— А как я с ними поговорю?! — пролепетал он, попятился и сильнее прижался к Мадлен.
Казалось, что он подписал страшный приговор и себе, и девушке. Но неожиданно на помощь к ним пришел старик-incroyables.
— Оставьте вы в покое этих никчемных уродишек! — закричал он. — Я знаю, кто привел на корабль эту белую нечисть! Вот он, этот негодяй! Этот мерзавец! Который имеет наглость именовать себя графом!
Повисла пауза. Все замолчали и посмотрели на старика-incroyables. Он стоял, гордо задрав голову и вытянув вперед правую руку. Как по команде, матросы дружно повернули головы вслед за указательным пальцем старика и уставились на меня.
А я пожалел, что не бежал с Мировичем. И Марагуром. В конце концов, живут же люди и без ног.
Глава 20
Били меня долго и хладнокровно, с таким расчетом, чтоб не убить, а подольше помучить. Передо мной, как на карусели, крутились разъяренные лица матросов, самодовольная рожа старика-incroyables, равнодушные мордочки хатифнаттов, золотая маска египетской мумии с выпученными глазами, печальное личико Мадлен и широкий блин мосье Дюпара. Пару раз я заметил господина Швабрина и успел понять, что Алексей Иванович с неодобрением относится к происходящему. Но что он мог поделать один против озверевшей толпы? Какой-то матрос предложил протянуть меня под килем, и эту идею приняли с восторгом. На некоторое время, понадобившееся для необходимых приготовлений, меня оставили в покое — валяться на палубе. Потом меня обвязали канатом. При этом огрызок сосновой доски и пистолеты больно вдавились под ребра, а обыскивать меня никому не приходило в голову. Под восторженные вопли и свист меня сбросили за борт. Вода сверху была теплой — сказывалось действие не то Кронштадтской аномалии, не то природного явления, вызывавшего эту аномалию. Я начал извиваться ужом, пытаясь вынырнуть на поверхность, но канат, протянутый под кораблем, рванул меня вниз. Меня придавило к борту флейта и потянуло в темную пучину. Ниже вода была ледяной, и меня обожгло таким лютым холодом, что я мгновенно перестал ощущать боль от побоев. Я почувствовал, что превращаюсь в маленький айсберг. Не хватало воздуха, и я сдерживался из последних сил, чтобы удержать рот закрытым. Меня волочило по корабельному борту, и когда прижимало к нему лицом, я был готов поклясться, что флейт сделан не из дерева, а из неотесанного булыжника. К жуткому холоду добавилось еще и нестерпимое давление. Голову зажало гигантскими тисками, а как глаза удержались от того, чтоб не провалиться внутрь черепа и не смешаться с мозгами, вообще непонятно. Неожиданно меня рвануло в сторону и потащило почти в горизонтальной плоскости — борт закруглился, и теперь я оказался под днищем. От удара о киль из меня вышибло последние остатки воздуха. Я наглотался ледяной соленой воды, но вовремя зажал рот, чтобы не захлебнуться. Натяжение каната ослабло, я болтался в кромешной темноте где-то прямо под килем флейта. Глаза разрывались от боли, казалось, что кто-то ледяными пальцами пытается продавить их. Канат напрягся, меня перетянуло через киль, и начался подъем.
Однако поднимали меня не так быстро, как топили. Матросы тащили канат не спеша, с остановками, чтобы дать мне как следует нахлебаться морской воды. Только я заскользил вверх по борту, как мои истязатели перестали тянуть, и я застрял в ледяной воде. Я уже ничего не чувствовал от холода, но тут меня охватил ужас, потому что я еле сдерживался, чтобы рефлекторно не раскрыть рот в попытке вдохнуть, а поднимать меня не торопились. Я подумал, что меня решили убить таким образом — утопив. Но канат натянулся, и меня опять поволокли по борту. Вот и спасительный, верхний слой теплой воды. Я извивался всем телом и тянулся изо всех сил кверху. Сквозь толщу воды уже виднелись корабельные фонари, и выше — Луна и звезды, но тут движение опять остановилось. Я застрял у самой поверхности, я дергался, как сумасшедший, бился об борт. «Тяните же, сволочи!» — хотелось выкрикнуть мне. Господи, если бы они еще немного подтянули меня, то из-за морских волн моя голова хоть изредка оказывалась бы над поверхностью воды. Но нет, они хотели, чтобы я сдох на расстоянии в два фута от спасительного глотка воздуха.
Я не выдержал, мой рот открылся во всю ширь, я сделал судорожный, непроизвольный вдох, в то же мгновение из последних сил рванувшись вверх. Но канат прочно удерживал меня под водой, и вместо воздуха в горло хлынула вода, вызывая рвоту и раздирая легкие. У меня помутилось в голове. Корабельные фонари, Луна и звезды показались далекими, нездешними огнями, и уже в полуобморочном состоянии я почувствовал, как мое обмякшее тело повлекли вверх.
