Несколько минут спустя Кан кисло сообщил Ренцо:
— Джон Рождерс Хегеман позвонил лично Макклиллену и попросил прекратить обыск. Он считает, что мы вредим имиджу компании, а руки у него длинные. Мэр приказал покинуть башню не позже чем через два часа. Вывод: если тело Уилкинса здесь, найти его надо немедленно.
— А наши два врача? — сказал Ренцо. — Я знаю, методы Фрейда и Юнга вас раздражают, но они доказали, что могут быть полезными.
— Я уже послал за ними, — признался Кан. — Правда, они европейцы — если от них ничего не требуется, они тут как тут, но стоит ли на них рассчитывать, когда они действительно нужны?
Через полчаса легкий экипаж доставил Фрейда и Юнга к Метрополитен-тауэр.
— Джеймс Уилкинс — еще один пропавший друг Корда, — объяснил им Кан. — Возможно, его прячут где-то здесь. Мы должны обыскать все здание, а времени у нас очень мало. Узнали вы что-нибудь, что могло бы нам помочь?
Юнг быстро изложил то, что рассказал им Гупнин.
— Каждый рисунок, — подвел он итог, — символизирует месть человека, принимающего себя за библейского Хирама. Сюжет на медной пластинке, найденной в резервуаре, изображает способ убийства Эмери.
— Где же, судя по остальным рисункам, — спросил Кан, — убийца мог совершить свое второе преступление?
— Судьба Джеймса Уилкинса, — сказал Юнг, — изображена либо на рисунке с крылатыми змеями, либо на рисунке с саламандрами. В первом случае логично предположить, что его принесли в жертву в воздухе.
— Например, на вершине этого небоскреба, — предположил Фрейд.
— Верхняя часть здания устроена очень сложно, — заметил Кан. — Там есть маяк, колокол, четыре огромных часовых механизма.
— Орудие убийства — крылатые змеи, — продолжил свою мысль Юнг. — Проще говоря, птицы. Это подходит, если мы считаем, что убийство произошло где-то высоко.
— Я вижу еще один след, — сказал Фрейд. — Во многих легендах, например в легенде о Фениксе, птица символизирует время. А ход времени сравнивают с полетом птицы.
— Ну и где этот след? — спросил Кан. — Напоминаю, времени у нас в обрез!
— Вы сами сказали, что наверху башни четыре часовых механизма…
— Значит, вы думаете, что наш убийца совершил преступление рядом с этими символами времени?
— Это просто гипотеза, — ответил Фрейд. — Но полагаю, вам следует тщательно осмотреть эти жуткие ходики с кукушкой в псевдоготическом стиле.
Помня о том, как находка трупа Эмери потрясла Фрейда и Юнга, Кан не попросил их сопровождать его на верхние этажи Метрополитен-тауэр. Вместе с Ренцо и срочно вызванным часовщиком он сел в лифт и поднялся на сороковой этаж.
Часовщик Вайсман, светловолосый немец, раз в неделю осматривал механизмы четырех часов. Сначала он повел их к северным часам, к которым поднималась витая лесенка. Гигантские размеры внутреннего устройства часов поражали воображение. Кан присвистнул от восхищения, увидев вблизи циферблат диаметром восемь метров и массивные зубчатые колеса.
— Что, впечатляет? А представьте, сколько усилий понадобилось, чтобы их установить, — сказал Вайсман. — Одна минутная стрелка — это полтонны свинца. А снаружи все покрыто такахойским мрамором. — Он улыбнулся, продемонстрировав нехватку половины зубов. — И все это для того, чтобы круглосуточно сообщать время тем, кто ждет, чтобы хоть что-нибудь произошло. А ничего никогда не происходит…
Кан заинтересовался отверстиями, просверленными в циферблате на равном расстоянии друг от друга. Он подошел к ним, и сквозь них ему открылся головокружительный вид на Манхэттен. Но ничего подозрительного инспектор не обнаружил. С тем же успехом они обследовали восточные, южные и западные часы.
Когда они проходили перед циферблатом северных часов, все вокруг задрожало и раздался оглушительный звон.
— Полдень, — перекрикивая звон, сообщил часовщик. — Закройте уши.
Пробило двенадцать ударов, Кан последний раз взглянул на часы и, смирившись с неудачей, направился к лестнице.
— Пора забыть о психоанализе и вернуться к логике, — сказал он Ренцо.
Но вдруг его взгляд упал на маленькую металлическую дверь, наполовину скрытую опорой.
— А это что за комната? — спросил он, останавливаясь.
— Подсобка, — объяснил часовщик. — Мы там инструменты храним.
— Как часто вы туда заходите?
— Только когда что-то ломается. Вот уже месяца четыре ничего не случалось. У меня есть ключи. Хотите войти?
