Выше уже говорилось о том, что статусная промежуточность языкового положения клитики создает трудности ее отождествления и трудности описания. Я говорила о «центральности» клитик в эволюции языковой системы, переходящей от диффузности к «клитичности», то есть не-парадигматическому состоянию, а далее – к парадигматическому. Однако за понятием «центр» все же стоит нечто точечное и определенное, системное. Между тем сами клитики располагаются на некоей градуальной оси, состояние свободы в которой бывает большим или меньшим. Эта свобода определяется типом языка: в одном клитик мало, так как они уже создали парадигму, в другом они четко определились по отношению к «хозяину» – справа или слева, в третьем они тяготеют к определенному члену предложения, в четвертом они относительно свободны и зависят уже не от позиции «хозяина», а от строевой структуры высказывания (см. следующий раздел). Все это определяет и языковую типологию клитик. (См. предложенное недавно деление языков по этому принципу: [Циммерлинг 2002].) Наконец, внутри системы одного и того же языка сами клитики могут быть неоднородны: одни уже «приклеились», а другие – нет. Далее, все, что говорится о клитиках, как можно было уже заметить, связано и с решением самого лингвиста-кодификатора: хочет ли он считать данный элемент языка клитикой или нет. Например, являются ли клитиками отделяемые приставки в немецком языке? русское бы в сослагательном наклонении? английские частицы вроде off, up и т. д. Обычно такие вопросы решаются самими лингвистами – носителями описываемого языка. Как уже говорилось, ненкоторое единодушие царит лишь по отношению к сфере кратких форм местоимений, так называемых «прономинальных» клитик, которые традиционно считаются клитиками – для тех языков, где местоимения различают полные и краткие формы.
Итак, какой же в принципе может быть позиция клитики по отношению к «хозяину»? Как представляется, здесь возможны следующие ситуации:
• клитика примыкает к «хозяину» всегда справа, независимо от статуса «хозяина»,
• клитика примыкает к «хозяину» слева – так же независимо от таксономического статуса «хозяина»,
• клитика тяготеет к определенному члену предложения (или к определенной части речи),
• клитика свободно передвигается по высказыванию,
• клитика примыкает к одному элементу высказывания, а ее «хозяином» является другой его элемент.
В Оксфордской энциклопедии [Oxford International Encyclopedia of linguistics 2004] приводятся интересные, хотя и не верифицируемые для обычного лингвиста примеры неконтактного примыкания клитик. Так, в языке Kwakwoala показатели определенности имени примыкают к своему соседу слева, и это является показателем определенности / неопределенности для последующего за клитикой имени.
Так называемые «специальные клитики», то есть сокращенные формы вроде: He’s, My mother’s work и под., как правило, примыкают к «хозяину» слева. Ср. французский пример из Интернет-энциклопедии (MSDN-library): l’orange. Как пишут авторы, в этом примере апостроф отделяет клитику от имени. Это значит, что клитикой они считают артикль, располагающийся слева.
Интересной в просодическом плане представляется ситуация с греческими клитиками, располагающимися справа, то есть эн-клитиками ^м.: [Janse 1997]). В греческом языке при добавлении энклитики у слова-хозяина появляется дополнительное ударение
о baaxakoq ?ov и т. д. Авторитеты в области современной греческой просодии слова [Arvaniti 1992; Mussies 1971] считают, что именно этот акцент, перенесенный с энклитики, является наиболее сильным и именно он слышен в разговорной речи, тогда как первичный лексический акцент ослабляется. Особенности ударения позволяют выявить также, что в современном греческом каппадокийском диалекте относящиеся к глаголу превербальные клитики являются на самом деле просодически энклитиками по отношению к предыдущему слову, а не проклитиками по отношению к «хозяину» – глаголу, как это можно было предположить.
Наиболее подробно славянские клитики (болгарский и македонский язык) разобраны в специальной монографии Г. А. Цыхуна [Цыхун 1968], к сожалению, оставшейся, видимо, неизвестной западноевропейскому читателю. Дело в том, что болгарский язык обладает тремя рядами форм местоимений:
1) слабыми, т. е. краткими формами типа ме, те, го, му и т. п.;
2) сильными, т. е. полными, типа мене, тебе, него, нему, на него и т. п.;
3) усиленными, состоящими из сочетания первых двух форм: мене ме, тебе те, мене ми, нему му, на мене ми и т. п. [Цыхун 1968: 22].
