Това си е моя работа;
Дискусията си беше интересна;
Нашата селска река е малка. И пак си я обичам;
Те и досега си живеят в Добрич;
Аз пък си мислях че нямаш чувство за хумор;
Но то и без това си ясно, че си немяш срам и т. д.
Ограничением здесь часто является требование одушевленности субъекта при глаголе в высказываниях с си. И именно это требование – наличие анимированного субъекта – мы наблюдаем и в русских примерах с себе (см. выше).
Об относительной свободе положения болгарских клитик пишет И. Петкова-Шик [Петкова-Шик 1997: 50]: «Дателното клитично местоимение заема различни позиции не само в границите на именната фраза, към която се отнася, но и вън от нея». По ее мнению, клитичные местоимения имеют статус сентенциального топика, именно поэтому они не встречаются в объектной позиции (справа) при финитном глаголе:
Иво видя мене/*ме,
Иво помага на мене/*ми.
Однако особенностью болгарского и македонского языков является проклитическое положение клитик при глаголе: см. примеры Г. А. Цыхуна (болг.): Мене ми мъчи жажда; На него всички му правят път и под. Замечательно, что, согласно последним наблюдениям А. А. Зализняка [Зализняк 2004: 50—51], клитика ся в древнерусский период тяготела к препозиции по отношению к глаголу, то есть по современной южнославянской модели; в дальнейшем она становится в постпозицию и переходит в аффиксы глагола, как это имеет место в современном русском языке. В грамотах (как берестяных, так и пергаменных) наблюдается двойное ся. В «Слове о полку Игореве» оно представлено дважды: Вежи ся Половецкии подвизашася; А древо с(я) тугою къ земли преклонилос(я) [Зализняк 2004: 53]. Таким образом, позиция клитик по отношению к «хозяину» может на протяжении языковой эволюции меняться, с одной стороны, и различаться в языках близко родственных, с другой.
В уже упоминавшейся работе Дж. Клэвэнс [Klavans 1985] автор предлагает избегать термина «хозяин», а заменять его несколькими характеристиками, а именно – «сфера клитизации» (domain of clitization) и фонетическое примыкание (liaison). Непосредственная связь с «хозяином» ею обозначается как precedence (before / after). Таким образом, сфера клитизации, например, для романских клитик – это глагол, для английской специальной клитики, показателя генитива, сфера клитизации – это именная фраза, а фонетическое примыкание может от сферы клитизации отличаться и т. д.
В тех случаях, когда представлены «слабые» (то есть полные, но слабо ударные) местоимения, являющиеся логической формой (LF) клитик (см. выше эту концепцию: [Laenzlinger, Shlonsky 1997]), они всегда примыкают к своему «хозяину», которым часто бывает и местоимение: Je les ai conduits.
Однако вопрос о проблеме «хозяина» при выяснении позиции клитик неотделим по сути от выяснения позиции данного словосочетания в высказывании в целом, то есть словосочетания: «хозяин» + клитика (см. следующий раздел). Он неотделим и от проблем диахронической типологии или даже просто типологии. Между тем в зарубежной лингвистике распространены две дескриптивные презумпции, на самом деле затрудняющие какое бы то ни было ясное решение проблемы:
1) Предлагаемая классификация, как это принято считать, должна быть универсальной. Это как будто бы позитивная презумпция, но это значит, что для иллюстрации развиваемых положений привлекаются «на равных» языки малоизвестные и потому примеры из них широкому читателю-лингвисту, как правило, непонятны. Можно даже подозревать, что малоизвестные языки в известной степени «спасают» такосономические затруднения, которые в данном случае слишком очевидны.
2) Авторы ограничиваются рамками только одного высказывания. Между тем влияние текстовой нагрузки и контекста охватывает также и языки с «жестким» порядком слов[71]. Так, например, известно, что в романских языках клитики тяготеют к глаголу, но не понятно, почему один из приведенных в статье примеров [Riemsdijk 1999] оказывается невозможным (вероятно, модальный глагол в качестве глагола не идентифицируется):
Lo voglio fare;
*Voglio lo fare;
Voglio far lo.
Подробное исследование клитик в германских и романских языках предложено А. Кардиналетти [Cardinaletti 1999]. Замечая, что проклитики примыкают к «хозяину» менее тесно, чем энклитики, А. Кардиналетти строит различие между романскими и славянскими языками через отношение к глаголу-сказуемому как хозяину-опоре. Так, в романских языках клитики теснятся к глаголу, а в славянских они более свободны:
Иван гаjе често читао; Често гаjе Иван читао;
Читао гаjе Иван често [Cardinaletti 1999: 36].
