— Сомнение?
— Да, сомнение, мой друг. Я спрашиваю себя, имел ли я право поступать так, как поступал. Мстя за свою бедную мать и несчастье всех родных, пострадавших по вине одного человека, не поддался ли я кровожадным наклонностям, которые были у меня с рождения? Я хотел бы убедиться, Бог или дьявол вселил в мое сердце эту ненависть. Если я действительно орудие воли Господней, ничто не восстанет против меня и не остановит моей карающей руки; если же, напротив, я только повинуюсь внушениям демона и поддаюсь злым наклонностям — о! — тогда Бог поразит меня и я паду, благоговея пред Его правосудием.
Индеец смотрел на молодого человека с удивлением, которого не старался скрыть.
— О, как это благородно! — прошептал он.
— Нет, только справедливо, — холодно возразил Лоран, — вероятно, Господь внушил мне эту мысль, чтобы выразить свою волю. Не станем же пытаться идти наперекор путям Божьим. Он высшая благость, как и неумолимое правосудие; предоставим тем, на кого мы готовимся напасть, этот последний шанс к спасению. Если отец Санчес покинет асиенду и направится к Панаме, не задерживайте его, пусть он будет волен поступать как ему заблагорассудится; не помогайте ему, но и не чините преград.
— Но если отец Санчес предупредит испанцев об угрожающей им страшной опасности, они примут меры. Силы их значительны, войско состоит из опытных и храбрых солдат.
— Ну и что же? Кого Господь хочет покарать, у того Он отнимает разум. Разве тебе самому это не известно? Если суждено свыше, чтобы они погибли, то помогут ли им их крепости, их оружие, их войско? Ничуть не помогут. Один Господь всемогущ, Его никто не одолеет. Согласен ты исполнить мою просьбу?
— Разве не предан я вам душой и телом, капитан? Ваша просьба для меня приказание. Клянусь повиноваться вашей воле.
— Благодарю! Больше мне сказать нечего; а теперь, друг мой, возвращаю вам свободу. Идите.
— По крайней мере, дайте себе отдых.
— Обещаю тебе это; я и сам понимаю, что мне необходимо успокоиться. До свидания.
Индеец вышел.
— Как Бог велит! — прошептал Лоран.
Он бросился на кровать, не раздеваясь, и вскоре заснул крепким сном.
Незадолго до восьми часов слуги графа, уже на лошадях и полностью готовые к отъезду, выстроились в образцовом порядке во дворе асиенды.
Шелковинка держал под уздцы лошадь своего господина; Мигель Баск, неподвижный, как бронзовая статуя, стоял во главе небольшого отряда.
На прелестных личиках доньи Флоры и ее подруги, выглядывавших из окна, сквозило любопытство.
Раздался шум шагов и звон шпор, и на крыльце появился капитан, сопровождаемый доном Хесусом Ордоньесом.
На прекрасном лице Лорана не было заметно никаких следов страшных душевных потрясений прошедшей ночи. Он был спокоен и бодр, хотя и немного бледен; великолепный наряд еще сильнее подчеркивал его красоту.
Он почтительно поклонился девушкам.
— Сеньориты, я и не смел надеяться на такое счастье, — любезно обратился он к молодым особам, — ваше присутствие служит для меня счастливым предзнаменованием.
— Мы помолимся, чтобы оно не оказалось обманчивым, — с кроткой улыбкой ответила донья Флора.
— И за ваше скорое возвращение, — многозначительно прибавила донья Линда.
— Я подожду вас здесь, чтобы вместе вернуться в Панаму, — сказал в свою очередь асиендадо.
— Решено, сеньор… Впрочем, я не задержусь в Чагресе ни на минуту дольше, чем этого потребует необходимость; дня четыре, самое большее — пять.
— У нас впереди останется целых три дня. Это даже больше, чем требуется.
— Только будьте готовы.
— Даю вам слово.
— Очень хорошо; мне пора ехать, до свидания, сеньор дон Хесус.
— Не смею задерживать вас дольше, время не терпит. Доброго пути, граф.
— Благодарю, дон Хесус. Надеюсь, что он будет действительно благополучным.
Лоран мигом вскочил в седло и поклонился дамам.
— Молитесь за путешественника, сеньориты.
— Уезжайте, сеньор, чтобы поскорее вернуться, — весело напутствовала его донья Линда.
— До скорого свидания, — прошептала донья Флора, выпустив из руки носовой платок, на лету подхваченный Лораном.
— Я буду бережно хранить этот талисман, — обратился к ней капитан, — и возвращу его вам, когда вернусь.
Раскланявшись в последний раз, он умчался во весь опор. Следом удалились и его слуги.
— Мне было бы жаль тех, кому пришла бы в голову несчастная мысль напасть на него, — пробормотал себе под нос асиендадо, — какой лихой наездник!
После этого небезосновательного заключения он вернулся в дом.
Флибустьеры торопились. Они были вне себя от радости, что наконец увидят старых товарищей, с которыми так давно расстались, что могут сбросить с себя личину, тяготившую их, пить, распевать песни, говорить открыто, не опасаясь ненавистного взгляда какого-нибудь шпиона, спрятавшегося в кустах.
Особенно радовался Мигель Баск, который терпеть не мог твердую землю, годную, по его мнению, лишь на то, чтобы выращивать на ней овощи; он хохотал во всю глотку при одной мысли о том, как славно погуляет.
Все жестоко ошибались в своих расчетах. То, что ожидало их, не носило того розового оттенка, как им воображалось.
Вот уже минут двадцать Береговые братья летели вскачь, пока наконец окончательно не потеряли асиенду из виду. Они только что въехали в ущелье между двумя высокими горами, когда увидели человек десять краснокожих воинов, скакавших к ним навстречу.
Это были индейцы валла-ваоэ, все вооруженные ружьями, как с удовольствием отметили про себя флибустьеры.
Они узнали те самые ружья, которые сами же отдали Хосе несколько дней тому назад.
Сам Хосе, вооруженный точно так же, как и его спутники, в своем самом богатом боевом наряде, ехал в нескольких шагах впереди этого небольшого отряда.
Узнав друг друга, обе группы смешались, и вскоре завязалась дружеская беседа.
— Приветствую тебя, Хосе, — сказал Лоран, — я не ожидал встретиться с тобой так скоро, мой друг.
— Мы находимся на том самом месте, где нам нужно было встретиться, — заметил Хосе, ответив на поклон капитана, — в конце этого ущелья дорога разветвляется на две. Одна уходит вправо, в сторону Чагреса, а другая круто сворачивает влево, к реке Сан-Хуан, куда мы и направляемся.
— Когда мы прибудем на место?
— Мы на полпути. Минут через двадцать мы уже достигнем места якорной стоянки флота.
— Что нового?
— Насколько мне известно, нет никаких новостей. Вот только повесили двух испанских шпионов.
— Невелика беда. Нет ли у тебя вестей о доне Санчесе?
— Никаких; а у вас?
— Я не видел его, он не присутствовал при нашем отъезде с асиенды.
