– Решились наконец-то попозировать для портрета, милорд? – спросил Даниляр.
Ансель закатил глаза.
– Рано или поздно это должно было случиться, – пробормотал он, заерзав в кресле.
Художник поцокал языком, но продолжил работать над наброском. Его карандаш так и летал над бумагой.
– Брось мне подушку, ладно? У меня задница затекла в этом проклятом кресле.
– Я уже объяснял вам, милорд: подушка нарушит линию вашей мантии, – встрепенулся художник. – Так не пойдет, я же не могу нарисовать вас инвалидом!
– Ха! Не пойдет, да? С каких это пор правда у нас не пойдет? Я старик, Тейтер, вот и рисуй меня таким, каким видишь!
– Милорд?
Ансель махнул книгой.
– Каким видишь, с узловатыми пальцами и всем прочим.
Тейтер сжал губы, но промолчал.
Даниляр наблюдал за тем, как набросок обретает форму. Несколько беглых линий наметили книжные полки и оконный проем, затем более уверенные мазки обозначили кресло и сидящего в нем человека, страдальческий оскал которого на бумаге превратился в благосклонную полуулыбку.
Пять минут спустя Ансель процедил:
– Достаточно на сегодня. Мне еще предстоит разговор с капелланом.
– Милорд, мы только начали…
Но Ансель уже выбирался из кресла, пинками сбрасывая с ног отрезы бархата и атласа.
– Я сказал хватит, Тейтер. Приходи завтра.
Художник опустил карандаш, покатал на языке пару слов и решил их проглотить, не озвучивая.
– Как пожелаете, милорд.
Собрав свои материалы, он зашагал к двери.
Даниляр поклонился ему на прощанье и запер за художником дверь.
– Кому принадлежит идея почитать память обитателей этого кабинета портретами, а, Даниляр? – Ансель сбросил с плеч тяжелую верхнюю мантию и беспечно швырнул ее на подлокотник кресла. Дохромав до стола, он сел и со вздохом расслабился на подушках.
– Настоятелю Теудису, кажется, который жил четыреста лет назад. – Капеллан устроился на стуле напротив.
– Чертовски глупая идея, на мой взгляд.
– Если бы ты позировал сразу после своего избрания, как твои предшественники, это было бы не так утомительно.
– А когда у меня было время позировать? Шести месяцев не прошло, как я отправился на войну, и следующие пять лет я провел в седле. Отличный был бы портрет – в погнутых латах и в крови по самые брови.
– Было бы приятным разнообразием увидеть настоятеля за работой, – заметил Даниляр.
– Вместо всех этих благолепных поз? Да уж. – Ансель покачал головой. – Святые, если этот Тейтер нарисует меня похожим на старого Теудиса, с его запором от набожности, я ему кисточки в уши вставлю.
Настоятель извлек из стола графин и стаканы и налил в них бренди. Один стакан отправился через стол.
– Еще нет и полудня, – сказал Даниляр.
Ансель сжал губы.
– Не начинай проповедовать. Хватит с меня и Хенгфорса. Слишком поздно волноваться о моей печени. – Он набрал в рот бренди, пропустил его через зубы и со вздохом проглотил. – Прости, старый друг. Я не должен был на тебе срываться.
– Опять суставы беспокоят?
Настоятель скорчил гримасу.
– От боли я всегда начинаю кусаться.
– Я помню. – Даниляр взял свой стакан, но пить не стал. – Ты обычно ревел на лекарей каждый раз, когда они штопали твои раны.
– И это намного превзошло их ожидания.
Даниляр не мог сдержать улыбку. На миг он соскользнул в прошлое, на двадцать лет назад, и снова очутился в обжигающе жаркой пустыне, с мечом в руке и сомнениями в сердце, рядом с Анселем, который командовал армией и вел вперед, как всегда.
– Целители Гимраэля неплохо постарались.
– Айе, и спасли многих, кого мы уже не надеялись увидеть. Я думаю, это достойно тоста. – Ансель снова налил себе бренди и поднял стакан. – За старых товарищей и ушедших друзей!
– За это я выпью.
Зазвенело, соприкоснувшись, стекло, и Даниляр глотнул бренди, прислушиваясь к теплу в горле.
– Я скучаю по тем временам. – Ансель прижал стакан к животу. – По компании честных людей с общей целью вместо этой бесконечной политики.
– А я не скучаю по жаре.
– И по блохам.
– И по страху.
– Когда боишься, чувствуешь себя живым, не так ли? – спросил Ансель. – У тебя учащается пульс и дыхание. И крутит в животе, когда ты опускаешь забрало и перебираешь поводья в ожидании сигнала.
– Я всегда оставлял забрало поднятым.
– Не боялся щепок от сломанного копья?
