Джеймс тоже рассмеялся.
— Но ты же не собираешься меня добить?
Люси задохнулась от возмущения.
— А почему бы и нет? — Голос Кэтлин был легким и звенящим. — Не угостишь для начала чашечкой чая, как и было обещано?
— Пойду поставлю чайник, — сказал Джеймс, и они направились по длинному коридору в сторону кухни.
Люси подождала, пока стихнут шаги, и поднялась к себе в спальню. Двигалась она осторожно, стараясь не наступать на особенно скрипучие ступени. Пусть они не знают, что она в доме. Люси не хотела с ними встречаться, не хотела смотреть им в глаза, не хотела всего того, что неизбежно за этим последует.
В ней боролись сейчас две половины: одна настаивала на том, чтобы немедленно собрать чемодан и уйти из дома, например, вернуться на ферму, где все любили и жалели Люси. Другая же требовала остаться. Остаться и бороться, вот только Люси не была уверена, достанет ли ей сил это сделать.
Она легла на кровать и уставилась в потолок. В доме снова воцарилась тишина. Эти двое все еще были в кухне. Пили чай — что ж, это так по-домашнему, так благопристойно и по-английски.
Вот только адюльтер — занятие не слишком благопристойное: он ломает брак, разрушает семейный очаг, дом.
Внезапно Люси вспомнила: Джеймс ведь тоже как-то говорил об этом, обвиняя ее в том, что она изменяет ему в душе с Дэвидом. Что ж, вряд ли это стоит отрицать: в их супружеской постели всегда были трое — Дэвид незримо присутствовал там с самого первого дня совместной жизни Люси и Джеймса.
Ох, если бы только можно было вернуть те дни, начать все сначала! И почему она только сейчас поняла, что на самом деле любила Джеймса? Если б…
Люси мрачно подумала, что нет более горьких слов в английском языке, чем слова «если б только». Но вернуть безвозвратно потерянное нельзя. Прошлое остается незыблемым, и изменить в нем даже долю секунды невозможно.
Прошлое не оставляет выбора, и нам волей-неволей приходится мириться с его последствиями, а в данный момент это означало, что Джеймс провел ночь с Кэтлин. А вдруг он любит ее? Если так… Люси содрогнулась — тогда ей придется отпустить Джеймса. Удерживать его, если он любит другую, нет, об этом и речи не могло быть! Да, это будет больно, но ей придется предоставить свободу Джеймсу.
Но разве они с Кэтлин разговаривали так, как полагается влюбленным? Люси нахмурилась, вспоминая невольно подслушанные слова. Голосам их, несомненно, недоставало чувства. Признаки увлечения, обоюдная симпатия, нотки интимности… — это, пожалуй, ей удалось заметить, но только не любовь.
— Да, но как бы они вели себя, если бы любили? — сердито спросила себя Люси, однако вразумительно ответить на свой вопрос не смогла. Она всегда подозревала Кэтлин в том, что та непрочь заполучить Джеймса, но в его голосе явно не слышалось особого чувства. Если он не любит Кэтлин, Люси, конечно же, не отпустит его и будет бороться с соперницей. Она не очень-то верила, что та способна сделать ее мужа счастливым. В отличие от нее самой.
Сердце Люси встрепенулось, подобно розовому лососю, пытающемуся плыть против быстрого течения. Она мечтательно задумалась о будущем — будущем, блистательно счастливом. Если только ей удастся вернуть Джеймса…
Теперь, когда я уверена, что люблю его, наш брак будет совсем иным, решила Люси. Да, страсти в нем было более чем достаточно, но вот теплоты, сердечной привязанности, любви так не хватало. Но и они появятся, появятся обязательно теперь, когда она знает, что любит мужа.
Ох, ну почему бы ей не понять этого на день раньше? Тогда бы Джеймс не покинул ее, не поехал бы к Кэтлин, и Люси не пришлось бы лежать здесь и чувствовать себя столь несчастной оттого, что Джеймс внизу, с другой женщиной.
Господи, а если им придет в голову подняться сюда? Например, чтобы заняться любовью?
От этой мысли Люси рывком села, упершись коленями в грудь, и принялась раскачиваться взад-вперед, тихонько постанывая.
Нет, Джеймс не сделает этого. Не здесь. Не на их ложе, где они проводили каждую ночь со дня свадьбы.
Лицо Люси из белого стало пунцовым, потом снова побелело как мел и, наконец, приняло темно-розовый оттенок. Синие глаза запали. Ну надо же, услужливое воображение рисовало ей картины одну другой ужаснее — картины предательства Джеймса, избавиться от которых она не могла, поскольку мозг ее нельзя было выключить подобно телевизору.
Люси знала, как ласкает Джеймс, знала, как он при этом выглядит, какие слова шепчет в пылу страсти. Сама мысль о том, что он мог заниматься любовью с другой женщиной, совершенно выводила Люси из себя…
Снизу донесся какой-то звук, заставивший ее оцепенеть. Люси показалось, что теперь голоса раздавались на лестнице, и она свесила ноги с кровати, во все глаза уставившись на дверь.
Послышался резкий хлопок, и от этого звука Люси, нервы которой были напряжены до предела, так и подпрыгнула. Сначала она не могла понять, что произошло, но потом догадалась: то закрылась входная дверь.
Так они ушли! Люси услышала шорох шагов по гравию, звук мотора, после чего все стихло. Дом снова был в ее полном распоряжении — холодный, пустой и какой-то зачарованный.
Она подбежала к окну — машина в этот момент как раз поворачивала за угол.
Секунду Люси испытывала что-то вроде облегчения: наконец-то они убрались, и ей больше не грозила неприятная встреча.
И только потом до нее дошло, что Джеймс уехал вместе с Кэтлин, и в воспаленном мозгу Люси снова стали роиться бесчисленные вопросы, вопросы, сводящие с ума, беспощадные и ядовитые. Куда они уехали? Не к Кэтлин ли, не для того ли, чтобы начать с ней новую жизнь?
В наши дни развестись так просто — достаточно не жить вместе два года, и суд выносит нужное вам решение без каких-либо дополнительных вопросов.
Дом, вполне вероятно, отдадут ей, хотя, раз у них не было детей, суд может постановить продать его и разделить деньги пополам. Люси не слишком-то разбиралась в подобных правовых деталях, но Джеймс как адвокат наверняка знает их достаточно хорошо еще и потому, что однажды он уже разводился.
Она нахмурилась, вспоминая, как отзывался Джеймс о требованиях, выставленных Энн, — она хотела получить дом, машину и вдобавок еще крупную сумму денег. Однако Джеймсу удалось выдвинуть против нее встречный иск, но дом все равно пришлось продать, чтоб отдать ей половину вырученных за него денег. Первый брак сделал Джеймса циником.
И я все еще плачу по счету Энн, с горечью подумала Люси.
Ну ладно, ей-то от Джеймса ничего не нужно — ни денег, ни дома. Она не останется в стенах, которые стали свидетелями их супружества, — это будет слишком для нее тяжело.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
