— Именно это я и имела в виду, — не дрогнув бровью, говорит Кира.
— Он у тебя по какому году?.. Ага... Но месяца два или три, Зиновьева, тебе, понимаешь ли, не заработать даже тридцати рублей...
— Что ж делать, как-нибудь проживу.
— Подналяг. За нами дело не станет, как только поднатореешь — дадим разряд.
Улыбаясь и сияя глазами, Кира уходит с завода.
И только на улице, оглянувшись — нет ли кого поблизости, она потуже завязывает тесемки от шапки-ушанки.
«Ничего. Рыбий жир — полезен. Он очень, очень полезен... Рыбий жир — это хорошо! В нем — витамин «А». В нем, в нем... целый ряд других витаминов...»
К остановке подкатывает автобус.
* * *
Пять утра. Валяй просыпайся!
Мороз и солнце: день чудесный!Еще ты дремлешь, друг прелестный —Пора, красавица, проснись:Открой сомкнуты негой взорыНавстречу северной Авроры,Звездою севера явись!
...Явилась. Звездою севера. Стянула пальто, закатала рукава фланелевой кофточки. Надела рабочий халат. ЕЙ выдали под расписку огромный и острый нож.
«И вовсе я не чувствую запаха рыбы. И меня не тошнит. И никакая я вовсе не ученица консервзавода. Я кухарка. Мы едем в Африку. Я готовлю обед для команды».
Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,На мутном небе мгла носилась;Луна, как бледное пятно...
Потеснившись, Кире освободили место у разделочного стола. Женщины переговариваются друг с дружкой. Кира не понимает ни слова. Справа и слева чьи-то руки потрошат рыбу. Рыбы бьют хвостами, таращат глаза.
Не думать, не отвлекаться. Живей! Веселей!
Почему никто ей не помогает? У них есть бригадир, он обязан ей показать хоть раз, хоть один разок... А как он покажет, если с Кирой не объяснишься?!
Кира внимательно смотрит на руки старых работниц. Так, так. Поняла.
Хлещет кровь (рыбья кровь). Рыба бьется. Она — живая.
Блестя на солнце, снег лежит;Прозрачный лес один чернеет,И ель сквозь иней зеленеет.
Итак — начнем!
Ветер раздул паруса на бриге. Бриг отчалил от берега. Плачут женщины. Они машут платками.
Порт. И еще один. И снова порт...
Я вышла на палубу. На мне — белый фартук кока (кухарки).
«Привет, красотка! (Так мне говорят моряки с берега.) Ты откуда взялась, красотка?»
Вперед, мой бриг! На его носу лепная фигура: женщина с волосами, похожими на тонкие трещины. Ее голову венчает крошечная корона.
Я гуляю по Африке. В Африке на каждом шагу продают бананы. Как славно пахнут бананы!
Хочется пить. Пожалуйста. Вот. Таверна.
«Дайте мне эля!»
...Кровь, кровь, кровь. Рыбы бьют хвостами, они выскальзывают из рук. У Киры кружится голова. Вот что значит подлинные работницы... Они смеются и разговаривают друг с другом!..
Гудок. Все вокруг останавливается, наступает глухая, полная тишина. Что же это такое?
А ничего особенного: обеденный перерыв.
Работницы тщательно моют руки. В кармане у каждой — мыльница. В мыльнице — душистое мыло.
«Как же быть? У меня ни мыла, ни полотенца?.. Вот обмылочек, ничего, я этим обмылочком, этим обмылочком!..»
— На! — говорит, улыбаясь, какая-то женщина и протягивает ей мыло.
Женщины идут на второй этаж. Кира — за ними. Женщины становятся в очередь. Кира — за ними. Женщины платят каждая по двадцать копеек. Кира — не отстает. Женщины садятся к столам.
На каждом столе — цветы. Кира любит герань. Она садится к столу с геранью.
Женщины едят превосходный борщ со сметаной. Кира — не отстает. Женщины едят котлеты и картофельное пюре. Кира — не отстает. Кисель... Превосходно! Здесь не пропадешь с голоду.
Звонок. Работницы устремляются вниз. Кира — не отстает.
Привет, Бразилия! Я в Буэнос-Айресе. Меня тошнит. Улицы Буэнос-Айреса пахнут рыбьим жиром и потрохами.
«Кто подарил тебе это платье, красотка? А серьги? А это кольцо, красотка?»
«Мой возлюбленный. Он — моряк».
Возлюбленный, рыба — живая, живая живая... Каково мне сдирать с нее чешую!
«Кирилка, да ведь это вовсе не чешуя — серебро!»
...Горы, груды, пригоршни серебра. Оно на халате, на руках Киры. Несметные богатства моря, вышвырнувшего людям свои богатства.
Гудок (нынче суббота — короткий день).
Девочка тщательно моет руки, тщательно, очень тщательно обтирает их носовым платком... Волосы! Да что же это такое? Ее волосы в рыбьих чешуйках (то бишь в серебре). У работниц на головах косынки, а Кира не знала, что надо с собой прихватить косынку.
