Как видим, появление прозвища «вешатель» никоим образом не связано с подавлением Муравьёвым польского мятежа 1863 года. Иначе и быть не могло, поскольку предпринятые графом меры по усмирению и наказанию бунтующих поляков нельзя назвать чрезмерно жёсткими, учитывая то, как обычно подавлялись восстания в XIX столетии. Всего в Северо-Западном крае было казнено 128 мятежников, и, как отмечает белорусский историк Александр Бендин, лишь 16 % участников восстания были подвергнуты различного рода уголовным наказаниям[147]. Данные цифры не идут ни в какое сравнение с практикой подавления мятежей в других странах. Так, во Франции в ходе подавления Парижской коммуны правительственными войсками было убито 30 тысяч человек. Чудовищную жестокость проявили англичане при подавлении восстания сипаев в Индии: одного подозрения в симпатии к повстанцам было достаточно для того, чтобы стереть с лица земли целые деревни.
Необходимо подчеркнуть, что все казнённые польские мятежники были приговорены к высшей мере наказания судом, который установил в их действиях признаки тяжких преступлений против личности и государства. Исходя из этого, повешенных повстанцев нельзя назвать безвинными жертвами – все они были опасными преступниками, которые отказались от данной ими присяги на верность русскому императору и посягнули на территориальную целостность Российской империи.
А вот под каток террора, развязанного бандами мятежников, попали действительно ни в чём не повинные люди: крестьяне, православные священники, чиновники, дворяне, не поддержавшие восстание. Банды мятежников, общее руководство которыми в Северо-Западном крае осуществлял Винцент Калиновский, назывались «кинжальщиками» и – особо подчеркнём – «жандармами-вешателями» (по излюбленным орудиям казни). Жестокость «жандармов-вешателей» возрастала по мере того, как они осознавали, что белорусы встали на сторону правительства и не желают поддерживать повстанцев. В «Приказе-воззвании Виленского повстанческого центра к народам Литвы и Беларуси» от 11 июня 1863 года Калиновский в бешенстве писал: «За вашу долю кровь проливают справедливые люди, а вы, как те Каины и Иуды Искариотские, добрых братьев продавали врагам вашим! Но польское правительство спрашивает вас, по какому вы праву смели помогать москалю в нечистом деле?! Где у вас был разум, где у вас была правда? Разве вспомнили вы о страшном суде Божьем? Вы скажете, что делали это поневоле, но мы люди вольные, нет у нас неволи, а кто хочет неволи московской – тому дадим виселицу на суку»[148].
Точное число жертв польских карателей установить трудно. Сам Муравьёв называл цифру в 500 человек. По информации «Московских ведомостей», на 19 сентября 1863 года количество только повешенных достигло 750 человек. По данным III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, за весь 1863 год повстанцы казнили 924 человека. «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона указывает, что число жертв повстанческого террора равнялось примерно 2 тысячам человек.
Бесчинства польских мятежников коснулись семей двух выдающихся уроженцев Белоруссии – лингвиста Антона Семёновича Будиловича и философа Николая Онуфриевича Лосского. Отец Будиловича получил от поляков извещение о том, что он приговорён к смертной казни «как слишком русский», однако повстанцам не удалось его отыскать[149]. А вот родственник Лосского не смог избежать расправы: «Дед мой Иван был униатским священником в местечке Усвят (очевидно, он был униатом до 1839 года, а после Полоцкого собора стал православным. – Прим. авт.). Говорят, он был замучен польскими повстанцами в 1863 году за то, что хорошо объяснял крестьянам значение манифеста об уничтожении крепостного права; они распяли его на кресте»[150].
По отношению к православным священнослужителям повстанцы проявляли особую жестокость. Вероятно, одной из главных причин этого была нарочито антиправославная позиция Калиновского. «Православие – вера собачья, схизма, которую силой навязали российские власти», – так Винцент Константы характеризовал исконную веру белорусов.
Повстанческая листовка с повешенным православным священником
В обозе повстанческого отряда Людвика Нарбутта, орудовавшего в Пинском уезде, была найдена чудовищная по содержанию листовка. На ней изображался повешенный на суку православный священник и содержалась надпись на польском языке: «Это ты, поп, будешь так висеть, если не исправишься. Если у тебя ещё чешется язык брехать в церкви хлопам бредни, то лучше наколи его шпилькой!! А вороны будут насыщаться твоим телом!!! Ах, какая же это будет позорная смерть???» Автором сего «шедевра» повстанческой пропаганды предположительно был Франциск Бенедикт Богушевич, будущий отец-основатель белорусского националистического проекта.
Пожалуй, наиболее известными мучениками за веру, принявшими смерть от рук польских карателей, являются священники Даниил Конопасевич и Константин Прокопович.
Даниил Конопасевич служил в церкви деревни Богушевичи Игуменского уезда Минской губернии. После начала восстания отец Даниил поддержал борьбу белорусских крестьян против польских инсургентов. Кроме того, он проводил отпевание павших в боях с мятежниками воинов русской армии. За это повстанцы приговорили его к смерти. 23 мая 1863 года мятежники убили богушевичского батюшку, повесив его во дворе собственного дома. Пока убийцы находились в Богушевичах, они запрещали снимать тело священника, чтобы оно висело подольше в назидание своим противникам.
В 1907 году в «Братском листке», издававшемся в Минске, было напечатано замечательное стихотворение, посвящённое отцу Даниилу:
Незаметный герой в небогатом селеньеНашей Минской губернии жил —Пастырь добрый, учивший о вечном спасенье,Чистый сердцем – отец Даниил.
Было время крамолы врагов православья:Бунт затеяла польская знать,Омрачённая злобой и чувством тщеславья,Силясь Польшу былую создать.
Там, где исстари русское царство сложилось,Колыбель нашей веры была,Вдруг повстанцев мятежная шайка явиласьИ народ на мятеж подняла.
Издеваясь позорно над Божьими храмами,Православную веру хуля,Отбирали ксендзы наши церкви обманами;Орошалась слезами земля.
Незаметный герой небольшого селенья,С чисто русской душой, молодой —Иерей Даниил не стерпел оскорбленья:Его голос звучал над толпой.
«Не пугайтесь, прихожане, дети любимые,Исполняйте, что я говорю:Пострадаем за веру святую гонимые,Будем русскому верны Царю!»
Передав прихожанам своё вдохновенье,В волостную избу их собралИ о польском господстве панов объявленьеСнял и в клочья его изорвал.
«Не бывать здесь поляков господству надменному:Русь не склонит своей головы!Православную веру ксендзовству презренномуНе дадите в обиду и вы».
Незаметный герой в небогатом селенииПодвиг жизни своей совершил…Изуверами польскими в злом ослепленииБыл замучен отец Даниил.
На церковном дворе перед сыном малюткою,Пред любимой женою своейБыл повешен под крики врагов с прибауткоюПравославный герой – иерей.
Но зато всё, что он говорил, то и сбудется!..Серебрясь лучезарной росой,Его тихий могильный приют не забудется,Орошаемый русской слезой.
Другой убитый повстанцами священник – Константин Прокопович – служил настоятелем церкви заштатного города Суража Белостокского уезда Гродненской губернии. В дни восстания батюшку предупреждали, что повстанцы хотят его убить. Причиной было то, что отец Константин принимал у себя правительственные войска, прибывшие для подавления мятежа. За неделю до праздника Троицы русские войска наголову разбили повстанческий отряд, действовавший близ Суража, и после боя офицеры были радушно приняты в доме Прокоповича. После этого мятежники, подстрекаемые местными ксендзами, начали угрожать отцу Константину, посмевшему принимать у себя «пшеклентых москалей».
В ночь с 22 на 23 мая 1863 года повстанцы вторглись в дом Прокоповича, избили его жену и детей, после чего вывели батюшку во двор и принялись с изуверской жестокостью издеваться над ним. Изверги нанесли отцу Константину более 100 ударов ружьями и кольями, а потом повесили еле живого, истерзанного священника на тополе в пяти шагах от дома.
Когда перед смертью отец Константин попросил дать ему помолиться, мятежники с издёвкой ответили: «Какой твой Бог? Вы не что иное, как собаки, ваша вера тоже собачья, русская; ваш Бог – русский». Уходя из Суража, бандиты кричали: «Теперь у нас не будет схизматиков; теперь у нас настоящая Польша!»[151]
