Юнг улыбнулся:
— Если бы я не проводил с вами большую часть времени, вы и меня бы внесли в этот список…
19
Кан долго не мог заснуть и все думал о том, что Фрейд сказал о его отношении к матери.
Ему казалось, что он снова чувствует запах сена. Ему двенадцать лет и он прогуливает школу.
Зарывшись в сено, он читал детектив «Убийца и Провидец». Это был даже не детектив, а подробная история расследования, облеченная в литературную форму. Автор утверждал, что для поимки преступника необходимы упорство и внимание к деталям.
Когда поздно вечером он вернулся домой, его встретила мертвая тишина. Мать неподвижно лежала на кровати. Мальчик остолбенел. Он с ужасом смотрел в ее мертвые глаза, в которых застыла мольба.
Ему рассказали, что на нее напали, когда она возвращалась из деревни. Разносчик, проезжавший мимо на велосипеде, нашел ее тело под деревом. Ее задушили кожаным шнуром. Сумка и туфли исчезли.
Шериф утверждал, что знает, кто виновен: за последние месяцы какой-то бродяга уже совершил два преступления по соседству. Обе жертвы были задушены и ограблены.
Расследование провели наспех. Никакого упорства, никакого внимания к деталям. Кан понял, что шериф рассчитывал только на удачу.
Кан до сих пор чувствовал запах мокрой травы на рассвете.
Он пошел на место преступления. Попытался понять, что произошло. На обочине он нашел волосы. На дороге заметил следы шин и отпечатки грязных сапог. Они вели в лес.
Там, в двухстах метрах от того места, где был обнаружен труп, он нашел платок матери.
Сегодня он смог бы снять отпечатки пальцев.
Выследить убийцу.
Он до сих пор помнил запах чернил и бумаги.
В школьной тетради он красивым почерком записал свои гипотезы. Его мать была убита в уединенном месте, там, где он нашел платок, а затем тело перенесли к обочине дороги. То есть преступник сделал все, чтобы подозрения полиции пали на бродягу.
Он прогулял школу. Он пришел к шерифу и отдал ему тетрадь.
Убийцу матери так и не нашли.
И каждую ночь Кан вспоминал взгляд, которым она, наверное, смотрела на убийцу, — взгляд, полный мольбы и отчаяния.
Он стал полицейским, чтобы забыть этот взгляд, глядя в другие глаза.
Ненавидящие глаза убийц.
Покорные глаза жертв.
Глаза их близких, полные безутешного горя.
— Черт подери, — сказал Ренцо, входя вслед за Каном в просторный лифт небоскреба Метрополитен-лайф-тауэр, — что ты молчишь как рыба?
— Я паршиво себя чувствую, — ответил инспектор.
— Ты всегда паршиво себя чувствуешь.
Пока они поднимались, двери лифта открывались и закрывались по меньшей мере десять раз. Работающие в небоскребе девушки входили и выходили, улыбаясь, а затем опуская глаза.
Девушки улыбаются, подумал Кан, потому что они сбежали с завода, из трущоб или из гетто. Они добились этого American way of life,[11] при котором получают меньше десяти долларов в неделю. Они приехали из разных стран, но одеты все одинаково: юбка до щиколоток, белая блузка и ботиночки. Их отличают только мелочи — брошка, браслет, оттенок губной помады или прическа. И если присмотреться, иногда возникает еле уловимое ощущение, что под благопристойной внешностью таится душа, покрытая синяками.
На тридцать третьем, директорском, этаже Кан и Ренцо попросили проводить их к вице-президенту Теннеру, временно исполняющему обязанности руководителя компании. Секретарша провела их вдоль лишенного перегородок пространства, где рядами тянулись десятки одинаковых деревянных столов.
— Скажи мне одну вещь, — снова спросил Ренцо. — Почему такой человек, как ты, живет холостяком? Ты видел, сколько хорошеньких женщин без обручальных колец в одном только этом здании Манхэттена?
— Ты думаешь, если бы я был женат, то имел бы больше успеха у хорошеньких женщин без обручальных колец?
— Я серьезно. Это из-за твоей матери?
— Ты что, тоже занялся психоанализом? — сказал Кан без тени улыбки.
Секретарша открыла перед ними дверь в просторный, богато обставленный кабинет, где сидела женщина лет сорока, одетая точно так же, как и все остальные служащие.
— Мы хотели бы встретиться с вице-президентом, — заявил Кан.
— Это я. Меня зовут Кэролайн Теннер.
Кан постарался скрыть удивление, упрекая себя за то, что не собрал предварительно больше информации. Вице-президент подошла, чтобы пожать им руки, и чуть не раздавила Кану пальцы.
