Сон не шел к нему, как ни старался он уснуть, отыскивая на жестком ложе удобное телу положение… «Да еще этот фанатичный взгляд темных глаз Иоанна, – продолжал он думать о брате. – Никак не отвязаться от их проникающего огня. А не дьявол ли Иоанн в человеческом обличье?» И тут же Рови, младший, устыдился своей нелепой мысли о старшем, Иоанне…
Под утро он все же ненадолго заснул. Проснувшись, увидел на столе миску с кислым козьим молоком. Значит, мать заходила к нему. Наверное, долго рассматривала его, спящего. Так делают все матери. Его тут же кольнула острая жалость к матери. «Бедная матушка», – подумал он. Да, сколько горя причинил он ей своим отсутствием. И как стойко она перенесла разлуку. Ах, зачем он оставил родной дом? Нужно ли это было ему?.. Ну хорошо, тогда он был еще мал, не мог, не умел понять родительских чувств, видел только себя. Но ведь, став старше, мог вернуться поскорее. Все было в его силах…
Рови вздохнул: «Теперь мне остается только раскаиваться. Таков мой удел. Если за проступком, за грехом следует раскаяние, это правильно. Не раскаявшийся в дурном деянии гибнет. Раскаяние – это и есть спасение… собственной совести».
Рови быстро собрался и, уверенный, что его никто не видит, потихоньку вышел из дому. Но мать была начеку. И она отправилась следом. Рови никогда не оглядывался по пути, всегда смотрел только вперед. Такая уж у него была привычка. Так что Нехама незаметно проследила за сыном до места его встречи с Иоанном.
Отойдя на приличное расстояние от города, Рови присел на камень. Нехама спряталась поблизости в кустарнике. И очень вовремя. К условленному месту уже спешил Иоанн, закутанный в плащ.
– Мир вашему дому, Рови, – едва слышно произнес он, подходя. Братья приобнялись, троекратно прикоснулись щека к щеке, уселись друг против друга на камнях. Рови молчал. Не хотел первым начинать разговор. Да и о чем говорить? С годами он сделался немногословен. Слово веско, когда кратко. Да и не он же предложил встретиться и потолковать.
Иоанн тоже молчал. Нехама теряла терпение. Хотелось ей подтолкнуть молчальников, поторопить с разговором, ради которого она так рисковала. Да и старый муж Ровоам может ее хватиться. Ей надо быть дома, а эти двое все молчат. Правда, тут же подумала она, по утрам старик обычно крепко спит, намаявшись за ночь бессонницей. Но кто знает, что придет ему в голову сегодня?
Ну наконец-то! Послышался голос Иоанна. Он начал негромко, но утренний ветерок дул как раз в сторону кустов, и Нехаме не пришлось напрягать слух.
– …ты вчера сказал, Рови, что разуверился в Божественном…
Рови отвечал:
– Искал я истоки, происхождение всего сущего. Искал в Боге. И понял: мироздание бесконечно, непостижимо. Чем больше мы открываем истин, тем дальше мы от овладения окончательной истиной.
– Но это и есть Бог, Рови, брат мой! И пути Господни неисповедимы.
Рови вдруг вспылил:
– Что значит неисповедимы?! – И сам же отвечал: – Это значит, что люди останавливаются в поисках истины. Труд поиска труден, это верно. Он скоро надоедает. И вот люди махнут рукой и скажут то, что сказал ты: «Ах, пути Господни неисповедимы». Как же иначе? Да ведь так проще – все свалить на Бога, которого они когда-то сами и выдумали… чтобы впредь им всегда было легче давать объяснения всему непонятному. Мы с тобой, Иоанн, учились у старых и мудрых учителей. Помнишь греческих богов? Они будто бы обитают на Олимпе. Это тоже высокая гора, как и Синай, где живет будто бы и наш с тобой Бог… Там, на вершине Олимпа, тоже всегда хмурятся тучи, сверкают молнии, гремит гром. Иногда оттуда идет поток лавы и сжигает землю окрест. Вот эллины и решили, что там живет их Зевс-Громовержец, да и все остальные – кто огонь высекает, кто железо кует, кто камни ворочает, кто рожает этим же богам детей, поощряет мужество героев. Много их там. Тесно им там, наверное. И хоть кто бы из людей раз поднялся на этот Олимп и, вернувшись, смело сказал, что там никаких богов нет… Боятся все…. А если бы и нашелся смельчак, ему не поверили бы. А может быть, и убили бы его… А какой внешний облик придали люди своим богам? Да такой же, как у них самих, – человеческий… – Рови глубоко вздохнул и продолжал: – Дальше… У нас, иудеев, в отличие от эллинов, Бог – один-одинешенек. Он все вершит сам. Он все может, все знает. И его не видно. И еще нельзя называть его по имени… Правильно, говорю я, как же называть то, чего не видно?.. Да, друг мой, все это тайны, которые пуще ока своего охраняют священники. На самом-то деле ничего нет. Пусто… Вот, например, пророк наш Моше Рабейну очень хорошо знал, что ничего нет на горе Синай, кроме туч, грохота вулкана, время от времени изрыгающего лаву, камни и пепел. Моше Рабейну, мудрый, сделал из всего этого такую тайну, напустил такого туману! И все для того, чтобы обуздать дикое свое племя, которое вело себя подобно скотам. Чтобы стадо превратить в народ, нужна тайна.
