Увлеченность Дрелла работой со спутниками-шпионами дала ему ощущение того, что он может изменить мир к лучшему по жизненно важным вопросам обороны. Со временем для Дрелла самым важным стало осуществление контроля над ядерной гонкой вооружений и уменьшение рисков ядерной войны. «Со временем, – говорил Дрелл, – я не мог не осознать того, что прогресс в ядерной науке в те далекие 1920-е и 1930-е годы привел к ужасным новым опасностям, угрожающим самому существованию нашей цивилизации в глобальном масштабе. Я говорю о ядерном оружии с его невообразимой разрушительной силой».[170]
Растущая угроза превратила контроль над вооружениями в моральную проблему для Дрелла. «Я лично убежден, – говорил он о своих размышлениях тогда и сегодня, – что научное сообщество – не каждый отдельный индивид, а все ученые, вместе взятые, – несет ответственность, моральное обязательство в предвидении последствий технологических перемен, вызванных нашим научным прогрессом и в оказании помощи гражданам и их правительствам в деле формирования их практических устремлений с тем, чтобы все делалось в интересах всего общества. Эта ответственность самым убедительнейшим образом проявляется в делах, связанных с ядерным оружием, чей огромный разрушительный потенциал не оставляет ни малейшей возможности для ошибок».[171]
Размышляя в 2008 году над моральными параметрами проблемы ядерного оружия, Дрелл ссылался на мысли отца Брайана Хеира, священника бостонского прихода и профессора Школы управления имени Джона Ф. Кеннеди Гарвардского университета. Дрелл особенно был поражен этими замечаниями, высказанными отцом Хеиром на симпозиуме в 1987 году: «Тысячелетиями люди верили, но если у кого-то было право назвать окончательный момент истины, то это лицо следует назвать Богом. С самого начала атомной эры мы по нарастающей обретали возможность назвать окончательный момент истины, но мы не боги. Однако нам следует жить с тем, что мы создали».[172]
Хотя Дрелл не верующий человек, он согласился с высказыванием отца Хеира, поскольку оно касается невероятной мощи, которую ядерное оружие передало в руки человеческих особей. «Говоря словами религиозного человека, эта мощь может быть в упрощенном и обобщающем порядке названа Бог, – говорил Дрелл. – Высказывание отца Хеира для меня суммирует тот факт, что мы обрели мощь, при помощи которой мы можем сделать то, что выходит за рамки всего существовавшего в нашей истории, – мы можем изменить условия существования на нашей планете. Мы можем уничтожить человеческий род. Это мудрая мысль».[173]
Чтобы выступать по вопросам обороны, Дрелл должен был примириться с теорией и практикой сдерживания, основой американской ядерной стратегии времен холодной войны. По своей сути, сдерживание сводится к простому грубому равновесию страха: Соединенные Штаты будут сохранять огромный ядерный арсенал с тем, чтобы с его помощью можно было нанести ответный удар на советское нападение с огневой мощью, достаточной для уничтожения Советского Союза. Такую политику назвали политикой взаимного гарантированного уничтожения (ВГУ). В разгар ядерной гонки вооружений в середине 1980-х годов Вашингтон и Москва имели в общей сложности 70 тысяч ядерных боеголовок.
По мнению Дрелла, опирающемуся на Пастырское послание 1983 года о ядерном оружии, подготовленное Конференцией католических священников Соединенных Штатов, «сдерживание приемлемо не как конечный результат сам по себе, а только как способ продвижения к тому, чтобы избавиться от оружия навсегда».[174]
«Я боролся, как и многие люди, с идеей о том, как мне ужиться с идеей сдерживания? – сказал Дрелл в 2008 году. – Я никогда не принимал понятия о том, что эти виды оружия могут быть использованы в войне. Я всегда цитировал Эйзенхауэра, сказавшего следующее: «С этими видами оружия война уже больше не является сражением до истощения и капитуляции, сейчас она превратилась в уничтожение и самоубийство». …Я полагал, что при наличии советской империи как таковой, провозглашенных ею целей и самого ее существования мы должны сдерживать их. Мы должны дать ясно понять: это не то оружие, которое мы хотели бы применить, это не то оружие, которое мы планируем применить. Но они должны знать, что если они сваляют дурака с нами, то должны ожидать того, что мы используем оружие против них и в той степени, которая будет неприемлема для них. Я не мог бы обещать больше сказанного».[175]
Во время холодной войны Дрелл не бросал вызов отказу Вашингтона от применения первыми ядерных видов вооружений. Эта позиция остается и сегодня на вооружении Америки – она означает, что Соединенные Штаты готовы ударить первыми с применением ядерного оружия и не берут на себя обязательство применять ядерное оружие только в целях самообороны. Активные дебаты принципиального характера по данному вопросу продолжались десятками лет. Принятие того, что нам известно как политика отказа от использования первыми атомного оружия, уменьшит роль ядерного оружия как основы американской оборонительной стратегии. Но противники опасаются, что это может ослабить американскую оборону за счет устранения угрозы устрашения, которая может заставить противников задуматься над тем, чтобы вообще связываться с Вашингтоном.[176] Сегодня, когда он выступает за ликвидацию ядерного оружия, Дрелл по-прежнему не готов одобрить отказ от применения первым ядерного оружия. Но он говорит, что именно ядерное оружие должно рассматриваться как «последнее средство обороны».
