лорд, его что-то сжигает изнутри…
…а потом я снова проваливался в темноту, будто все мое существо сопротивлялось, не стремилось навстречу безрадостной яви. Реальности, где я потерял женщину, которую любил.
Глава 19. Чувства матушки Этеры
Рамона
Матушка Этера вызвала меня в свою личную приемную для важного разговора.
Она сидела в одном из малахитовых кресел у низкого столика. Как всегда, безукоризненно одетая, с гладко причесанными волосами и строгим лицом. На шее, переливаясь всеми оттенками пурпура, покоился медальон с кровавым камнем. Вечерний свет падал сквозь круглое окно, собранное из тончайших пластов самоцветов, омывая каждый предмет в этой комнате.
Я не знала, что будет говорить Верховная, не знала, что меня ждет. Ясно было одно – поддаваться нельзя. Обглодает и косточек не оставит.
Все мысли о Ренне, ужас от потери его и брата потом. Все потом. Сейчас перед ней стою не я, а моя оболочка. Если честно, так я себя и ощущала – выпитой до дна, выпотрошенной и пустой.
– Проходи, Рамона. Что застыла на пороге?
Шумно выдохнув, я приблизилась к столику и только сейчас обратила внимание на некрупную скульптуру в виде цветка безвременника, вырезанного из голубого апатита. Такой легкий, изящный – глядишь, поплывет по комнате тонкий аромат. Но внутри шевельнулось предчувствие – не зря Верховная его подготовила, ох, не зря.
– Перед тем, как мы начнем разговор, я должна убедиться, что ты осталась нетронутой.
– Что? – я поперхнулась воздухом, а потом почувствовала, как кожу на скулах начало нещадно жечь.
Будто не заметив моего смущения, жрица продолжила:
– Протяни руку и коснись цветка, – тон ее не терпел возражений.
Я упрямо сжала губы и вогнала ногти в ладони. Матушка наградила меня недовольным взглядом.
– Какой смысл упрямиться, Рамона? Все равно будет по-моему.
– Может, лучше сразу заглянуть мне под юбку?
Я не поняла, как она смогла так быстро оказаться рядом. Щеку обожгла унизительная пощечина, ухо заложило от громкого хлопка, и я невольно охнула.
– Не дерзи мне, – ноздри Верховной затрепетали, а потом она сделала глубокий вдох. – Коснись цветка.
Слова прозвучали так уверенно, что я не смогла отказать – что-то внутри велело подчиниться, и я протянула дрожащие пальцы, дотронулась до изящного лепестка. И цветок ожил под моим прикосновением – приоткрылся, стайка ярко-голубых искр скользнула по лепестку мне в руку, а потом оплелась вокруг запястья. Помигала несколько мгновений, а после ее свет медленно истаял.
Верховная удовлетворенно кивнула и заняла место в кресле.
– Ты невинна. Что ж, это хорошо. А теперь сядь.
Затолкав обиду и горечь от пережитого унижения куда подальше, я подобрала юбку и осторожно опустилась на край каменного кресла. Мы обменялись колючими взглядами. Так, словно были врагами.
Послушаю, что скажет эта змея.
– Нам предстоит непростой разговор, Рамона. Ты многого не знаешь, но возможно, уже кое о чем догадалась.
– О чем я должна была догадаться, матушка? Мой брат мертв, – я не смогла сдержаться, голос постыдно сорвался, а в носу защипало, но вся моя боль разбилась о стену холодного равнодушие женщины напротив. Взметнув ладони, я закрыла ими глаза.
– Это была случайная жертва, никто не думал, что Орм умрет. Но ты, – она взмахнула ресницами, и по лицу скользнула тень улыбки, – ты хорошо сыграла свою роль. Все, как я и думала.
– Что?
Я медленно отлепила руки от лица и подняла голову. Страшная догадка замаячила на задворках сознания.
– Ты была приманкой для ребенка из пророчества. Помнишь, я говорила, что он как-то связан с тобой?
Нет… Нет-нет-нет!
– Вы все предусмотрели, – выдохнула, чувствуя, как сердце делает кульбит, а потом обрывается и падает куда-то вниз. – Для этого вы просили отца отпустить меня на равнину? Вам не пришлось даже руки марать, все случилось само собой! – я изо всех сил ударила кулаками по столешнице, вымещая всю боль, все свое возмущение.
На лице жрицы не дрогнул ни один мускул.
– В тот день, когда Зверь-из-Ущелья переступил порог Антрима, меня посетило очень яркое предчувствие. Я смотрела на этих чужаков и не могла понять… – она слегка нахмурила брови. – …кто же из них, кто? Но тот человек… да, много позже я вспомнила – у него взгляд Ледары.
Я слушала, а горло все сильней сжимала рука с ледяными когтями – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Воздух вокруг сгустился и стал тяжелым, как кисель.
И ненависть набирала силу.
– Получается, она все-таки выжила и даже родила ребенка. Родила этому проклятому Инглингу! Что ж, в его жилах течет кровь самого Отца Равнин, сильный получился союз, камни и ветер пометили этого ребенка, – она бросила задумчивый взгляд в окно, и солнце окатило ее вечерним светом. Профиль красивый, изящный и такой… жестокий.
– Но теперь его нет! Нет, вы слышите?!
– Прекрати истерику, Рамона, – одернула меня Верховная, а мне снова захотелось рыдать и крушить все вокруг, чувства выходили из-под контроля, голова наполнялась вкрадчивыми голосами – шепотом камней и подземных рек. – Так было нужно. Тихо убрать его не получилось, но Матерь Гор ведет нас запутанными тропами, поэтому все к лучшему.
К лучшему? Правда? Я обхватила себя за плечи с такой силой, что показалось – ногти прорвут ткань и врежутся в кожу.
Ненавижу… ненавижу!..
– С чего вообще вы взяли, что он уничтожит искателей? Эти страхи живут только в ваших фантазиях, а вы сама – просто бесчувственное чудовище!
Держаться. Только держаться. Нельзя рассыпаться у нее на глазах, только не перед этой женщиной! Я и так наговорила слишком много, но злость рвала грудь и выворачивала ребра.
Я стиснула край стола. Вопреки ожиданиям, матушка Этера молчала, но я чувствовала, как тяжелый взгляд сверлит лоб.
– Ах, о чем это я, – ухмылка обожгла губы. – У вас ведь и сердца нет, нет частицы души. И вы помогаете остальным девочкам от них избавиться. Вы видите только свою цель, и неважно, какими путями она будет достигнута.
На несколько мгновений воцарилась мертвенная тишина, а потом – вздох.
– Ты уже все знаешь, – Верховная понимающе улыбнулась. – Я в тебе не сомневалась, дитя. Ты всегда была такой любознательной, в тебе жизнь била ключом, это меня в тебе и привлекало. Тебе все-таки удалось нарушить традицию и вызнать, как проходит ритуал посвящения?
– Зачем спрашиваете, если и так все ясно?
– Ненавидишь меня, – заключила она. – Это пройдет. Все пройдет, Рамона. До твоего двадцатилетия осталось совсем недолго, а там ты забудешь все мирские тревоги и искушения.
– А если я не хочу забывать?
Как хотелось отколоть от каменного стола здоровенный кусок и опустить