– А заповеди Моше Рабейну? – спросил изумленный речами брата Иоанн.
– Он был мудрейший человек, знавший жизнь. Сам он и высказал эти десять заповедей, он выстрадал их и внушал их людям будто бы от имени Бога. И был прав. Народу не нужна правда, ему нужны туман, тайна…
Иоанн качал головой, будто отвергая сказанное братом:
– Какой же ты стал, Рови…
– Ты ведь меня не знал ранее, Иоанн. Зачем же говоришь «стал»?
– А ты не боишься ходить по свету с такими мыслями?.. И обо всем том, что я услышал от тебя, и собирался ты говорить с людьми?
– Об этом, – кивнул Рови.
– Они тебе не поверят, не поймут тебя.
– Да, они не верят правде, к сожалению. Верят вымыслу. Там, в Индии, тоже было так… Но я намерен все-таки раскрывать людям глаза.
– Захотят ли они твоей правды?.. Тебя схватят и казнят.
– Все равно я буду учить людей праведной жизни. Заповеди Моше Рабейну буду внушать как мои собственные. Эти заповеди верны. Не от имени Бога буду внушать их, а от имени человеческого разума, от имени опыта жизни… Послушай-ка, Иоанн, наука уже многое узнала о природе, объяснила явления… ну, скажем, небесные. И нет теперь места на небе богам или ангелам. Многие люди уже понимают это. Стыдно, знаешь, в наше-то время верить небылицам и учить им детей наших. Стыдно и смешно…
– Хорошо, Рови, пусть так. Но не пришло еще время для твоего дела. Люди сейчас подавлены, растеряны, угнетены. Они ждут, когда им укажут выход из их унизительного положения. Их нужно спасать… и прежде всего от страха перед грядущим небытием, смертью. Пусть же умирают с верой в заботу Бога о них и надеждой на загробную жизнь. Человек с верой в прощение – если он неправедно жил – умирает легче, светлее. Дадим же ему это. Я много сил отдал, предвещая явление нового мешиаха. И мне верили, что он придет и укажет путь к спасению. Пусть даже не в этой их жизни, а потом. Я, как и ты, понимаю, что «потом» ничего нет. Лишь тлен и гниение вещества, разложение на составные части. В этом я откроюсь тебе, только тебе… Но людей-то утешает сознание будущего облегчения. Они делаются лучше, чище, что ли, иначе и относятся друг к другу. Видел бы ты их лица – умиротворенные, светлые. Им так необходима вера!.. Приходил уже сын человеческий, называвшийся и Сыном Божьим, и царем Иудейским. Он хотел нести людям спасение. Но был казнен лютой смертью тот человек. Считают, что вознесся он на небо и стал Господом. Но немногие верят в него, ты же знаешь. Он не дал людям спасения. И они хотят нового Спасителя, который будет помогать им в этой, земной жизни… здесь и сейчас… И я обещал приход такого Спасителя. Понимаешь? Пока люди верят мне… Помоги мне, Рови, брат мой… Нет, не мне прошу помочь, а им. Умоляю тебя… Да ты и сам живешь для того, чтобы помогать людям. Не так ли?
Рови размышлял, машинально перемешивая ногой песок впереди себя – то сгребая его в кучу, то разравнивая. За кустами, затаив дыхание, Нехама ждала ответа сына. Непросто ему принять решение, думала она. Нехама гордилась сыном: как хорошо он говорит, основательно думает и решает не торопясь. И вот она услышала его голос, немного охрипший, будто бы поперхнулся он. Да уж, поперхнешься тут, решила Нехама, от таких Иоанновых просьб…
– Что я должен делать, Иоанн? – спросил наконец Рови.
– Ты? Делать? – Иоанн заметно повеселел, оживился. – Ничего особенного. Ничего… Я уже все сделал, подготовил… А ты просто явишься народу, ну, толпе людей…
– И все?.. Тогда – где, как?
– Ты явишься народу будто мешиах, прибывший издалека. Мы с тобой это устроим. Я соберу людей, сперва немногих. Объявлю заранее, что Спаситель наконец явился на нашу землю. Народ я поведу за собой, подальше от города… ну хоть бы сюда, к оврагу. Мне, дескать, было видение, скажу я, что Спаситель вот-вот будет здесь, придет как раз этим путем. Ты же, облачившись в белые одежды, появишься, усталый, будто пришел к людям издалека, завершая долгий и нелегкий путь. Потом мы вместе спустимся к воде, и я проведу обряд крещения – и твоего, и всех, кто придет.