Меня выдернули из воды, я взвился над морем, и в воздухе меня перевернуло вниз головой. Вдруг выяснилось, что где-то на самом дне легких или желудка еще оставался малюсенький глоток воздуха, возможно, хранимый для последнего, предсмертного вздоха. Этот крошечный запас вытолкнул из легких воду, я вдохнул и закашлялся, хотелось дышать, дышать, дышать, и в то же время меня выворачивало наизнанку.
Чьи-то руки схватили меня, перетащили через борт. Я упал на палубу, и на меня снизошла такая благодать! Вот только длилось блаженство недолго. В тот же миг меня подняли, прогнали через палубу и вновь сбросили за борт. И все началось сначала.
— Ну, как? — спросил меня матрос с наколками после того, как меня в третий раз вытащили из воды и швырнули на палубу.
— Холодно, — почему-то ответил я.
— Холодно! Вы слышите, ему холодно!!! — заорал он. — Ну, сейчас мы тебя согреем!
Чтобы согреть, меня подвесили на перекладине и установили под ногами железный таз, в котором намеревались развести костер. Костровым назначили мосье Дюпара. Корригану повезло: ему предоставили, во-первых, еще один шанс сохранить жизнь свою и своей подружки, во-вторых, возможность отомстить мне за то, что его с эльфийкой выдворили из России. Впрочем, на корабле об этом не знали. А может, и знали! Может, пока я принимал освежающие ванны, мосье Дюпар рассказывал бесновавшимся матросам о том, какой я негодяй. Да, наверняка, корриган с эльфийкой соловьями заливались, обвиняя меня во всех грехах и подлостях! Ненависть ко мне — вот, что объединяло их с разъяренной толпой! Принимая участие в коллективном истязании, они становились «своими» среди разнуздавшихся матросов и тем самым спасали свои шкуры.
Толпа окружала меня. Матросы успели вскрыть бочки с вином и напиться допьяна. Между ними шнырял старик-incroyables. Он таскал за собою мумию, которая даже в эти минуты выпучивала глаза. По палубе бродили ничего не соображающие шкипер и боцман. Хьюго валялся у грот-мачты, помощник попросту спал. Хатифнатты не обращали на происходящее никакого внимания.
— Эй, ты, — окликнул меня матрос с наколками на лице. — У тебя есть шанс сдохнуть быстро и без мучений, если ты объяснишь нам, зачем ты выпустил на свободу всю эту нечисть и как загнать ее обратно в ящик. А уж мы выкинем этот ящик за борт!
— А шанса остаться в живых у меня нет? — спросил я.
— Есть, — ответил матрос. — Если выживешь, плавая в этом ящике вместе с хатифнаттами.
— Отвечай, скотина! — крикнул другой матрос и врезал мне кулаком по почкам.
На мгновение я потерял сознание. Матрос с наколками привел меня в чувство, плеснув в лицо морской водой.
— Не знаю, господа, видит Бог, я не знал, что скрывалось в этом ящике! — прошептал я. — Видит Бог, я даже не знаю, кто такие хатифнатты! Впервые в жизни вижу эти существа!
— Ага! — заорал матрос с наколками. — Он впервые их видит! Бьюсь об заклад, что они будут последними, кого ты увидишь прежде, чем отправишься к дьяволу!
Он замахнулся, чтобы ударить меня, но его руку перехватил корабельный плотник.
— Погоди.
Он был пожилым человеком, и из уважения к возрасту матрос с наколками посторонился.
— Ты, что, мистер, и впрямь не знаешь, кто такие хатифнатты? — спросил меня плотник.
— Клянусь Богом, — прошептал я.
— Толком никто ничего про них не знает, — сообщил плотник, глядя на меня снизу вверх. — Известно лишь, что они захватывают корабли, зачаровывая всех, кто пытается оказать сопротивление. Никто не знает, куда они ведут корабли. Как правило, матросам, попавшим на захваченное судно, рано или поздно удается выбраться: либо на встречные суда, либо на берег, если таковой окажется поблизости. Однажды я уже побывал в плену у хатифнаттов…
Терпение матроса с наколками лопнуло. Он хлопнул плотника по плечу и закричал:
— Ну, ладно! А то загарпунил любимого кашалота! Мы уже сотню раз слышали эту историю!
— Обожди, — настаивал плотник. — Все знают, что хатифнатты захватывают корабли, просто, чтобы плыть! Плыть — и все! Без всякой цели! И я хочу знать, зачем этот мистер выпустил их на волю? Может, ему известно еще что-то насчет того, куда они уводят корабли?
