— Значит, ты приехал в Лондон из-за того, что в родном городе голубым живется плохо? — интересуется Ленни.
— Можно сказать и так, — соглашается Хемиш. — Лондон — самый приемлемый для таких, как я, город, где можно вести спокойную, размеренную жизнь.
— А что это означает? Что у тебя здесь будет один постоянный партнер? Или, наоборот, ты будешь иметь возможность менять их каждый вечер, да так аккуратно, что никто не узнает?
— Ленни, можно тебя на пару слов? — спрашиваю я.
Я отвожу его в сторонку, и он тут же по-дружески обнимает меня за плечи. Ленни очень прилипчивый, обожающий всевозможные физические контакты человек. Но дело даже не в этом. Мне кажется, что я ему нравлюсь из-за того, что в свое время тоже преподавал английский в Азии. Именно поэтому ему кажется, что у нас должно быть много общего.
— Что случилось, дружище?
— Дело очень деликатное, Ленни. Одна из моих учениц доверилась мне и рассказала кое-что про тебя. Я имею в виду Йуми.
— Эта японочка? Мисс «Тойота-1998»? Миниатюрная модель, но такие тоже кое-что умеют, поверь мне.
— Йуми, — повторяю я. — Ну, такая крашенная в белый цвет. Дело в том, Ленни, что, как она говорит, ты ее неправильно понял.
— Что именно я не понял?
— Как бы лучше выразиться… Одним словом, ты ей не интересен, Ленни. — (На потном лбу Ленни появляются морщины. Он хмурится.) — Бог его знает почему, но это именно так. Этих женщин не поймешь. В общем, у тебя с ней ничего не выйдет.
— Прости меня, дружище, — понимающе качает головой Ленни. — Извини, что так получилось. Я не знал, что крошка Йуми имеет такого заступника.
— Дело не в этом…
— Ничего страшного. В море полным-полно вкусных рыбешек. — Он хихикает и при этом пыхтит так, как это умеет делать только он. — Я могу забросить свой огроменный крючок и в другом месте. — Он хлопает меня по спине. — Нет проблем.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти.
— Да, Элфи, вот еще что…
— Слушаю тебя.
— Угости ее разок от моего имени.
Йуми в одиночестве сидит за столиком в углу зала «Эймон де Валера», обхватив пальцами стакан с минералкой.
— Больше он тебе досаждать не будет, — уверенно говорю я.
— Спасибо. Давайте я вас угощу?
— Не стоит, Йуми.
— Но мне самой этого хочется. — Она уходит к бару, где долго пересчитывает высыпанную на стойку мелочь.
Как правило, я во многом завидую своим ученикам. Но сейчас мне становится искренне жаль несчастную Йуми. Надо же! Проехать полмира для того, чтобы заняться усовершенствованием своего английского, — и вот вам пожалуйста! Какой-то жирный отвратительный Ленни-гуляка начинает приставать с предложением обучить вас «владению языком»! Йуми возвращается с кружкой «Гиннеса», которую несет осторожно и ставит передо мной.
— Он очень нехороший человек, — заявляет она. — Так говорят все девушки в школе Черчилля. Он хочет делать «чих-пых» почти со всеми. Его устраивает любая ученица с симпатичным лицом. Да ему даже и некрасивые нравятся. Лишь бы девушка была грудастая. — И она начинает сверлить меня взглядом.
Я смотрю в ее чуть влажные карие глаза и начинаю сознавать, насколько я одинок.
— Невероятно! — качаю я головой. — Какой еще учитель может себе позволить нечто подобное?!
12
Комната, которую снимает Йуми, расположена в самом дальнем конце темного извилистого коридора. Девушке приходится жить в полуразвалившемся доме, который за последние пятьдесят лет только и делали, что перестраивали, дробя его внутренности на все большее количество комнат. Мы осторожно пробираемся к месту назначения и по пути слышим самую разнообразную музыку, голоса соседей и веселый смех. Где-то хлопают двери, звонят телефоны. Все это сливается в дикую какофонию: слишком уж много звуков раздается одновременно в чересчур малом пространстве, ведь те, кто обитает здесь, живут полнокровной жизнью.
Мы снимаем обувь перед комнатой Йуми и проникаем внутрь. Особенно тут нечего рассматривать. Самое привлекательное — это огромное окно почти во всю стену, которое, правда, выходит на свалку битых автомобилей. Старый потертый ковер выглядит так, будто по нему ходили толпы студентов, скитающихся по всему свету и нигде надолго не задерживающихся. Обогревается пространство электрическим камином с двумя спиралями.
Йуми живет в настоящих трущобах. Правда, в комнате Йуми это ощущение немного притупляется благодаря стараниям девушки. Она украсила отклеивающиеся от стен обои фотографиями. Куда ни глянь — повсюду снимки смеющихся японок, задорно демонстрирующих поднятые вверх руки с выставленными одновременно указательными и средними пальцами. Одна круглолицая красавица со скромной улыбкой встречается чаще остальных.