В этот самый момент они услышали какие-то глухие мерные звуки с той стороны двери, словно кто-то внутри забивал гвоздь в стену.
Кан достал кольт из кобуры, взвел курок. Сделал знак Ренцо последовать его примеру.
— Откройте дверь и отойдите, — сказал он Вайсману.
Часовщик медленно повернул ключ в замочной скважине.
— Это, должно быть, крысы, — заметил он. — Помещение пустое.
— Подождите! — закричал Кан.
Часовщик не послушал его и вошел в комнату. Но тотчас же с воплем выбежал обратно, прижав руку к горлу. Рука его была в крови.
— Отойдите же, черт побери! — крикнул Кан.
Из подсобного помещения по-прежнему доносился размеренный глухой стук.
Кан поручил часовщика заботам Ренцо, прижался к стене и, держа револьвер в вытянутой руке, заглянул внутрь. В нос сразу же ударил резкий запах, кислый, гнилостный, напоминающий смесь запахов уксуса, прокисшего молока и рвоты.
Ничего не было видно, и ему пришлось войти в комнату. Что-то зашевелилось у него над головой, и он выстрелил. Пуля разбила окно.
Кан промахнулся. Птица с ярким радужным оперением, как слепая, металась по всей комнате и натыкалась на стены, ища выход. Кан с размаха ударил ее кольтом. Оглушенная птица, теряя перья, тяжело ударилась об пол.
Кан заметил вторую птицу. Она неподвижно лежала на полу рядом с ворохом одежды. Инспектор увидел следы крови. Открыв единственный в комнате шкаф, он обнаружил внутри аккуратно сложенные инструменты. Шкаф был отодвинут от стены примерно на тридцать сантиметров. Кан обошел его и с трудом сдержал крик.
В каменной стене было окно. К его раме за растянутые в стороны руки и ноги был привязан голый человек. Тело и шея вздулись, но разложение не могло скрыть многочисленных ран на груди, покрытых запекшейся кровью. Лицо было невозможно узнать.
Задыхаясь от смрада, сдерживая рвотные позывы, Кан попятился и что-то задел ногой. На полу лежала медная пластинка. Он тотчас узнал второй рисунок с крылатыми змеями.
Кан вышел на лестницу и сказал Ренцо, который поддерживал нетвердо стоящего на ногах часовщика:
— Надо вызвать судебно-медицинского эксперта и сделать первое вскрытие на месте.
Ренцо кивнул. Пошатывающийся Вайсман смотрел на них блуждающим взглядом. Говорить он не мог: одной рукой он указывал на свое горло, другой прижимал к нему окровавленный платок. Кан отвел его руку в сторону и осмотрел рану. Кожа вокруг нее опухла и посинела.
— Что со мной? — проговорил часовщик.
Вдруг он задрожал всем телом и с глухим стуком повалился на пол.
Кан велел Ренцо бежать вниз и привести полицейских, обыскивавших нижние этажи. А сам взвалил тяжелое тело Вайсмана на плечи и начал спускаться к лифту.
Кан укорял себя за то, что позволил часовщику первому войти в подсобное помещение. И за то, что недооценил преступника, который, убив свою жертву, оставил после себя столь коварную ловушку.
Спустя час Фрейд и Юнг стояли в коридоре «Нью-Йорк хоспител» на Шестьдесят восьмой улице и ждали вестей о состоянии здоровья часовщика. Рядом с ними тянулась очередь к кабинету, где делали прививку от брюшного тифа. Пациенты передавали друг другу слухи о том, что некая Мэри Меллон, или Тифозная Мэри, сбежала из больницы, где ее держали на карантине. Городу угрожала эпидемия.
Фрейд и Юнг по просьбе Кана оказали часовщику первую помощь в холле небоскреба и отвезли его в больницу. По-видимому, в кровь Вайсмана попал какой-то неизвестный яд.
Перед тем как уехать в комиссариат по вызову Салливена, Кан успел лишь в двух словах рассказать психоаналитикам о том, как были найдены труп Джеймса Уилкинса и вторая медная пластинка.
Психоаналитики обсуждали мучительную смерть Уилкинса. Они были в гневе и недоумении — и пытались найти хоть какое-то объяснение тому, что случилось.
— Убийца навязчиво демонстрирует свой невроз, — сказал Фрейд, — оставляя после себя улики. Но все-таки, что бы там ни говорил ваш друг Гупнин, это вызывает недоумение.
— Помимо мистического, у преступника, несомненно, есть какой-то практический мотив, — заметил Юнг. — Например, он хочет запугать членов Клуба архитекторов. Эти алхимические каракули понятны только им, значит, им они и адресованы.
Фрейд посторонился и пропустил санитаров, несших на носилках человека в бинтах.
