— Секундочку, милая, — в его взгляде читалась решимость. Он твердо придержал ее руку. — Я еще не раскрасил тебя. Подожди немного.
Малькольм сделал шаг назад, но продолжал придерживать Элпин, пока она не восстановила равновесие. Затем он подбежал к своей лошади и достал из седельной сумки небольшой бурдючок вина. Элпин болтала ногами и смотрела на него. Рубашку Малькольма раздувал ветер, разноцветный тартан Керров придавал законченность его властному облику. Она задумалась, сможет ли хоть одна женщина ответить отказом этому человеку.
Элпин инстинктивно попыталась запахнуть свою рубашку.
— Не желаешь ли утолить жажду? — поинтересовался он, вынув пробку.
В его устах даже самый обычный вопрос превращался в дьявольскую непристойность. Элпин открыла рот и закрыла глаза. Когда терпкая жидкость полилась ей на язык, она подумала, что Малькольм потчует ее каким-то незнакомым вином. Глотнув, она распознала вкус ягод. И поняла правду.
Она чуть не поперхнулась приворотным зельем Иланны.
Малькольм придержал ее за плечо.
— Пей медленно, — посоветовал он, — а то закашляешься.
Фыркнув, Элпин вытерла рот.
— Где ты это взял?
На его высоком лбу появились морщинки.
— Мне дал Саладин. Он нашел напиток на кухне и поделился со мной.
Элпин затошнило. Язык защипало от привкуса трав.
Его глаза удивленно расширились.
— Что-нибудь не так?
«Ничего, — подумала она, — если не считать того, что я сама надела себе петлю на шею!»
— Все в порядке, — Элпин нервно вздохнула, — но мне кажется, что мы могли бы обойтись водой.
Малькольм понюхал сок.
— Он что, испорчен?
Прежде чем Элпин успела ответить утвердительно, он сделал глоток. Облизнувшись, посмотрел по сторонам и, заявив:
— Ягодный сок. Мне нравится, — запрокинул голову.
Когда он начал жадно глотать напиток, Элпин закричала:
— Не надо! Малькольм остановился.
— Почему ты не даешь мне пить? — Улыбаясь, он добавил: — Не суетись, я оставлю тебе немножко.
Она не знала, что сказать. Сердце бешено билось. Элпин поняла, что потерпела поражение.
— Неужели тебе это так понравилось? Он отдал ей бурдючок.
— Да. А тебе? Она испугалась.
— Конечно, — солгала Элпин и притворилась, что пьет опасный сок.
С замиранием сердца она следила, как Малькольм забрал у нее бурдючок и прикончил напиток. Ее обрадовала мысль, что ему досталась только половина питья. Капля красной, как кровь, жидкости показалась в уголке его рта, сползла на подбородок, на секунду задержалась там и потекла вниз по шее. Элпин словно сквозь сон следила, как белый шелк его рубашки жадно впитал гранатово-алую капельку.
Кожаный мешок шлепнулся наземь. Подняв глаза на Малькольма, Элпин застыла.
Она удивленно следила, как он сунул указательный палец в рот, а затем нарисовал на ее груди кельтский крест. В этот момент она осознала значение слова «эротический». С каждым новым символом, который изображал Малькольм, ее возбуждение росло. Элпин смотрела, как он снова лижег свой палец, и чувствовала, как напрягается ее живот и слабеют ноги.
Он аккуратно разрисовал ее торс. Прикосновения его пальца были очень нежными и изысканными. Ей даже не было щекотно. Элпин обуревали чувства, свежие, как утренняя роса. Она ощущала себя драгоценностью, наградой, обожаемой, возвеличиваемой и высоко ценимой. По мере того как Малькольм продолжал разрисовывать ее, мысли о возвышенном покинули Элпин, уступив место простому физическому желанию. Ее тело жаждало более смелых прикосновений.
Закончив рисовать круги, Малькольм изобразил свой герб — два сияющих солнца. Элпин чувствовала себя завоеванной и упоенно следила, как он склонил голову и взял губами ее сосок. Она тихо вскрикнула, чувствуя, как позвоночник утрачивает твердость. Боясь упасть, она обхватила голову Малькольма и запустила пальцы в его волосы. Подушечкой большого пальца Элпин ощущала ровное биение пульса на виске Малькольма. Он ласкал ее грудь. Стало тихо. Слышалось еле слышное причмокивание его губ. Желание так сильно завладело Элпин, что она была готова кричать.
Он ласкал и гладил ее, нежно касаясь пальцами и языком. Насытившись, Малькольм выпрямился и прижался лбом ко лбу Элпин.
На его лбу выступил пот. Элпин чувствовала, что тоже взмокла.
Медленно выдохнув, он поинтересовался:
— Достаточно ли язычески ты себя чувствуешь?
— О да, — с улыбкой ответила она. Малькольм облизнул губы, затем огляделся по сторонам.
Там, где он касался ее, кожу словно огнем жгло.
— Кто-нибудь идет? — спросила Элпин. Он невесело засмеялся:
— Нет, и если принять во внимание, где мы находимся, и твое состояние, могут возникнуть проблемы.
Элпин отпустила его и ухватилась за край колодца. После его мягких волос камни казались особенно холодными и царапали ладони.
— Не понимаю.
— Ты не забыла, что ты еще девушка? — вскинул он брови.
Элпин смутилась.
— Ты говорил, что моя девственность представляет дополнительный интерес… Я решила, что это тебе понравится.
— Мне бы хотелось, — он принялся приводить в порядок ее одежду, — стянуть с тебя эти брюки и заняться с тобой любовью прямо здесь, сию секунду. Но тебе это не понравится. Вероятнее всего, ты возненавидишь меня за то, что я грубо воспользовался твоим положением.
Элпин удивило, что он заботится о ее чувствах. Она вновь подумала, что совершенно не знает, каким человеком стал Малькольм Керр. Одно она знала точно: он хочет заняться с ней любовью и даже мысль об этом радует его. Может, подействовал ягодный сок? Элпин не знала.
Она вновь почувствовала себя смешливым ребенком. Обхватив ногами Малькольма, чтобы удержать равновесие, она откинулась назад, свесившись в колодец. Ее смех эхом отразился от стен.
— Я никогда бы не возненавидела тебя: ведь именно благодаря тебе я чувствую себя так прекрасно!
— Ты действительно хочешь, чтобы я любил тебя.
Она выиграла. Иначе почему бы он пожертвовал удовлетворением своего желания, заботясь о ней? Элпин переполняла радость. Через секунду ее ликование омрачил укол совести. Напиток заставил Малькольма желать ее, и сейчас она зашла слишком далеко, чтобы повернуть обратно.
— Да, Малькольм. Я хочу тебя. И больше мне ничего не нужно, — сквозь зубы солгала она.
Глава 8
Малькольм готов был поверить ей. Но, несмотря на минутное ослепление, он видел, что под видом страсти скрывается отчаяние. Он знал этого неугомонного врага. Отчаяние было знакомо ему с того дня, как он стал мужчиной. Спокойствие пришло лишь тогда, когда он смирился с неизбежным и осознал ужасную правду: ему не суждено иметь наследника.