М. Димитрова-Вулчанова также имеет ряд работ по болгарским и македонским клитикам, и она также считает, что южнославянские клитики тяготеют к глаголу. Об этом она пишет в уже упоминавшейся коллективной монографии «Клитики» [Dimitrova-Vulchanova 1999]. По ее мнению, болгарский и македонский языки в принципе отличаются от сербо-хорватского и чешского, которые являются простыми «ваккернагелевскими» языками (об этом см. в следующем разделе). В болгарском и македонском же языках клитики тяготеют не к позиции в высказывании, а к положению глагола-сказуемого[68]:
Той я видя вчера;
Видя я вчера.
Хотя на самом деле определить «хозяина» в этих языках сложно:
Той го купи;
Купи го;
Книгата му беше дадена
[Dimitrova-Vulchanova 1999: 89—90][69].
Естественно, что из славянских языков наиболее подходящими для «клитиковедов» были болгарский и македонский языки, как правило (до работы Г. А. Цыхуна), не различавшиеся исследователями в типологическом плане. Однако, применяя некую операционную процедуру (возможность / невозможность замены конструкции с клитиками, например: виждам го – него виж-дам – виждам го него – эта структура отмечена, а няма го – него няма – няма него – не отмечена в современной болгарской прозе), он приходит к выводу, что у болгарского и македонского языков существует ряд типологических различий между собой[70]. Прежде всего отмечается некий вид «классности» в македонском языке при постановке клитики при имени, а именно: существование клитики дательного падежа, которая употребляется при именах «терминах родства, названиях частей тела, абстрактных понятий типа ум, душа и др.» [Цыхун 1969: 87]. То есть в македонском литературном языке возможны такие модели конструкций с именами родства: ма]ка му, ма]ка му негова, неговата ма]ка, ма]-ката негова. Болгарский язык в этом отношении более толеран-тен к лексическому «хозяину», см.: Взех балтона му; Той посрами името му; Взех му балтона, но и там «местоименная клитика дат. падежа сочетается только с членной формой имен существительных (или прилагательных, если конструкция развернута: кни-гата ми, хубавата ми книга), исключение составляют имена существительные – термины родства, ср.: майка ми, но старата ми майка» [Цыхун 1969: 81]. Как видно, абсолютно иную модель представляет собой конструкция с русским «посессивным дательным»: Я им сосед; Слуга царю, отец солдатам. В этом случае дательный является чем-то вроде сентенциального дополнения, а не только приименным дополнением-посессивом, поскольку нельзя сказать, например, Им сосед пришел. Однако все-таки сходную ситуацию для балканских славянских языков отмечает и Г. А. Цыхун: «Возможна своеобразная нейтрализация функций местоименной клитики дат. падежа, ср. Писмата му взех, где краткая форма в равной степени может рассматриваться как входящая в именную (писмата му) и глагольную (му взех) конструкцию» [Цыхун 1969: 88]. Как и в других языках, о которых говорится в настоящем разделе, определенность имени (в частности, объекта) оказывается мощным фактором, определяющим дистрибуцию клитик. В частности, многократно описываемая южнобалканская местоименная реприза в македонском и болгарском языках встречается тогда, когда прямое дополнение имеет показатель определенности [Цыхун 1968: 111]. См. у него: «Обычно не получают репризы имена существительные, имеющие согласованное определение, выраженное неопределенным местоимением типа болг. един, някой, и т. п., мак. еден, некой, хотя в македонском литературном языке нередки примеры типа Еден бран го истргна еден морнар» [Цыхун 1968: 112]. И тут, однако, можно видеть типологические различия: в македонском языке реприза является универсальным средством, демонстрирующим объект, а в болгарском при имени с предлогом на она факультативна.
Напротив, относительно свободное положение клитик можно видеть на примере болгарского си, которое, несомненно, является клитикой [Rå Hauge 1999]. По своему значению и своей функции в высказывании эта клитика близка к русскому себе в предложениях типа: Обедать пора, а он себе читает; Страшная сцена разыгрывается, а я себе улыбаюсь; Шумно, а ты все себе играешь, однако абсолютного семантического совпадения здесь нет. См. приведенные болгарские примеры:
