— Идем, — патриарх кивнул на дом.
Мы вылезли из машины вдвоем, одновременно хлопнув дверьми. Первым к калитке успел я. Толкнул железную дверку и она, жалобно скрипнув, распахнулась. Уважительно посторонился, пропуская Левона Суреновича вперед. Патриарх с достоинством кивнул и зашел во двор. Я последовал за ним.
В коридоре нас встретили паренек и огромный громила, такой же массивный и мордастый, как и его напарник, оставшийся в машине.
— Прошу пардону, — криво усмехнулся урка в кепке. — Надо вас немного обшманать. Если с собой волыны или перья, лучше сдайте сразу, чтобы вопросов не возникло. Только не дергайтесь. Здесь надежно как в швейцарском банке, после терки заберете обратно.
— Нет у нас никакого оружия, — патриарх поднял руки, — Проверяйте.
Паренек охлопал Барсамяна, не поленился даже проверить полы брюк. Громила ладонями обстучал меня.
— Проходите уважаемый, — урка пропустил Левона и притормозил меня выставленной ладонью.
— Может с нами почифиришь? Сушками похрустим, о делишках пацанских побазарим. А они сами перетрут?
— Нет, — отказался я. — Мне нужно к Шалве.
— Он со мной, — добавил Барсамян. — С Шалвой договорено.
— Жиган, — раздался надтреснутый старческий голос из дома. — Не барагозь. Пропусти гостей.
— Как скажешь, Шалва, — бандит пожал плечами, отошел в сторону, распахнул дверь, ведущую во внутренние помещения, и издевательски поклонился:
— Прошу, гости дорогие!
В большой комнате царил полумрак. Большие шторы из плотной ткани, закрывали окна, не пропуская солнечный свет. В центре развалился в огромном мягком кресле полный седой дядька с пледом на коленях… Обвисшие брыли делали его похожим на печального бульдога, поредевшие, ещё кокетливо курчавящиеся белоснежные волосы выглядели комично. Но желание веселиться пропало сразу, как только увидел глаза вора. Холодные, настороженные как у хищника, перед прыжком на очередную жертву.
В татуированных пальцах дымилась сигарета, на журнальном столике рядом находилась початая бутылка коньяка, наполовину наполненный пузатый бокал и круглая хрустальная пепельница.
«От звонка до звонка сидел, и в Крестах чалился», — сделал вывод я, разглядев заштрихованный перстень и второй с крестом.
— Приветствую, батоно Левон, — буркнул Шалва.
— И тебе доброго здравия, батоно Шалва, — откликнулся патриарх.
— Это кто с тобой? — пронзительный колючий взгляд прошелся по мне. Я никогда не был трусом, но на секунду стало не по себе.
— Мой друг и компаньон внука, Михаил Елизаров, — представил Барсамян.
Я молча кивнул.
— Понятно, — царственно кивнул вор и показал рукой на стоящие напротив два кресла поменьше. — Присаживайтесь.
Подождал, когда мы расселись, пыхнул сигареткой, барственно оставив мизинец, выдохнул клуб сизого дыма и поинтересовался:
— Ко мне зачем приехали?
— Поговорить, — невозмутимо ответил патриарх. — Сегодня утром Барин со своими сявками стрелял и ранил моего внука, и я хочу с него за это спросить.
— Я здесь причем? — прищурился Шалва. — Тебе надо, ты и спрашивай. От меня чего хочешь? Сказал уже, впрягаться не буду. Барин в своем праве, заказ отрабатывает.
— Шалва, ты же понимаешь, если с Ашотом что-то случится, мне будет плевать, кто стрелял, кто передал заказ, кто платил деньги, — ласково напомнил Левон. — Под раздачу попадут все.
— Ты мне предъявляешь? — вор приподнялся с кресла и немигающим взглядом впился в лицо Барсамяна.
— Пока нет, — лаконично ответил патриарх. — Предупреждаю. Я тебя в Мордовской колонии прикрыл. Теперь твоя очередь отдавать долг.
Минуту вор напряженно сверлил взглядом патриарха. Барсамян остался спокойным и внешне невозмутимым.
Наконец Шалва снова откинулся на спинку кресла.
— Я никогда и никого не сдавал, — глухо ответил он. — Извини, Левон, ничем помочь не могу.
— Тогда и ты извини, — горько усмехнулся Левон Суренович. — В Мордовии я за тебя вписался по молодости, верил, что ты не при делах. Сейчас не стану. Буквально на днях пересекся с Сеней Козырем, помнишь такого? Он мои подозрения подтвердил.