– Куда больше я боялся, что меня стошнит и я захлебнусь рвотой в собственном шлеме.
Ансель расхохотался.
– Слушай, а я ведь этого не знал. Мы дружим столько лет, а я понятия об этом не имел. Сколько лет мы уже дружим?
– Сорок с лишним, с тех пор, как были новичками.
– Давно. – Настоятель посмотрел на блестящий дуб, свисавший на толстой цепи с его шеи. – Давно, очень давно.
Глотнув еще немного бренди, Даниляр отставил стакан.
– Но почему-то мне кажется, что ты позвал меня не для того, чтобы поговорить о прошедшей войне в пустыне.
– Сразу к делу, как всегда, верно? Что ж, отчасти я хотел, чтобы ты спас меня из лап этого проклятого художника, а отчасти позвал тебя потому, что мне нужен твой совет.
– Духовный?
– Совет человека, у которого не замылился глаз.
Настоятель открыл ящик стола и достал оттуда стопку листовок. Сверху лежали маленькие полосы сообщений, написанных мелким почерком. Судя по их виду, они долго были свернуты в свитки. Ансель смахнул их на стол, как древесную стружку.
– Вот скажи, будь любезен, зачем орден тратит сотни марок в год, поддерживая сеть агентов, которые присылают мне весь этот мусор? В них куда меньше информации, чем здесь. – На стол с глухим звуком опустилась толстая стопка листовок. – В чем смысл просроченных сообщений, если я могу за фартинг купить на углу газету, где информации больше и, в большинстве случаев, она точнее?
Даниляр нахмурился.
– Я думаю, этот вопрос лучше задать элдеру Кристену, он ведь заведует сетью.
– Кристен дурак. О Гимраэле ему известно одно: оттуда присылают шелк для его рубашек. А что до посланий его агентов, то от них меньше пользы, чем от помета голубей, которые их приносят. Вот послушай.
Ансель порылся в куче полосок и вытащил нужную.
– «Мелкие возмущения в квартале шелкопрядов Эль Маккама быстро подавлены», – прочитал он. – А согласно вот этому листку – где он там? Да, вот, «было совершено четыре попытки поджога на складах имперских купцов. Одна из попыток закончилась потерей всего содержимого, гибелью ночного сторожа и двух граждан, которые пытались спасти его, когда обрушилась крыша». – Ансель свернул бумажку и бросил ее в камин. – Интересное проявление «мелких возмущений», не так ли?
– Культисты?
– Этого никто не знает. В окна швыряли масляные лампы. Никто ничего не видел.
– В Эль Маккаме никто никогда ничего не видит, – хмыкнул Даниляр. – Они слишком боятся пересечься с теми, кто симпатизирует Культу.
– И этот инцидент – даже не половина беды. Корабли купцов сталкиваются с пиратами, в глубине пустыни теряются караваны с пряностями, и это лишь те случаи, когда нашлись свидетели. – Ансель собрал оставшиеся сообщения и просеял их сквозь пальцы. – А тут об этом ни слова.
Даниляр ощутил, как шевелится внутри беспокойство.
– Это… тревожит, – сказал он.
– Как в старые времена, верно? – Настоятель хищно улыбнулся. – Прошло двадцать четыре года, и мы вернулись к тому, с чего начинали, – вот только тогда мои агенты действительно приносили пользу, а ведь стоило им попасться, их задушили бы их собственными внутренностями. Скажи мне, что ты об этом думаешь, Даниляр? Мне нужен свежий взгляд и простые слова человека, который провел в Гимраэле немало лет и знает, что это за змеиное гнездо.
– Я вряд ли нужен тебе для этого, Ансель. Ты тоже там был. – Даниляр потянулся к стакану, хотя и не собирался больше пить. Сейчас ему хотелось согреться изнутри. – В прошлый раз все начиналось точно так же, а закончилось Самараком. Были ли нападки на интересы Церкви?
– Докладов об этом нет, но Культ старается не оставлять свидетелей, так что мы поймем это лишь со временем.
– А император об этом знает?
– Утром я отправил к нему гонца, хотя и уверен, что шпионы Теодегранца уже донесли ему обо всем.
– Но ведь Киерим обязан поддерживать мир в Гимраэле. Если он хочет сдержать Культ, пусть лучше следит за своими границами.
– За тысячами миль песка? Нельзя надеяться на то, что такие границы удержатся без доброй воли обеих сторон, а именно у границ Культ привлекает на свою сторону большинство приверженцев. Они и обитатели внешней пустыни и в лучшие-то времена не очень ладили. Нет, Даниляр. – Рот Анселя сжался в линию, тонкую и бледную, словно шрам. – Я слишком старый боевой конь, я чую битву задолго до того, как запоют трубы. Сейчас лишь вопрос времени, когда штандарт Эндириона снова взлетит над головами легионов.
