Гунтарсон снова включил музыку. Он стоял у окна своего кабинета, на третьем этаже над Бейсуотер-роуд, закрыв глаза. Образ тела Эллы, невесомого, парящего, проплыл перед его мысленным взором. Оно не мерцало. Он смотрел на нее, ни на секунду не отрываясь, все время, пока она левитировала, и не видел того, что увидела камера Джоуи, — она все время была там, перед ним. Чему же он должен верить?
Он не мог просто махнуть рукой на то, что поймала камера. Девочка парила, этому не было никакого рационального физического объяснения. Если пленка показывает, что Элла исчезает, значит, это должно быть частью ее феномена. На неощутимо короткие мгновения в процессе левитации Элла могла становиться невидимой. Неощутимо — но не для камеры.
Гунтарсон попытался представить себе, где она могла быть, когда исчезала…
Глава 14
В зимней темноте маленькой спаленки Эйлиш Кен Уоллис и его «воскресная жена» лежали, обнявшись. Их крупные тела защищал от ледяного воздуха только плед. Эйлиш, чтобы чувствовать себя уютнее, снова надела лифчик — больше на них ничего не было, и пальцы голых ног у обоих поджимались от холода.
— Бог ты мой, как же здесь холодно, — в третий раз повторил Кен.
— Обогреватель вот-вот накроется, — ответила она. — Он вообще-то нормально работает, только не в такие ночи. Тогда он не справляется.
— Прогноз обещал сегодня ночью минус восемь.
— По Фаренгейту или по Цельсию?
— Не сказали. Да какая разница — жуткая холодина! У тебя сквозит прямо из этого окна. Что бы тебе не поставить двойные рамы?
— О, да! Непременно. Может, мне еще и домашний бассейн установить?!
— Это будет не так уж дорого.
— Для тебя — может быть. Для мистера миллионера, который продал свою историю «Ивнинг Геральд».
— Ха, — отозвался Кен. Постельная болтовня принимала направление, которое ему не больно-то нравилось.
— Кстати, сколько ты за это получил?
— От кого, от «Геральд»? Ни пенни!
— Не свисти!
— Я никогда не вру. И ты это знаешь, девочка моя. Что говорит девятая заповедь? «Не произноси ложного свидетельства».
— А как насчет предыдущей? Не делай сам знаешь чего?
Кен резко сел, и она сразу поняла, что зашла слишком далеко. В страхе, что он ее ударит, она вскинула руки, крест-накрест прикрывая лицо.
— Прости! Прости меня!
Он с силой вдохнул, так что воздух зашипел в ноздрях.
— Прости меня, любовь моя!
— Не смей над этим потешаться, — предостерег он. — Сама не знаешь, что делаешь. Не смейся над единственной настоящей книгой.
Она опустила локти. Одна ее рука скользнула ему на бедро, и несмело погладила его. Пальцы потянулись выше. Эйлиш знала, как отвлечь мужчину от его мыслей.
— Так значит, ты разрешил «Геральд» напечатать все это, вместе с вашими фотографиями и всем остальным, и ничего за это не получил?
— Они за такие вещи не платят. Это всего лишь мелкая местная газетенка. Я, конечно, спросил. Сказал, что могу сообщить им все подробности, типа того, но хочу получить за это пару сотен фунтов. Справедливую компенсацию за расходы, потраченное время, телефонные звонки, все в этом роде, — он снова опустил голову на подушку. — Не останавливайся, детка, у тебя это здорово получается.
— Я бы им ни словечка не сказала, — заявила Эйлиш, придвигаясь поближе, и удваивая свои старания. — Ни словечка — пока не увидела бы подкладку их кошельков.
Было еще кое-что, в чем Эйлиш знала толк: как вынимать из людей их денежки. Хотя регулярно получала конверт с зарплатой, она не работала, а поскольку не работала, то получала еще и пособие. Это была не ее квартира, но ренты она не платила. Она не спала со своими любовниками за деньги, но без них у нее бы ничего не было.
Последним ее настоящим местом работы оказалась компания БК «Льюис Принтерc», где Кен был ответственным за выпуск. Эйлиш взяли уборщицей, когда фирма ненадолго рассорилась со своими постоянными уборщиками по контракту. Разногласия вскоре были улажены, и прежние партнеры вернулись мести пол вокруг прессов и мыть туалеты. Но фамилия Эйлиш так и осталась в платежной ведомости — Кен об этом договорился.
Они стали любовниками на третий день после того, как она пришла на работу. Впервые это случилось на складе для бумаги, когда двери для разгрузки стояли раскрытые настежь, а между картонными коробками гулял ледяной сквозняк.
Их мог застукать кто угодно, в любой момент. Эйлиш это-то и нравилось. Возбуждало. Ей хотелось проделывать это на публике — в кино, в парке, в машине, припаркованной снаружи дома Кена.
Кен не испытывал такого восторга от возможности быть «взятыми с поличным». Но когда Эйлиш начинала упрашивать, его мозги отключались, и верх брала другая часть тела. У него уже была одна любовница, Марша — та женщина, к которой он ходил по средам. С Джульеттой он не спал уже больше года — в смысле, по-настоящему, так, как мужчина должен познавать свою жену, если она — законная. Да и до этого тоже: уже много лет прошло с тех пор, как они испытывали друг к другу страсть. Это стало просто невозможно, уговаривал сам себя Кен. Какая может быть страсть в таком иссохшем, пустом, как камышинка, теле, как у его жены? Да ни один мужчина, если он, конечно, не лукавит, не скажет, что находит привлекательным этот сморщенный стручок!
Когда-то он просто с ума сходил по ее телу — тогда в ее оливковой коже и сочных губах не было еще ничего от будущего стручка. Он впервые увидел ее, когда она торопливо выходила из магазина в деревне в Орлеанэ. Кеннету Уоллису тогда было двадцать семь. Он сидел на переднем пассажирском сиденье розового комби-кэмпера «Фольксваген», вместе с пятью приятелями направляясь к парому в Гавре. Он велел тому, кто был за рулем, остановиться, и стал улещивать девчонку, чтобы подвезти ее до дому. Долго уговаривать не пришлось: пешком до отцовского дома ей было топать почти четыре мили. Она втиснулась на сиденье к Кену, и первое, что он о ней узнал, что она работает за кассой в магазине. Через полминуты они уже целовались.
Выскользнув из машины на глинистую тропинку, ведущую к ее дому, она велела подождать ее на перекрестке у Артене. Их «Фольксваген» простоял на этом перекрестке больше двух часов, причем Кен не давал никому ключи, и грозился отправить в больницу любого, кто попытается их отобрать.
Никто не спросил у девушки, как ее зовут. Они понятия не имели, почему она захотела ехать с ними, или что она собиралась делать, когда они доберутся до Гавра. Но когда она наконец уселась на колени к Кену, сунув засаленный портплед со шмотками в хвост кэмпера, стало ясно, что на что-то там она все же решилась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