Внутри самих романских языках, по наблюдениям Кардиналетти, французский отличается от итальянского тем, что клитика во французском языке может быть отделена от инфинитива.
Саму идею введения клитик А. Кардиналетти связывает в романских языках с семантикой референта. Так, в итальянском языке в 3-м л. єд. ч. клитики могут относиться к не-человеческому референту, а местоимения в полных формах этого не могут. Во французском языке клитика также связывается с неодушевленностью референта. Например, глагол acheter не сочетается с полной формой местоимения, но только с клитикой, так как субъект здесь одушевлен, а объект – нет.
Все это наводит на мысль, что так называемые полные формы местоимений на самом деле состоят из нескольких частей (партикул?), из которых одна относится собственно к местоимениям (это и есть клитика?), а другие служат для выражения неких других семантических категорий.
К подобной мысли приближается и Кардиналетти, предполагая, что клитики выражают некую «пустую» категорию (empty category) пока еще неясной семантики и потому, собственно, они и сами могут быть основанием синтаксического узла – быть heads [Cardinaletti 1999: 49].
Однако попытка понять, что же выражает на самом деле «фраза» полного неклитичного местоимения (см. раскрытие тайны «Я»), насколько можно судить, еще не предпринималась. (См. выше, однако, соображения Р. Якобсона о разложимости je + go, je + mu [Jakobson 1933].)
Обнаружение в германских языках двух классов местоимений – слабых и сильных, различающихся ударностью, А. Кардиналетти считает большим достижением лингвистики последних лет. И в германских языках, как и в романских, сильные (полные) местоимения относятся только к человеческому (human) референту. Правда, особенность немецкого языка в том, что местоимения с индексом + human могут занимать любую позицию, а местоимения с индексом – human могут занимать только позицию внутри предложения и не могут быть в изоляции, в начале высказывания, в сочинительной конструкции и следовать за сентенциальным наречием. Немецкому языку как особому языку Европы А. Кардиналетти уделяет большое внимание. А именно: традиционно принято считать, что в немецком языке нет оснований для постулирования двух классов местоимений. Их позиции совпадают с существительным:
a. Ich glaube, dass Maria ihn gestern gesehen hat;
b. Ich glaube, dass Maria den Hans gesehen hat [Cardinaletti 1999: 49].
Но, однако, по этому поводу существует ряд возражений. Во-первых, такое местоимение, как es «displays clitic-like behavior». Во-вторых, положение за субъектом обязательно для безударных местоимений, но факультативно для именных групп и «полноударных» местоимений:
a. *dass Maria gestern ihn gesehen hat;
b. dass Maria den Hans gesehen hat;
c. dass Maria IHN gesehen hat [Cardinaletti 1999: 49].
Далее. Если во французском и нидерландском сильные местоимения соотносятся с человеческими существами, а слабые —
и с теми, и с другими, то интерпретация местоименных различий в немецком другая: +human могут занимать любую синтаксическую позицию, в то время как -human может занимать только специфическую позицию внутри clause: они недопустимы в позиции вправо от сентенциального наречия, в инициальной позиции, они не могут выступать в качестве союза, а также в изолированном виде. Например:
a. Er hat gestern wohl eingeladen;
b. Er hat wohl SIE eingeladen;
c. SIE hat er gestern eingeladen;
d. Er hat sie und ihre Freunde eingeladen;
e. Wen hat er eingeladen? SIE [Cardinaletti 1999: 54].
В этой связи можно сказать нечто сходное и о русском языке. Во-первых, ударность (то есть, проще говоря, выделенность через громкость) бывает трех типов:
• ударение в слове (см. греческие данные);
• ударение в словосочетании;
• ударение во фразе в целом.
Несомненно, что разные авторы, занимавшиеся клитиками, оперировали этими разными степенями акцентной выделенности, так сказать, на равных правах, что метатеоретически недопустимо. Считается общеизвестным, что русский язык не знает клитик, кроме бы, хотя А. А. Зализняк [Зализняк 2004] вводит в оборот достаточно большое число клитик, деля их по рангам; при этом ранг с числом Х + 1 всегда стоит правее клитики с рангом Х. Вводится следующий перечень клитик, встречающихся, в частности, в «Слове о полку Игореве» (в скобках указывается их ранг): же (1), ли (2), бо (3), ти (4), бы (5), ми, ти, ны (6), мя, ся (7), еси, есвѣ, еста (8).