— Моя младшая сестра, — кратко поясняет Йуми.
Меня глубоко трогает забота Йуми о своем жилище, а также ее попытки превратить эту холодную коробку, сдаваемую внаем, в некое подобие уютного домашнего гнездышка. Имея в своем распоряжении лишь теплые воспоминания о близких и стопку фотографий, эта девушка постаралась сделать все возможное, чтобы духовно согреть подобную дыру.
Йуми зажигает ароматическую свечу, включает радио, настроенное на станцию «Джаз-FM», и раскатывает матрас. Выясняется, что он занимает почти всю площадь пола.
Мы стоим с Йуми напротив друг друга, и я понимаю, что начинаю нервничать. Затем говорю:
— У меня ничего нет.
— Это неправда, — возражает она. — У тебя доброе сердце. Приятная улыбка. Ты умеешь шутить, и мне это нравится.
— Нет, я имел в виду совсем другое, — смущаюсь я. — У меня нет… презервативов.
— Ах, это… По-моему, у меня есть.
— И у меня не было женщины. Ну, то есть после жены, я хотел сказать.
Она дотрагивается до моего лица и мягко произносит:
— Все будет хорошо. Все будет хорошо, что бы ни произошло.
Именно это я и хочу услышать от нее. Я стараюсь не спешить. Мои движения неторопливы. И хотя Йуми очень сильно отличается от Роуз, все же с ней мне гораздо лучше, чем я мог бы предположить. Ее тело удивительно молодое и потрясающе гибкое, а сама она такая сладкая и нежная в любви. Она улыбается, глядя, как сильно я возбужден, но мне от этого почему-то хуже не становится. С Йуми я чувствую себя замечательно во всех отношениях.
Потом, когда все заканчивается, она прячет лицо, трется щекой о мою щеку, смеется и называет меня своим любимым учителем. Она говорит: «сэнсэй» — и прижимает меня к себе с силой, которая меня немало удивляет. Я тоже смеюсь и все никак не могу прийти в себя. Мне хорошо и спокойно. Как же мне повезло!
Проходит еще некоторое время, и Йуми засыпает в моих объятиях, а я наблюдаю за тем, как медленно догорает свеча, и вот теперь единственным освещением в комнатке остаются тусклые спирали электрокамина. И только потом, ощутив себя счастливым (а этого со мной не случалось уже очень долгое время), я сам начинаю дремать.
Но перед тем, как погрузиться в сон, я замечаю в углу большой красный чемодан. У меня создается впечатление, будто Йуми только что прилетела или, наоборот, собирается куда-то уезжать.
Первые лучи солнца пробираются в комнату, и я просыпаюсь. Йуми еще спит, по-прежнему обнимая меня руками и ногами. Ее белая шевелюра раскинулась так, что мне виден только кончик ее носа. Я улыбаюсь, все еще не веря, что она лежит рядом со мной.
Я осторожно высвобождаюсь из ее объятий, соскальзываю с матраса и быстро натягиваю джинсы. Затем тихо выбираюсь из комнаты и, мягко ступая по коридору, направляюсь на поиски туалета.
Неожиданно на меня налетает совершенно голый мужчина. В темноте его глаза угрожающе сверкают, блестят колечки, вставленные в нос и нижнюю губу. У него бритая голова. Он широко раскрыл рот, и мне отчетливо видна его огромная черная глотка. Кажется, он намеревается вцепиться зубами мне в горло.
— Боже мой! — вскрикиваю я, отскакивая назад.
Но тут до меня доходит, что этот тип всего лишь зевает. Вот его челюсти снова сомкнулись. Он несколько раз шлепает губами, чешет обнаженную мошонку и сонно хлопает глазами, глядя на меня.
— Не возражаешь, если я пойду первым, приятель? — интересуется он, и я улавливаю в его голосе австралийский акцент. — У меня была нелегкая ночка.
Меня трясет. Я прислоняюсь к стенке коридора, пытаясь успокоить сердце, готовое выскочить из груди. Слышится звук спускаемой воды, и мужчина возникает в дверном проеме туалета. В следующую секунду он уже исчезает в темноте.
А в комнате на огромном матрасе лениво поворачивается Йуми, теплая, как утренний тост, и гладкая, как шарик мороженого. Я пытаюсь описать ей жуткую встречу с неизвестным в коридоре.
— Все в порядке, — сонно бормочет она. — Это мой сосед.
Мы чудесно проводим уик-энд. Именно такие выходные мне больше всего по душе. Кажется, ничего особенного не происходит, но мне подобное времяпрепровождение все равно очень нравится.
