поднялись на борт шхуны. Фикс был уже там. Через люк в задней части судна путешественники спустились в квадратную каюту с углублениями в стенах в виде коек. Перед круглым диваном посередине стоял стол, освещенный висячей лампой. В каюте было тесно, но чисто.
— Сожалею, что не могу вам предложить ничего лучшего, — сказал мистер Фогг Фиксу, который молча поклонился.
Сыщик испытывал некоторое унижение, чувствуя себя обязанным Фоггу.
«Бесспорно, — думал он, — этот мошенник очень учтив, но все же он мошенник».
В три часа десять минут подняли паруса. Английский флаг развевался на мачте. Пассажиры находились на палубе. Мистер Фогг и Ауда бросили последний взгляд на набережную, в надежде, не покажется ли там Паспарту.
Фикс испытывал некоторые опасения, так как случай мог привести сюда несчастного парня, с которым он так недостойно поступил, и неизбежные тогда объяснения кончились бы не в пользу сыщика. Но француз не показывался: без сомнения, он находился еще под влиянием одуряющего наркотика.
Наконец Джон Бенсби вышел в открытое море, ветер наполнил паруса, и бригантина устремилась вперед, покачиваясь на волнах.
Глава XXI,
в течение которой хозяин «Танк а деры» рискует потерять премию в двести фунтов
Поездка за восемьсот миль в такое время года на судне водоизмещением в двадцать тонн была рискованным делом. Китайское море очень беспокойно, и на нем бывают ужасные бури, особенно осенью и весной. А дело происходило в первые дни ноября.
Конечно, лоцману, при том огромном вознаграждении, которое он получал за каждый день пути, было выгоднее доставить своих пассажиров до самой Иокогамы, но такое путешествие было бы безрассудством, и даже попытка добраться до Шанхая являлась крайне смелым, чтобы не сказать дерзким, предприятием. Но Джон Бенсби твердо надеялся на «Танкадеру», качавшуюся на волнах, как галка, и, быть может, был не совсем неправ.
В конце первого дня «Танкадера» плыла по извилистым каналам Гонконгской бухты. Дул попутный ветер, и судно прекрасно слушалось руля.
— Мне нет нужды, лоцман, рекомендовать вам наивозможную быстроту, — сказал Филеас Фогг, когда шхуна вышла в открытое море.
— Положитесь на меня, ваша милость, — ответил Джон Бенсби. — Мы поставили все паруса, какие могли. Топсели[70] не прибавят ничего, они могут только помешать ходу судна.
— Это ваше ремесло, лоцман, а не мое. Я полагаюсь на вас.
Филеас Фогг, широко расставив ноги и выпрямив корпус, стоял крепко, как моряк, и глядел на бурное море. Молодая женщина, сидевшая на корме, чувствовала себя взволнованной, глядя на потемневший в сумерках океан, боровшийся с хрупким суденышком. Над ее головой развевались белые паруса, уносившие шхуну, словно большие крылья. Судно, подхваченное ветром, казалось, летело по воздуху.
Наступила ночь. Луна вступила в первую четверть, и ее слабый свет вскоре должен был погаснуть на туманном горизонте. Тучи, шедшие с востока, уже заволокли часть неба.
Лоцман засветил сигнальные огни — необходимая предосторожность в этих морях, у берегов которых плавает столько судов. Столкновения не являются здесь редкостью, а при той скорости, какую развивала шхуна, она разбилась бы при первом же ударе.
Фикс размышлял, стоя на носу судна. Он держался в стороне, зная, что Фогг по натуре неразговорчив. К тому же ему было неприятно разговаривать с человеком, чьими услугами он пользовался. Он думал о будущем. Ему казалось несомненным, что Фогг не остановится в Иокогаме, а немедленно сядет на пакетбот, идущий в Сан-Франциско, чтобы достигнуть Америки, широкие просторы которой обещали ему безопасность и безнаказанность. План Филеаса Фогга представлялся Фиксу чрезвычайно простым.
Вместо того чтобы из Англии отплыть непосредственно в Соединенные штаты, как это сделал бы всякий обыкновенный мошенник, этот Фогг проделал большой крюк и пересек три четверти земного шара только лишь для того, чтобы вернее достигнуть Американского материка и, сбив со следов полицию, спокойно проживать деньги, похищенные из банка. Но что будет делать он, Фикс, на территории Соединенных штатов? Оставит ли он в покое этого человека? Нет, тысячу раз нет! До тех пор, пока не будет вынесено постановление о выдаче вора, он не отстанет от него ни на шаг. Это его долг, и он его выполнит до конца. Во всяком случае, ему на помощь пришло счастливое обстоятельство: около Фогга не было больше Паспарту, а после тех признаний которые сделал ему Фикс, было очень важно, чтобы слуга и хозяин никогда больше не встретились.
Филеас Фогг тоже думал о Паспарту, пропавшем столь неожиданным образом. Взвесив все возможные варианты, он решил, что бедный парень вследствие какого-то недоразумения в последний момент сел на «Карнатик». Такого же мнения держалась и Ауда, которая глубоко сожалела об исчезновении Паспарту: ведь она была ему столь многим обязана. Можно было надеяться встретить Паспарту в Иокогаме, и, если «Карнатик» доставил его туда, это будет нетрудно узнать.
К десяти часам вечера ветер усилился. Может быть, осторожнее было бы взять один риф[71], но лоцман, внимательно посмотрев на небо, решил оставить паруса так, как есть.
В полночь Филеас Фогг и Ауда спустились в каюту. Фикс уже был там и лежал на одной из коек. Лоцман же и матросы всю ночь оставались на палубе.
На другой день, 8 ноября, к восходу солнца шхуна уже прошла более ста миль. Лаг[72], который часто забрасывали в море, показывал среднюю скорость от восьми до девяти миль в час. На «Танкадере» поставили все паруса, и при боковом ровном ветре она давала максимум скорости. Если ветер не изменит своего направления, судну была обеспечена удача.
В течение всего этого дня «Танкадера» не отклонялась от прибрежных течений, благоприятных ее курсу. Она плыла в пяти милях от берега, и временами, когда рассеивался туман, были видны его неровные очертания.
Ветер дул с берега, и поэтому море было не так бурно — счастливое обстоятельство для шхуны, так как суда малого тоннажа больше всего страдают от волн, которые уменьшают скорость, или, говоря морским языком, «убивают» ее.
К полудню ветер немного ослабел и перешел на юго-восток. Лоцман приказал поставить топсель, но через два часа принужден был его убрать, так как ветер снова усилился.
Мистер Фогг и его спутница, к счастью, оказались нечувствительными к морской болезни и с аппетитом ели консервы и корабельные сухари. Фикс был приглашен разделить с ними трапезу. Он принял приглашение, хорошо зная, что