— Простите, что заставила вас ждать, — сказала она, адресуя им дежурную улыбку. — Моя должность далеко не синекура.
— Создается впечатление, что вы платите зарплату доброй трети наемных работников Манхэттена, — заметил Кан.
— И это только начало, — с гордостью ответила Кэролайн Теннер. — Вы знаете, что согласно опросам основатель нашей компании Джон Роджерс Хегеман назван вторым самым полезным человеком Америки? Сразу после Эдисона.
Кан посмотрел на нее, пряча улыбку. Кэролайн Теннер, несомненно, считала себя «самой полезной женщиной Америки».
— Сударыня, я пришел не для того, чтобы делать вам комплименты, — сказал он. — Я собираю информацию о президенте Уилкинсе. По просьбе начальника полиции мы возобновили дело о его исчезновении. И у нас есть веские основания считать, что оно связано с исчезновением Бернарда Эмери, которого вчера нашли мертвым.
Кэролайн Теннер застыла:
— Вы хотите сказать, что президента могли убить?
— У нас появилась новая информация. Поэтому мы хотим, чтобы вы снова рассказали нам о том, что случилось вечером двадцатого августа, и о том, что делал в тот день господин Уилкинс.
— Около девяти часов вечера я зашла к нему, и он велел мне идти домой, — сообщила Кэролайн Теннер. — Он и сам не собирался задерживаться.
— Он никого не ждал?
— Нет.
— Вид у него был обеспокоенный?
— Наоборот, он пребывал в хорошем расположении духа, так как незадолго до этого получил отличный отчет о нашей работе за квартал.
— А потом?
— В одиннадцать его жена позвонила мне, потому что он не вернулся домой. Я связалась с охранником, который сказал, что Джеймс ушел в десять часов. С тех пор его никто не видел.
— Это не так, — возразил Кан. — Портье видел, как он шел пешком по Мэдисон-авеню. Обычно на углу Двадцать седьмой улицы он покупал газету у продавца «Геральд» и воздушную кукурузу для детей у входа в метро. Но в тот вечер он этого не делал.
— Значит, его похитили у самого здания?
— Похитили? Маловероятно. В это время на улице еще слишком много прохожих, — ответил Кан.
— А как же тогда объяснить его исчезновение?
— Мы думаем, что господин Уилкинс так и не вышел в тот вечер из небоскреба.
— Но как это возможно?
— Охранник и портье видели, как мимо них прошел человек в его плаще и шляпе Уилкинса. Но человек этот шел быстрее, чем всегда, и не попрощался с ними. Они лишь мельком видели его лицо.
— И еще одна деталь, — подхватил Ренцо. — Вы каждый день проходите через турникет в холле?
— Конечно.
— Механизм учитывает каждый вход и выход — для статистики. В полночь охранник проверяет количество проходов за день и записывает в тетрадь. Обычно это четное число. Но двадцать первого августа число оказалось нечетным. Хотя в полночь здание считалось уже пустым.
— Из чего следует, — заключил Кан, — что днем кто-то вошел и больше не вышел.
— Вы полагаете, — предположила Кэролайн Теннер, — что из здания вышел кто-то, кого приняли за Уилкинса?
— Именно так, — ответил Кан, кивая.
— Свидетели не могли ошибиться?
— Был случай, — сказал Кан, — когда один свидетель сообщил мне, что видел на месте преступления мужчину с собакой, а второй поклялся, что это была женщина с ребенком. Первый считал, что между выстрелом и бегством подозреваемого прошло десять секунд, а второй полагал, что две минуты. Первый слышал завывания, а второй — звуки флейты…
— Служащие видели кого-то, кто был похож на господина Уилкинса и кивнул им, — подвел итог Ренцо. — И сделали вывод, что видели именно его.
— Нам необходимо обыскать пять этажей, которые занимает ваша компания, — сказал Кан. — Причем немедленно, так как Джеймс Уилкинс может быть еще жив.
Вице-президент развела руками:
— Но как… Я же не могу в одну секунду остановить работу служащих!
Неизвестно, что больше взволновало Кэролайн Теннер — то, что в каком-нибудь шкафу найдут труп, или то, что президента спасут и ей придется спуститься вниз по иерархической лестнице.
— Ваши служащие, несомненно, станут работать гораздо продуктивнее, когда это дело будет закрыто, — заявил Кан.
— Вы явно ничего не понимаете в продуктивности, — заметила Кэролайн Теннер.
— Кстати, — невозмутимо спросил Кан, — в тот вечер вы точно ушли в девять часов?
