего добивается ее спасатель — или спаситель, — но что бы это ни было — она тоже этого хочет!
Элла глубоко вдохнула. От Гунтарсона пахло кожей и смешанным с этим запахом ароматом лосьона, отдающего лимоном.
— Большинство людей, — продолжал говорить он, — обладают слабым разумом — или волей. Они представляют образ или слово — но одновременно в их голове теснятся десятки других мыслей. Обычно это такие мысли, которые стараются подавить, то, о чем не хотят думать. Поэтому они не могут передавать свои мысли ясно, не могут их транслировать. Боятся подумать что-нибудь не то. Чтобы сконцентрироваться на одной-единственной мысли и отключить остальные, требуется сильный разум. Но ты — ты можешь это делать, Элла. Твой разум очень силен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