В то время как в 1960-е годы Дрелл, находясь в Стэнфорде, все глубже втягивался в дела обороны, Билл Перри создавал передовые системы оборонного назначения, проживая в Саннивейле, в нескольких километрах вниз по приморской сквозной трассе. По мере увеличения объема работы на правительство в ЛЭОН компания «Сильвания» повысила Перри до должности заведующего отделом лаборатории, который занимался работой по системотехнике, и в итоге сделала его руководителем лаборатории. Со временем ему перестала нравиться корпоративная культура и деловая стратегия в компании «Сильвания». И он начал продвигать идею среди своих коллег по созданию собственной компании, специализирующейся на оборонзаказе. Они, бывало, периодически собирались в доме Билла и Ли на Чарльстон-корт в Пало-Альто. Однажды утром, находясь в своей «берлоге», они придумали название компании, которое было во многом созвучно с ЛЭОН: Лаборатория электромагнитных систем (ЛЭМС). Несмотря на некоторое сходство или, возможно, из-за этого, Перри сообщил группе, что новая компания не будет пытаться перевести все контракты из ЛЭОН в ЛЭМС. Новая фирма была учреждена в январе 1964 года. Ее первые официальные помещения располагались в Пало-Альто, потом позднее в Саннивейле. Перри был главным исполнительным директором.
Открыть новую компанию для того, чтобы завершить имевшиеся оборонные заказы, было весьма рискованным делом. Но Перри и его команда заполнили жизненно важную нишу – сбор и обработку электронных разведывательных данных, или ЭЛРАЗДА. Советская ракетная телеметрия – это было лишь одно дело. К середине 1960-х годов прогресс в области электроники открывал новые каналы связи, включая микроволновые передачи. Стали задействовать спутники связи, и Соединенные Штаты и Советский Союз много средств вкладывали в новые системы связи.
Под руководством Перри ЛЭМС быстро стала высокоприбыльным высокоспециализированным подрядчиком, главным профилем которого были системы ЭЛРАЗДА. Он подключился к растущему потоку правительственных расходов, связанных с технологиями для обороны и разведки, которые помогли превратить округ Санта-Клара в центр высокотехнологичной обороны, предшественника развития Силиконовой долины в этом же районе.
Перри не был обычным бизнесменом. Гилберт Деккер, работавший вместе с Перри в ЛЭМС, а позднее сменивший его в качестве исполнительного директора, так описывал встречи высшего руководства ЛЭМС.
«Вы ведь знаете, как проходят заседания с участием сотрудников аппарата. Вы сидите там и спорите со всеми. Иногда мне казалось, что Билл даже храпел. Он давал возможность свободно обсуждать какую-то тему, и часто мы кричали друг на друга. «Все это ерунда, вы не знаете, о чем вы говорите». И когда терялась нить разговора, вы вдруг понимаете, что он переварил все им услышанное. …И он обобщает все, что, по его мнению, должно быть сделано. И вы смотрите на него и говорите: как же, черт побери, он умудрился сделать это?»[177]
Хотя о ЛЭМС мало знали за пределами мира специализированных оборонзаказчиков, лаборатория находилась прямо в центре одной из крупнейших разведывательных операций периода холодной войны – создание спутников-шпионов, которые могли расшифровать многое из телеметрической информации Советского Союза. Идея перехвата электронных передач из космоса была привлекательна, но ужасно трудна в плане выполнения. Самолеты, подобно тем, которые были снаряжены подслушивающими устройствами ЛОЭМ, летали не так высоко и не могли оставаться в небе сколько необходимо, чтобы получить устойчивый поток информации. Спутники, летающие на орбите в несколько сот километров над землей, вращались вокруг планеты слишком быстро, что позволяло получить лишь фрагментарный набор электронных сигналов в каком-то одном месте.