Снять халат, обтереть волосы, натянуть пальто...
От платья здорово пахнет рыбой. Как быть? Значит, шуба тоже пропахнет рыбой?
Вместе с халатами женщины поснимали рабочие платья — переоделись. А она ничего с собой не взяла.
...Автобус летит вперед. Кира смотрит в окно. Она занята хозяйственными заботами.
«...Мыло — раз; два — картошка; хлеб (можно черный, не обязательно белый). Соль можно взять у Жанны. Не покупать же соли! А?.. Как по-вашему?»
— Почта! — объявляет кондукторша.
«Дорогие девочки, Ксана и Вероничка! Я уезжаю в Африку — еду кухаркой — «коком» (так это называется по-морскому).
Решительно прошу вас маме об этом ни слова не говорить. Убедительно прошу. По-товарищески.
Но знакомым ребятам вы можете намекнуть — Кира, мол, едет в Африку.
Анне Афанасьевне, моему бывшему классному воспитателю, передайте от меня сердечный привет. Разбрелись по свету ее питомцы!
Мама, наверное, сердится, что я нечаянно прихватила ее пуховый платок. Но здесь так холодно! И не съем я ее платка.
О С а ш к е н е с п р а ш и в а ю. М н е с т р а ш н о.
Я вас очень люблю и целую. В моем шкафу осталось четыре платья. Оба летних (ситцевое в горошину и сатиновое) я отдаю вам.
Девочки, приглядите за мамой. Если б вы знали, как может взрослому человеку недоставать мамы! А главное то, что я понятия не имела, как ее может недоставать! Помогайте маме, я вас прошу убедительно. Никто ей не помогает, и она никогда не жалуется. А я, понимаете, этого почему-то не замечала. Так что сделайте выводы.
Обнимаю. Целую.
Кира.P. S. Из Африки отправлю посылку. Не плачьте. Больше мужества.
Ваша
Кира».У телеграфного окошечка стоит Пауль из местного радио (тот, что собирался забросить ей как-нибудь вечером мышеловку).
— Здравствуй, Пауль, — сияя улыбкой, говорит Кира.
— Что с тобой, Кира? Что у тебя в карманах? Селедка, что ли?
— Сардины, — улыбаясь все веселее и победительней, отвечает она. — Я люблю сардины. Ну, бывай... Спешу! У меня ответственное свидание...
У КИНОБУДКИ
Сутуловатая, высокая девочка поднимается по лестнице клуба, разматывая платок...
— Привет, товарищ механик. Меня зовут Кирой. Кирой Зиновьевой.
— Ну и что? — хрипловатым баском отвечает он. — Допустим, ты Кира или Сапфира. Так что из этого вытекает?
— Я к вам за личной помощью... Понимаете?! — громким шепотом говорит она.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Рядового Костырика, Всеволода Сергеевича, просят пройти по важному делу к будке киномеханика. (Пауза.) Если в зале находится рядовой Костырик, то его срочно просят к будке киномеханика.
Солдат Костырик не появляется у будки киномеханика.
Кира ждет, она приказывает себе успокоиться, расстегивает пальто....
«А вдруг он сегодня «дневалит»? А вдруг я прожду шесть сеансов и не дождусь?..»
Ей становится страшно.
А на экране, которому ни до чего нет дела, — рука ребенка, зажавшая ломоть хлеба, крыша отчего дома... Школьный учебник, переплетенный руками отца... Бежит по улице девочка и кричит: «Мама!»
Кира принимается плакать. Осторожно катятся слезы по Кириному лицу. Она дышит широко раскрытым ртом — боится всхлипнуть, чтобы не раздражать механика.
И вдруг его шершавые пальцы уверенно и нагловато приподнимают ее подбородок. В темноте кинобудки хриплый голос механика шепчет:
— Коза.
«Ну и пусть, пусть! А я как будто не замечаю! Он не схватил меня за подбородок. Он не сказал: «Коза»!
Неподвижность Киры подсекает инициативу механика.
Картина идет к концу. Девочка вытирает лицо ладонью.
В зале — свет.
Механик, уверенно улыбаясь, глядит в ее заплаканное лицо.
— Скажи-ка мне, отчего девчонки так любят реветь?
Кира молчит. Она натянуто улыбается.
— Рядового Костырика, Всеволода Сергеевича, просят к будке киномеханика... Если в зале находится рядовой Костырик, его просят подняться на третий этаж и подойти к кинобудке.
Стучат по ступенькам тяжелые сапоги солдат, на нижней площадке слышится говорок...
— В чем дело? — сердито спрашивает чей-то молодой голос, обращаясь к Кириному затылку. — Кто меня вызывал?
...Скрипнул под Кирой стул... Не выдержав тяжести ее шубки, он осторожно свалился на пол...
Они стояли друг против друга, глядя в лицо друг другу. А между ними — как баррикада — упавший стул..
