— О, черт! — пробормотал он, когда я закончил.
Джей зажал микрофон рукой, но мне все равно показалось, что я слышу недовольный женский голос. Наконец снова раздалось шипение статики и далекий шум уличного движения. Прислушиваясь к нему, я заметил пожилую даму в длинной меховой шубе, дожидавшуюся своей очереди позвонить.
— Я никогда не пользуюсь мобильным телефоном, — объясняла она метрдотелю. — У моей сестры был мобильник, и знаете к чему это привело? Она заболела раком мозга.
Метрдотель согласно кивал.
Я продолжал прислушиваться к тому, что происходило в трубке. «Большое спасибо!» — услышал я вдалеке голос Элисон. Потом Джей сказал в микрофон:
— Билл?
— Знаешь, Джей, я тут подумал, что мне необходимо еще раз взглянуть на документы. В особенности на историю перехода прав собственности.
— Да-да, конечно… — сказал Джей, но он меня не слушал.
— Спокойной ночи, Джей. — Я уже торопился вернуться в Кубинский зал. — Еще раз поздравляю.
— Послушай, Билл, какие у тебя планы на сегодняшний вечер? — неожиданно сказал он.
— На сегодняшний вечер? Ты хочешь сказать — ночь?…
— Ну да, конечно… Так как?
— Рано или поздно я собираюсь лечь спать.
— У меня возникла одна проблема, Билл. Боюсь, мне понадобится твоя помощь.
— Я чертовски устал, Джей, честное слово. Уже почти час.
— Погоди, не вешай трубку…
Снова в трубке раздались приглушенные звуки. Элисон что-то говорила, быть может — возражала; то и дело сквозь шорох статики прорывались далекие гудки и голоса. Тем временем в ресторан, несмотря на по-настоящему поздний час, продолжали входить новые и новые клиенты, и только знаменитого литератора вместе со свитой выводили из Кубинского зала два официанта.
— Но ведь ночь только началась!.. — кричало литературное светило, спотыкаясь на каждом шагу. — Я хочу посмотреть шоу! Я сам видел ножи!..
— Билл! — снова зажурчал у меня в ухе искаженный коротковолновой связью и потому казавшийся невыразительным голос Джея. — Мне позарез нужен человек, который согласился бы поехать со мной на Лонг-Айленд и помочь в одном деле. Это займет всего три или четыре часа. Просто пара рабочих рук — поднести, подержать и все такое… Ничего особенного.
Всего час назад я добыл для него двести шестьдесят пять тысяч долларов, сотворил из воздуха четверть миллиона баксов словно чертов Копперфильд, а теперь он хочет использовать меня в качестве подсобного рабочего? Хрен тебе в глаз!.. Но я решил быть вежливым.
— Поднести и подержать? — уточнил я.
— Ну да. От Поппи толку мало.
Краем глаза я увидел, что дверь в Кубинский зал закрывается.
— Мне нужно подумать. Я перезвоню. — Я повесил трубку и быстро пересек вестибюль, но дверь уже была заперта. На всякий случай я подергал старинную фарфоровую ручку. Все впустую. За латунной накладкой на двери больше не было желтой карточки с просьбой закрывать дверь.
— Закрыто, — сообщил мне метрдотель. Я почувствовал себя обманутым.
— Но ведь только что было открыто! — возразил я. — Я сам видел!
— Да, — подтвердил метрдотель, не поднимая головы от книги предварительных заказов. — Было открыто.
Я снова покрутил ручку, попробовал потрясти дверь, но она не поддалась. Она даже не шелохнулась. Ощущение было таким, словно ручка привинчена прямо к бетонной стене.
— Эй, сэр! — резко прикрикнул метрдотель.
— Но послушайте, ведь я же только что вышел оттуда. У меня столик, и мой заказ!..
— Мне очень жаль, — без тени сочувствия проговорил он.
— Меня пригласила сама Элисон Спаркс! — сказал я.
— Да, — кивнул метрдотель, — но вы вышли оттуда, а теперь зал закрыт.
— Ничего не понимаю! — возмутился я.
— Будьте добры отойти от двери, сэр, — твердо сказал метрдотель.
— Но я знаю, что Кубинский зал вовсе не закрыт. Там что-то…
— Отойдите от двери, сэр! — с угрозой сказал метрдотель.
Пока я препирался с ним, дама в мехах завладела платным телефоном. Она вцепилась в него просто мертвой хваткой, и мне ничего не оставалось, кроме как взять в гардеробе куртку и выйти в холодную, снежную ночь. Обозленный и разочарованный, я стоял у входа и смотрел, как падает снег. Элисон сказала, что они с Джеем подъедут через три минуты, но время идет, а их все нет и нет. У бордюра валяется несколько присыпанных снегом картофелин. Зимний ветер, дующий со стороны Седьмой авеню, хлещет меня по щекам, лезет за шиворот ледяной змеей; он способен разбудить и мертвого, но напомнить мне, что люди глупы и склонны совершать ошибки, он не в силах.
