тонкого носа затрепетали, и жрица отвернулась. Бросила через плечо:
– Я думала, что ты умнее. Ты смотришь на мир наивно и восторженно, как дитя. Иногда я удивляюсь тому, что Матерь Гор наградила тебя таким Даром. Но кто я такая, чтобы с ней спорить? Такова Ее воля.
– Лучше лишите меня Дара, как Ольда. Кстати, это я его выпустила, – добавила равнодушно.
– Я уже поняла. Ты не понесла никакого наказания, потому что нужна мне. Но, Рамона, ты не задумалась о том, что Ольд может отомстить?
Задумывалась. И не раз. Очень многообещающий у старейшины был взгляд.
– Он дал слово, что не станет этого делать.
– Глупая, – она покачала головой и повернулась. – Но я устала от тебя и твоего ослиного упрямства. Отправляйся обратно и подумай над моими словами. Скоро состоится суд, на котором будут присутствовать старейшины и жрицы. Я постараюсь сделать все, чтобы скрыть твой позор.
– Мне не нужна ваша помощь. Ничего от вас не нужно, – ответила как можно презрительней. – Мне все равно, что со мной будет. Мне незачем жить.
Верховная наградила меня тяжелым взглядом.
– Это решать не тебе. Ты принадлежишь Матери Гор. И мне. Ты наша, Рамона. Навсегда.
Глава 20. Ловушка
Рамона
Время тянулось невыносимо медленно, дни сменялись днями, а мне только и оставалось, что бродить по комнате и вариться в собственных мыслях. Они рвали на части, сдирали кожу. Даже во сне не было желанного покоя.
Снилось, что я иду обнаженная между рядами искателей, и каждый норовит бросить в меня камень. Даже подруги, даже Орвин. Снились колючие глаза отца, его перекошенное от злости лицо. Сжатые до белизны губы Орма, занесенный нож и этот ужасный хруст, который будет мерещиться мне до конца дней.
Снился Ренн. Я плакала, а он целовал мои губы и волосы. Обнимала его, но каждый раз ладони касались влажной от крови рубашки. Он падал в сырую траву, и я не могла его удержать, только махала руками, хватая пустоту.
Просыпалась вся разбитая и шла к окну. Долго стояла, пока холодный осенний ветер не высушивал слезы.
Еще я взывала к Дару, к самоцветам, скрытым под толщей породы, пытаясь ощутить тот блаженный трепет, что охватывал при общении с родной стихией. Но она молчала. Не получалось создать и врата – все силы иссякли, вытекли, как воды через брешь, что образовалась на месте души. С тоской я вспоминала то время, когда хотела избавиться от оков магии, и сейчас, когда мое желание, казалось бы, осуществилось, я чувствовала лишь пустоту и разбитость.
Меня никто больше не навещал, даже отец. Только молчаливая пожилая женщина из храма приносила поднос с едой дважды в день. Я успела смириться с одиночеством, как в один из дней проснулась от тихого скрежета.
– Лаара? – сон как рукой сняло. Я даже глаза протерла, потому что не поверила. – Ты что здесь делаешь?
Жрица лисой скользнула в комнату и притворила за собой дверь.
– Я пришла вызволить тебя.
Теперь я не только глазам не поверила, но и ушам! Матерь Гор, я что, еще сплю? Лаара ведь терпеть меня не могла, всегда отворачивалась, когда мы сталкивались на ритуалах, и ее длинное лицо искажала недовольная гримаса.
Тем временем Лаара суетливо вытащила из-за пазухи перидот в серебряной оправе. Алмазы в углах ромба засветились, рассыпав искры по стенам.
– Откуда он у тебя? – спросила я потрясенно, гадая, как Сора и Орв уговорили ее помочь достать столь ценный амулет. И почему выбрали в помощницы именно ее, а не, скажем, Иниру.
Хотя несчастной Инире теперь все равно, а Лаара до сих пор оставалась непосвященной. Может, ее неприязнь ко мне не так сильна, как я думала?
– Неважно. Надень его и следуй за мной, – Лаара кивнула в сторону темного коридора, потом приложила палец к губам: – И советую тебе поторопиться.
Я сделала нерешительный шаг вперед и остановилась. Внутреннее чувство шептало – что-то она темнит. Может, поостеречься? А жрица не сводила с меня испытующего взгляда. Потом усмехнулась:
– Не веришь мне?
– Не понимаю твоих мотивов. Ты решила рискнуть ради меня, а мы далеко не подруги. Лаара, почему ты мне помогаешь? Какое тебе до меня дело?
Она несколько мгновений молчала, раздувая ноздри, а потом бросила правду в лицо:
– Я не хочу, чтобы ты стала следующей Верховной жрицей. Матушка Этера выделяет тебя совершенно зря. Лучше пускай тебя здесь вообще не будет.
Ах, вот оно что! А я уж было решила, что Лаара взялась помогать мне по доброте душевной. Я выдохнула с облегчением, истинный мотив звучал намного правдоподобней.
– Довольна? Теперь идем, я провожу тебя к Орвину и Соре, они ждут.
С этими словами она протянула мне амулет и исчезла во тьме коридора. Холодное серебро обожгло кожу на груди, но в следующий миг магия ожила и наполнила камень и металл благодатным теплом. Преграда выпустила меня без усилий. С бьющимся в горле сердцем я тенью заскользила вперед. Шли мы быстро, не глазея по сторонам и не оборачиваясь, хотя меня все время подмывало замедлить шаг и прислушаться, а нет ли погони?
На стенах то и дело вспыхивали циннии – созвездия расцвечивали темноту, но мне некогда было ими любоваться. Я судорожно соображала, что делать дальше, куда податься, чтобы подождать и обдумать дальнейшие действия.
Но есть ли в этом смысл? Не лучше ли смириться, уйти от боли? Вручить сердце Матери Гор, как того хочет Верховная.
Лаара остановилась резко, прошептала куда-то в темноту:
– Сейчас вниз и налево.
Мы поспешили дальше – один поворот, второй. Спуск и снова поворот.
– Лаара, куда ты меня ведешь?
Она шикнула:
– Тихо, я же просила! Мы почти пришли.
– Лаара… – я вцепилась жрице в запястье и дернула на себя. – Куда. Ты. Меня. Ведешь.
Постепенно начало доходить: что же я делаю? Что творю? Я ведь не хотела сбегать, так почему проявила слабость?
Приоткрыв рот и картинно закатив глаза, отчего ее лицо стало казаться еще длиннее, Лаара произнесла:
– Да какая разница? Ты все равно не желаешь служить Матери Гор, не желаешь то место, которое я, в отличие от тебя, мечтаю когда-нибудь занять. Я просто хочу помочь тебе, Рамона.
Произнося эти слова, она теснила меня к стене, а потом резко толкнула в грудь. Я ввалилась в незаметную на первый взгляд комнатушку, чуть не запутавшись в подоле. Лаара шмыгнула следом.
Лязгнул засов.
Тусклый свет озарял маленькую комнатку с низким косым потолком. Здесь пахло влагой и пылью, клоки сине-зеленого