— Ты меня случаем на понт голимый не берешь, мил человек? — скривился Шалва. — Козырь давно должен был в ящик сыграть.
— Живой он, — невозмутимо сообщил Левон Суренович. — Постарел Сеня, правда, так от этого никто не застрахован. Я его подогрел малость, лепилу толкового подогнал. Записал он обращение к братве, и раскрыл все детали похищения общака и убийства Тимохи.
— Думаешь, ему поверят, по происшествии стольких лет? — криво усмехнулся вор.
— Поверят, не поверят, а кипиш серьезный поднимется, — многозначительно заметил патриарх. — И твои враги этим воспользуются. С меня взятки гладки, я правду сказал. Но это не отменяет того, что ты обо всем договорился заранее, и делал себе алиби в лазарете.
Шалва подобрался, глянул хищно, вцепился побелевшими пальцами в подлокотники кресла:
— Зря ты так, батоно Левон, ой зря, — прошипел он. — Не получится у нас сегодня разговора. Барина я в любом случае не сдам. Четыре года с ним работал. Пацаны, залетайте!
Я начал действовать одновременно с последними словами вора. Вскочил, подхватил журнальный столик, и когда дверь с грохотом распахнулась, метнул в его в бандитов со всем содержимым. На долю секунды успел зафиксировать появившегося на пороге Жигана с поблескивающим черным воронением «ТТ», сзади маячил громила с маузером «К96», казавшимся игрушечным в огромной лапище. Но ничего сделать они не успели.
Хрустальная пепельница, бутылка и бокал с громким звоном разлетелись о стену, брызнув прозрачными осколками, оставив расплывающееся темное пятно на бумажных обоях. Журнальный столик ракетой врезался в бандитов и почти снес невысокого худощавого Жигана, повалившегося спиной на здоровяка.
Приподнявшийся в кресле Шалва щелчком бросил в меня бычок и резко опустил руку вниз, отбросив одеяло. Инстинктивно отдернул голову, чудом увернувшись от оставляющей дымный след сигареты.
Сидящий рядом Барсамян с силой дернул за руку. Поддавшись рывку, резко сместился вправо. И вовремя, блестящее лезвие финки просвистело рядом, обдав меня слабой воздушной волной. Вспороло ткань кресла, сразу вспучившимся желтыми квадратиками поролона и пучками ваты, и застыло, наполовину воткнувшись в спинку.
Патриарх подхватил стоящий рядом стул, целясь в восстанавливающих равновесие бандитов, а я запустил руку к поясу. Еле слышно щелкнула пряжка, металлическое ложе легло в ладонь. Шалва уже почти встал, запустил волосатую руку под подушку кресла, но больше ничего не успел. Я врезался в него, расшибая лбом переносицу и опрокидывая обратно.
Треск ломающейся древесины раздался почти одновременно с выстрелом.
— Дернетесь, порешу пахана, — рыкнул я, прижимая лепесток клинка к морщинистому горлу вора. По кадыку, пятная белоснежную рубашку, медленно потекла жирная капля крови.
Я рывком поднял Шалву, оказавшись за ним, и придерживая одной рукой нож у горла, другой пошарил под подушкой. Нащупал ребристую рукоять пистолета, ухмыльнулся, щелкнул флажком предохранителя и направил «макаров» на растерявшихся бандитов.
— Левон Суренович, станьте сзади.
Барсамян молча, одним плавным движением переместился за мою спину.
«Хорошо двигается для старикана», — машинально отметил я
— Не кипешуй, фраерок, иначе я тебя на куски порежу, — прохрипел Жиган, пытаясь поймать меня на прицел «ТТ». Получалось у него плохо, я буквально прилип к Шалве, спрятавшись за грузной фигурой вора.
— Скажи своим сявкам, чтобы бросили волыны, иначе завалю, — рявкнул я, и лезвие клинка вспороло кожу на подбородке грузина. Вторая жирная красная капля медленно потекла вниз по дряблой коже, оставляя кровавую дорожку.
— Не шмалять, — прохрипел Шалва, — Делайте, что он говорит.
Жиган сплюнул, но подчинился. Бросил пистолет. Здоровяк последовал его примеру. Внезапно грохнул выстрел, затем ещё один. В проеме, через открытую входную дверь, было видно, как с громким лязгом отлетела в сторону калитка и во двор ворвались несколько человек с пистолетами и ППШ. Откуда-то сбоку навстречу метнулся долговязый тип в байковой рубахе, но сразу оценив обстановку, отбросил револьвер в траву с истерическим криком:
