вовсе само пройдёт.
- Так, - сказал я, подойдя вплотную. – Подняться сможешь?
Она сделала робкую попытку и тут же, взвизгнув от боли, снова повалилась на траву. Хреново.
- Понятно, - как заправский фельдшер произнёс я. – Давай-ка, обопрись на меня. Ещё раз попробуем.
Она схватилась за моё плечо и снова попыталась приподняться.
- Ай! – гримаса боли исказила её лицо.
Похоже, придётся взять её на руки и отнести домой. К ней домой, а не к себе.
- Что же, - проговорил я, с видом человека не видящим другого выхода. – Придётся мне донести тебя до дому. Ты как? Не против?
- Согласная я, - ответила она так, словно я её сейчас замуж позвал.
- А муж твой не заругается? – спросил я на всякий случай.
- На выдане я, - голос её прозвучал как приглашение.
Ну, ладно, хоть не приревнует никто, и то хорошо. Я опустился на корточки возле неё, аккуратненько взял её на руки, она тут же обвила мою шею руками, соображает. Я медленно выпрямился.
- Показывай, куда нести.
- Добрый ты, барин.
Барин? Ну, да, я же с утра в выделенный мне Стариновым наряд облачился, значит, барин. Не понятно только, почему на него кузнец также не прореагировал. Интересно, эта барышня далеко от колодца живёт? Не с другого же конца деревни она за водой ходит.
- Куда нести? – улыбаясь, спросил я.
- А вон в ту избу, у какой рябина стоит.
Метров сто. Фигня делов, сейчас доставим. И я понёс девицу в направлении избы с рябиной. Посмотрел краем глаза на спасаемую: на лице выражение застывшего счастья, типа уже и нога не болит. Ну, её, наверное, не каждый день баре вот так вот до дома таскают. Да и перед соседями покрасоваться.
- Тебя как зовут-то? – спросил я для поддержания разговора.
Девица залилась краской:
-Нюрашкой кличут.
Угу, Анна, значит. Можно ещё спросить, сколько ей лет, но у женщин спрашивать такое, считается неприличным. Мне, правда, кажется, что гораздо более неприлично спрашивать у них не, сколько им полных лет, а сколько в них полных килограммов, а ещё неприличнее – сколько полных пудов. И дело даже не в самом слове «полных», хотя, ассоциацию они быстренько проведут. В моём случае подобная информация, конечно, не помешала бы, но не будем давать повода упрекнуть себя в бестактности.
- Через калитку пойдём? – уточнил я маршрут.
- Через калитку, барин, - подтвердила она. – На крылечко… Осторожно! Приступочек здесь.
Я поднялся на пять ступенек и остановился перед закрытой дверью.
- Стучи, - сказал я ей.
- По что? Нет в избе никого.
- А как мы войдём?
- Смешной ты, барин, дверь-ту толкни, она и отворится.
Увидев, что дверь открывается вовнутрь, я так и поступил: приняв весь вес на правую ногу, носком левой я слегка толкнул дверь. Как и предсказала девушка, дверь открылась, пропуская нас в полумрак сеней.
- Ну? – подбодрила меня Нюрашка. – В избу пройдёшь, аль как?
Я пригнул голову, чтобы не удариться о притолоку, и вошёл. Глаза не сразу привыкли к темноте, а когда привыкли, то оказалось, что тут и не темно вовсе, так – полумрак.
- Куда дальше? – спросил я у пострадавшей.
- В светёлку, - буднично ответила та, но видя моё замешательство, уточнила: - Вон туда.
Указав направление подбородком, она при этом обеими руками продолжала крепко держаться за мою шею. Что ж, в светёлку, так в светёлку.
Светёлка оказалась комнатой квадратов на десять-двенадцать. Возле входа стоял сундук, дальше кровать, у окна столик, рядом табурет и какой-то аппарат типа прялки. Я подошёл к кровати, искренне полагая, что человека с повреждённой ногой именно там и следует разместить. Осторожно наклонился, чтобы и больную положить поаккуратней, ну и, чтоб спину себе не сорвать ненароком. Больная, едва коснувшись спиною постели, тут же отпустила мою шею и моментально обхватила руками мою голову, жадно впиваясь своими губами в мои.
Такого поворота событий я не ожидал. Ну, может быть, самую малость надеялся на него. Всё это, конечно, здорово, вот только у нас все двери настежь, а если сейчас зайдёт кто-нибудь, а у нас тут такое…
Хорошо, что я не успел ничего предпринять в плане развития отношений, потому что сначала на крыльце, а потом и в сенях послышались звуки шагов нескольких пар ног. Вот только Нюрка – поганка эдакая не просто не отпустила меня, но и вцепилась в меня ещё сильнее.
- Это что ещё тут такое? – послышался в дверях грозный мужской голос.
Нюрка резко оттолкнула меня и завопила:
- Тятенька! Спаси! – и, тыча пальцем в человека, которого только что пыталась соблазнить, крикнула: - Он стервец, снасильничать хотел!
Охренеть! А я и охренел! Вот падла!
Стоявший в дверях мужик, я так понимаю, тятенька – это именно он, свирепел на глазах.
- Что-о-о? Нюрка моя приглянулась? – прозвучало это очень угрожающе.
Ситуация усугублялась ещё и тем, что из-за его спины появились по меньшей мере три рожи помоложе.
- А ты женись! – похоже, что отказ от этого предложения не предполагался в принципе.
- Э! Э! Э! – запротестовал я, поднимая вверх открытые ладони. – Вы, мужики, всё не так поняли! – на краешке сознания я понимал, как глупо это сейчас звучит, но в голову больше ничего не лезло.
- Батя, он что, не хочет? – пробасила наиболее бородатая рожа.
- Напаскудил, а теперь в кусты?! – взвился батя. – А ну-ка, сыны, просватайте его как следоват!
Сынов оказалось трое, и они, отодвинув батю в сторону, ввалились в светёлку.
- Да постойте! Дайте хоть слово сказать! – но меня никто не слушал.
- Сестру снасильничал, и жениться не хочешь? – взревел стоявший первым, судя по длине бороды – старший из Нюркиных братьев.
- Поучи его Митька! – крикнул младший.
- Щща-а! – ощерился мой старший шурин, и схватил меня за плечи, намереваясь…
Что он там намеревался сделать, я выяснять не стал, а рванув его за рубаху вправо и вниз, чтоб он наклонился вперёд, так припечатал ему коленом в грудак, что он из своих лаптей на поларшина выпрыгнул. Сразу же резким апперкотом отправил его в объятья отца, тот поймал сына, отступив при этом на пару шагов в сени. В освободившемся пространстве у меня появилась возможность достать ногой младшего.