Наконец к тротуару, сверкая огнями фар, подкатил внушительных размеров городской внедорожник Джея — «джи-и-ип», как назвала его Элисон, но не черный, а темно-зеленый. «Дворники» деловито сновали по лобовому стеклу, очищая его от взвихренного снега. Из машины выскочила Элисон в просторной куртке с капюшоном; заметив меня в тускло-снежном свете под козырьком подъезда, она бросилась ко мне. Волосы ее растрепались, косметика слегка размазалась, на щеках играл яркий румянец.
— Иногда я его просто не понимаю, Билл, совершенно не понимаю!
Я бросил быстрый взгляд на массивный силуэт Джея за заснеженным боковым окном джипа.
— Мне казалось, вы прекрасно проводите время. В конце концов, сделка состоялась и все закончилось совсем не худшим образом…
— Так и было. Мы неплохо развлеклись, пока… Каких-нибудь десять минут назад все было просто отлично. С ним все было в порядке!..
Элисон не выглядела настолько пьяной, какой она показалась мне по телефону, и я невольно спросил себя, не было ли это приготовленной специально для меня демонстрацией счастья?
Элисон съежилась в своей куртке и прильнула ко мне:
— Это все твой звонок, Билл!..
— Он не сказал, в чем его проблема?
— Нет. — Она покачала головой. — Но после того, как ты с ним поговорил, он очень расстроился. Я сразу заметила, хотя он, конечно, не хотел этого показывать…
Вдоль улицы пронесся самый настоящий снежный вихрь, и мы придвинулись друг к другу еще ближе.
— Джей хочет, чтобы я ехал с ним на Лонг-Айленд.
— Я знаю. Ты поможешь ему? — с надеждой спросила она. — Мне бы не хотелось, чтобы он отправился в такую даль один.
— Честно говоря, я рассчитывал, что ты поможешь мне вернуться в Кубинский зал. Мне было бы интересно взглянуть, что за цирк вы там устраиваете.
Снег попал Элисон в глаза, и она несколько раз моргнула.
— Кто тебе сказал про цирк?
— Разве я не прав? Чем занимаются на глазах клиентов Ха и эта чернокожая красотка?
Элисон нахмурилась.
— Это действительно очень странно, Билл. — Она бросила взгляд на часы. — Должно быть, они начали без меня. Ха, наверное, уже заканчивает вводную часть.
— Я хочу снова попасть туда, Элисон!
— Если ты пропустил вступление, тебе будет не так интересно.
— Объясни почему. Я не понимаю!..
Элисон кивнула:
— Не беспокойся, я обязательно приглашу тебя туда снова.
— Когда?
— В следующий раз, скоро… — Она посмотрела на джип; его габаритные огни хищно мигали, словно поджидая меня. — Джей сказал, что поедет на Лонг-Айленд в любом случае.
Уже во второй раз за сегодняшний вечер она просила меня помочь Джею, и я не мог не думать о том, что это еще больше привяжет ее ко мне. Несмотря на это, я не мог справиться с разочарованием, но, поглядев в глаза Элисон, понял, что она тоже разочарована. Романтический вечер, на который она возлагала такие большие надежды, так и остался незавершенным, и теперь она стояла передо мной под падающим снегом — губы и глаза, груди и мягкий живот — и хотела, отчаянно хотела его, или меня, или просто секса, или всего сразу, и это ее желание заставило и меня хотеть ее сильно и остро.
— Пожалуйста, Билл, — прошептала Элисон. — Ты поможешь ему?
— Лучше бы мне вернуться домой и лечь спать. Я ужасно устал.
Несколько мгновений она пристально разглядывала меня:
— Но ты не выглядишь усталым.
— Тем не менее это так. Я старый, усталый мужчина…
— Я слышала — старые мужчины нравятся девушкам больше, — сказала Элисон. (Бог ты мой, она еще пыталась кокетничать!) — Они любят рассматривать их морщины.
Тут я вспомнил о Джудит, об Уилсоне Доуне и его странных разновеликих глазах, о том, как на похоронах сына он стоял, закутавшись в черное пальто, словно ему было невыносимо холодно. Это, в свою очередь, напомнило мне о других вещах, и я вдруг поймал себя на том, что думаю о Тимоти — о том, как на роскошной вилле в Тоскане он одиноко стучит футбольным мячом в каменную стену. Я от души надеялся, что отчим — этот тридцатилетний компьютерно-финансовый гений — любит моего сына, заботится о нем, а не ломает день и ночь голову над тем, как лучше потратить свои три четверти миллиарда долларов. И чем больше я об этом думал, тем большую ценность приобретала для меня ночная поездка на Лонг-Айленд. Все годилось, лишь бы отвлечься от грустных мыслей.
